Октавия никогда не пользовалась высоким покровительством, чтобы обрести власть, и к своему влиянию прибегала исключительно для нужд государства и граждан. В 43 году до н. э. она упросила брата помиловать Тита Виния, имя которого оказалось внесенным в проскрипционные списки.

Судьба продолжала быть несправедливой к Октавии — в 23 году до н. э. умер ее сын Марцелл, которого Октавиан прочил в свои преемники. Боль этой потери навсегда осталась в сердце Октавии. Однажды Вергилий читал свою поэму «Энеида»; шестая часть ее, по рассказу Светония, «произвела сильнейшее впечатление на Октавию, присутствовавшую при чтении. Говорят, что она, услышав стихи о своем сыне — Ты бы Марцеллом был! — лишилась чувств, и ее с трудом привели в сознание». Чтобы утешить сестру, Октавиан воздвиг портик Октавии и театр Марцелла.

Плутарх уточняет:

«Антоний оставил семерых детей от трех жен, и лишь самый старший из них, Антилл, был казнен Цезарем. Всех прочих приняла к себе Октавия и вырастила наравне с собственными детьми. Клеопатру, дочь Клеопатры, она выдала замуж за Юбу, самого образованного среди царей. Антония же, сына Фульвии, возвысила настолько, что если первое место при Цезаре принадлежало Агриппе, а второе сыновьям Ливии, то третьим был и считался Антоний».

Умерла Октавия в 11 году до н. э., до последних дней окруженная заслуженным уважением и любовью римлян. Октавиан похоронил ее в мавзолее Августа и воздал сестре «величайшие почести» (Светоний). Он провозгласил Октавию богиней; поставил «ее имени храм подле центральной площади Коринфа» (Павсаний).

Судьба потомков Октавии также интересна. Ее внучка Мессалина прославилась небывалым развратом. А вот в дочери Мессалины повторились все черты нашей героини; она была столь же добродетельна и уважаема согражданами. С мужем правнучке Октавии не повезло еще больше: ей достался самый ужасный человек в римской истории — император Нерон. Звали правнучку тоже Октавия…

Ливия Друзилла происходила из знатного рода, который придерживался старинных республиканских традиций. И потому, как ни странно, родственники будущей жены Октавиана Августа (которая станет матерью императора Тиберия, бабкой, прабабкой, прапрабабкой всех императоров династии Юлиев — Клавдиев) находились во враждебных отношениях с Гаем Юлием Цезарем и его наследником.

Отец и первый муж Ливии приняли сторону убийц Цезаря — Брута и Кассия; участвовали в судьбоносной битве при Филиппах. После поражения республиканцев отец Ливии, Марк Ливии Друз Клавдиан, покончил с собой. Ее муж, Тиберий Клавдий Нерон, участвовал в Перузийской войне на стороне Луция Антония и Фульвии. После поражения и в этой войне Ливия вынуждена была бежать вместе с мужем.

«Кого может удивить переменчивость судьбы и превратность дел человеческих? — рассказывает об этом эпизоде жизни Ливии Веллей Патеркул. — Кто может надеяться на обладание противоположным тому, что он имеет? Кто не боится обратного тому, что он ожидает? Ливия, дочь знатного и мужественного человека Друза Клавдиана, по происхождению, честности и красоте первая из римлянок (ее мы впоследствии увидели супругою Августа, а после причисления Августа к богам — его жрицей и дочерью), бежала тогда от оружия Цезаря, своего будущего супруга, с будущим сыном Цезаря Тиберием Цезарем на руках, двух лет от роду, будущей опорой империи, и, спасаясь от солдатских мечей, с единственным спутником, чтобы надежнее скрыть бегство, по бездорожью достигла моря и была переправлена в Сицилию».

На острове, который находился под властью Секста Помпея, Ливия надолго не задержалась. Ее гордый муж, по замечанию Светония, «оскорбленный тем, что здесь его не сразу допустили к Сексту Помпею и не признали за ним права на фаски[5]… перебрался к Марку Антонию в Ахайю».

В Греции семью Тиберия Клавдия по-прежнему преследовали беды. Светоний рассказывает, что однажды, покинув Спарту, они подверглись «смертельной опасности, когда лес со всех сторон вдруг вспыхнул пожаром и пламя подобралось к путникам так близко, что опалило Ливии волосы и край одежды».

После заключения в 40 году до н. э. Брундизийского мира между Октавианом Августом и Антонием политические беглецы получили амнистию. Вернулась в Рим и Ливия с мужем, и это был конец ее первого брака. Август сразу влюбился в бесподобно красивую и обладавшую редкостным умом Ливию. Он немедленно развелся со своей женой Скрибонией, якобы «устав от ее дурного нрава», и тут же предложил руку и сердце очаровательной Ливии. Императора не смутило то обстоятельство, что невеста уже имела мужа и маленького сына и находилась на шестом месяце беременности.

Впрочем, приличия ради, он справился у понтификов о возможности заключения брака во время беременности. Те услужливо ответили, «что если бы имелось сомнение, то брак пришлось бы отложить, но если беременность была точно установлена, то для заключения брака нет никаких препятствий. Возможно, они действительно нашли это среди постановлений предков, но, конечно, они сказали бы то же самое, даже если бы ничего не нашли. Ее муж сам выдавал жену замуж, как это делает отец; и на свадебном пиру произошел следующий случай. Один из мальчиков-шутов, которых женщины держат рядом с собой для развлечения, как правило, обнаженными, видя Ливию, возлежащую на одном ложе рядом с Цезарем, и Нерона на другом с мужчиной, подошел к ней и сказал, показывая на Нерона: „Что ты здесь делаешь, госпожа? Твой супруг возлежит вон там“». Вскоре после свадьбы Ливия родила сына. «В народе много сплетничали об этом и, среди прочего, говорили: „У счастливчиков дети рождаются через три месяца“; и это высказывание стало пословицей» (Дион). Народная молва утверждала, что к рождению второго ребенка Ливии причастен Октавиан Август, но принцепс знал, что это не так. Ему нужна была только Ливия, но не ее дети: малолетнего Тиберия и только что родившегося Друза Август отослал в дом прежнего мужа возлюбленной и предпочел о них забыть. Однако у Ливии были иные планы относительно своих детей от первого брака…

В отношениях с женщинами Октавиан Август был большим проказником, и даже женитьба на женщине своей мечты существенно не поменяла его образ жизни.

Об этом мы читаем у Светония.

«Что он жил с чужими женами, не отрицают даже его друзья; но они оправдывают его тем, что он шел на это не из похоти, а по расчету, чтобы через женщин легче выведывать замыслы противников. А Марк Антоний, попрекая его, поминает и о том, как не терпелось ему жениться на Ливии, и о том, как жену одного консуляра он на глазах у мужа увел с пира к себе в спальню, а потом привел обратно, растрепанную и красную до ушей, и о том, как он дал развод Скрибонии за то, что она позволяла себе ревновать к сопернице, и о том, как друзья подыскивали ему любовниц, раздевая и оглядывая взрослых девушек и матерей семейств, словно рабынь у работорговца Торания. Антоний даже писал ему по-приятельски, когда между ними не было ни тайной, ни явной вражды: „С чего ты озлобился? Оттого, что я живу с царицей? Но она моя жена, и не со вчерашнего дня, а уже девять лет. А ты как будто живешь с одной Друзиллой? Будь мне неладно, если ты, пока читаешь это письмо, не переспал со своей Тертуллой, или Терентиллой, или Руфиллой, или Сальвией Титизенией, или со всеми сразу, — да и не все ли равно, в конце концов, где и с кем ты путаешься?“».

Ливия снисходительно относилась к мимолетным увлечениям мужа и даже сама подыскивала ему объекты для развлечений. «Сладострастным утехам он предавался и впоследствии, — пишет Светоний, — и был, говорят, большим любителем молоденьких девушек, которых ему отовсюду добывала сама жена». Умная женщина понимала, что всегда приходится чем-то жертвовать, чтобы добиться главного.

Август бесконечно ее уважал и ценил за ум. Он очень старался соответствовать жене и больше всего боялся прослыть глупцом в ее глазах. Порой его отношения с женой доходили до смешного: «Даже частные беседы, даже разговоры со своей Ливией в важных случаях он набрасывал заранее и держался своей записи, чтобы не сказать по ошибке слишком мало или слишком много» (Светоний).