Наконец, обновится в этот период и общество с государством. Прекратит свое существование власть светская, мирская. Поскольку людьми станет править Сам Бог, а власть будет предана Им Самим народу, постольку станет излишним институт государей-правителей, хотя бы и из среды самих верующих, даже для отмщения злым и похвалы добрым, ибо добрыми будут все. Утеряют всякую практическую надобность и силу такие человеческие институты, как право, закон, налоги и налогосборщики. Новые святые – избранники Божьи станут владеть имуществом уничтоженных злых, распоряжаясь им с такой степенью свободы, что золото и серебро опротивеет им. Гуситские священнослужители–хилиасты обещали крестьянам: «Вы не будете платить господам оброков по 5-6 раз в году, как теперь, не будете вынуждены скрываться от них по домам, лесам, ямам под землей, не будут господа вас драть и гнать; напротив, все их «дедины» (вотчины), рыбники, луга и леса окажутся в вашем распоряжении».

Не трудно понять, что такая форма проповеди хилиазма оказала огромное влияние на гуситское движение, бросила искры земной революции в самые широкие народные крестьянские массы и подтолкнула их к вооруженной борьбе с феодальными институтами – церковью и монархией. Пожар захватил всю Центральную Европу. Его не могли погасить десятилетия. Церковь, хотя и одержала победу, но вышла из этого испытания обессиленной, а феодализму был нанесен такой урон, от которого он так и не оправился до конца своих дней.

Революционная идеология гуситов в эсхатолого-хилиастических одеяниях нашла свое второе рождение в призывах анабаптистских лидеров и вождей крестьянской войны в Германии (Томаса Мюнцера, Иоанна Лейденского, Николаса Шторка и др.) в следующем, шестнадцатом столетии. Как пишет М. Элиаде, «у протестантов возврат к изучению подлинной Библии, страстная борьба с «Антихристом», сидящим на римском престоле, невольно наталкивали на хилиастическое толкование известных мест Апокалипсиса (20:3-8). Под впечатлением мистических откровений, которые получали экзальтированные души, реформа Церкви представлялась неполной, возникали мечты о более радикальных преобразованиях. Такие помыслы нашли особо благоприятную почву у анабаптистов. Аугсбурское и Гельветическое исповедания осудили хилиазм, но хилиазм виден у Кромвеля в речи, когда он закрыл Беребонский парламент, у Натаниэля Эолиана (1578), флорентийца Пацция (1592), у некоторых пророков при Людовике XIV, Пьера Пуаре (1687), у нидерландца Серария, у лабадийцев, у Дж. Мида, у Джейн Лед, у Томаса Бернера, у Лафатера, у протестантских теологов 19 в. (Гофман, Делич, Тирш, Эбрар и др.)».145 Но особенно ярко, конечно же, хилиазм проявился в учении анабаптистов.

Своими корнями анабаптизм восходит к истокам Реформации, к учению «отцов» Реформации – М. Лютера и Ж. Кальвина, провозгласивших новую доктрину спасения. Согласно господствовавшей столетия в духовной жизни народов Западной Европы католической доктрине, для человека, чьи прародители согрешили и тем самым попали под власть смерти и дьявола, искупление грехов, а, значит, спасение от смерти и дьявола возможно, ибо его грехи взял на Себя Иисус Христос, однако реализация этой возможности зависит исключительно от самого человека, а точнее от его отношений с церковью, ибо спасение совершается именно этой организацией – посредником между верующим и Богом, ее служителями, которые одни только распоряжаются Божьей благодатью. В связи с этим католическая церковь разработала точные, формализованные средства и способы спасения: верующий во всем должен подчиняться требованиям церкви, ходить к исповеди, каяться в грехах и получать от священника, которому он кается, отпущение грехов, освобождающее его от огня в аду, ходить к причастию, перед смертью успеть собороваться, а после смерти на всякий случай родственники его должны будут заказывать заупокойные мессы. Таким образом, согласно католической доктрине, любой грешник мог надеяться на спасение, если только он покается перед смертью и завещает свое имущество на заупокойные мессы, лучше всего церкви.

Реформаторы отвергли католическое учение о спасении делами, противопоставив ему свое учение о спасении верой. Они учили, что грехопадение есть повреждение Божественной природы человека, в результате чего свободная воля навсегда оказывается полоненной грехом и потому сама уже самостоятельно не может быть направлена к Богу. Человек поэтому не в состоянии исполнить Божий закон. Он – абсолютный грешник, и от этого ему не уйти. Воля его – порабощенная грехом, не может участвовать в спасении, а последнее никоим образом не зависит от человеческих усилий. Оно стало возможным в результате смерти Спасителя, который умер за грехи людей. И то, что он уже умер за людей, освобождает их от дальнейших усилий. Спасение состоит не в том, чтобы превратить грешника в праведника, что недостижимо, а в признании грешника оправданным. Спасение не даруется за заслуги, ибо какие могут быть заслуги у бесконечно и абсолютно греховного человека, оно дается даром. От человека требуется лишь принять этот дар, т. е. поверить. В этом и заключается его оправдание – оправдание верой (sola fide). Другими словами, человек принципиально не в состоянии исполнить Божий Закон. Последний есть то отражение, в котором мы открываем свою абсолютную греховность. И по закону, и по делам своим все люди осуждены. Однако жертва, принесенная Спасителем во имя людей, отменяет действие закона, а люди спасаются не исполнением этого закона и своими делами, а делами, совершенными Спасителем, и оправдание людей зависит не от выполнения закона, а одной только верой.

Отсюда следовало, что ни усилия самого человека не ведут к спасению, ибо это усилия того, кто пожелал спастись, ни действия церкви, ибо это тоже действия человеческие.

Этот теологический вывод, касающийся, казалось бы, сугубо богословского вопроса о формах и средствах спасения, в действительности имел огромные социально-политические последствия, перевернув всю Западную Европу, породив антифеодальные выступления, буржуазные революции, капиталистические отношения, современную науку и образование, институты политической демократии и т.д. Сами «отцы» Реформации, конечно, не стремились к революционным, радикальным изменениям в обществе. Более того, их позиция, особенно Мартина Лютера, была весьма осторожной, нередко консервативной и даже реакционной, прежде всего в таких вопросах, как вопрос о взаимоотношениях церкви и государства, о принципах отношения к власти и т.д. Консерватизм решения этих вопросов «отцами» Реформации был в первую очередь связан с их социально-политическими взглядами, которые были весьма и весьма осторожными. Именно анабаптисты начали борьбу с консервативными тенденциями в протестантизме, выступили с радикальными для того времени требованиями освобождения Церкви от государства, за защиту религиозной толерантности и религиозного плюрализма, за социальное, наконец, равенство. Протест некоторых из них нередко принимал хилиастические формы, соединялся с протестом масс против дальнейшего усиления эксплуатации и обнищания.

Название анабаптистов, или перекрещенцев (от греческого баптизо — погружаю в воду, крещу водой) было дано им их протестантскими оппонентами и критиками за то, что анабаптисты выступили против сохранившейся у последователей Лютера и Кальвина традиции крещения детей и стали заново крестить тех, кто приходил к ним. Такое крещение их оппоненты и противники и рассматривали как перекрещенство. Однако идеологи анабаптизма твердо стояли на необходимости такого перекрещивания. Впрочем, за формальным спором о том, в каком возрасте необходимо совершать таинство крещения, скрывались более глубокие споры о взаимоотношении Церкви и государства. Если анабаптисты выступали против подчинения Церкви государству, то их критики, напротив, отстаивали обратную позицию.

Впервые анабаптистские идеи высказал один из ближайших учеников Лютера Николай Шторк, весьма известная личность того периода. Исходя из учения своего учителя – Мартина Лютера о том, что человек оправдывается исключительно через искупительные заслуги Иисуса Христа, которые усваиваются каждым отдельным христианином при условии веры в Спасителя, Николай Шторк логическим путем пришел к заключению о том, что крещение младенцев не освобождает их от первородного греха со всеми его последствиями, ибо в момент крещения они не имели сознательной веры в Иисуса Христа, важность которой определяется тем, что «вдохновение, ниспосланное свыше, озарение внутреннего существа человека светом истины должны определять поведение христианина». А поэтому, утверждал Н. Шторк, необходимо заново совершать крещение над всеми взрослыми христианами, так как совершенное над ними в младенческом возрасте крещение не действительно. При этом Н. Шторк и его последователи ссылались на практику первых христианских общин, которые, по их словам, не допускали крещения младенцев. Этот новый догмат и послужил причиной отделения от последователей Лютера известного в истории религии течения «анабаптизма» — предвестника современного баптизма.