Тася вышла замуж сразу после выпускного бала, и ее дочери было уже 15 лет. Девятиклассница Оля обо всем имела собственное мнение и высказывала его с юношеской безапелляционностью, прямо в глаза. С матерью они были, скорее, как подруги, и часто жарко спорили.

- Что, Оля под влиянием Ахматовой опять тебе концерт устроила? - понимающе спросила Ника. - Завидую твоему терпению.

- Это надо сказать спасибо моему контингенту, такую закалку мне дали, что на десять дочек хватит! Блин, отвели бы в парке пару площадок для курения! А то только запрет-знаки всюду прихренячили, как в карцере!

- Площадку еще оборудовать надо, - пояснила Лиля, - скамейки, урны с песком, да место выбрать такое, где дым никому не помешает. Хлопотно! А табличку прикрутить - минутное дело.

- Дискриминация, - ворчала Ника, - нарушение наших прав! А если мы целый день в парке?

- У меня уже уши, как у Чебуратора! - заржала Тася. - Да, Оля учит "Реквием" вслух, с ремарками: "Мама, ты слышишь? И после этого ты еще там работаешь?!". А когда я ей покупаю новый смартфон или крутой скейт, она не возражает! Да разве я смогла бы ее каждое лето в Анапу отправлять, если бы работала не во ФСИН, а, скажем, продавцом в универмаге?

- А что Гена - платит алименты? - спросила Лиля.

- Да какие там, к свиньям собачьим, алименты с его зарплаты мэнээса в той академии? - фыркнула Тася. - Тьфу и растереть, а туда же - академией называются! Домушка времен царя Гороха, ремонта с брежневских времен не было, окна только на одгной грязи держатся, сидят там два калеки с половиной за три копейки, про пестики и тычинки читают! Академики! А гонору-то! придет раз в месяц, притащит пару шоколадок "две по цене одной" и пальцы растопыривает: я ученый, я умный-разумный, а ты темная, неграмотная! Хоть я и темная, и диплома у меня нет, но я себя с дочкой содержу, и Олька моя в школу не в "секонде" ходит. А на его алименты и хомяка не прокормишь. Больше пафоса, чем тех алиментов, смех один!

- После моей статьи им ремонт обещали, - напомнила Ника, - неужели еще не сделали?

- Обещали, к 18 году, перед чемпионатом все подлатают, может быть. Да ну его, академика фигового! Лиль, этот писатель что - все ездит к вам?

- Ездит, - улыбнулась Лиля, - пишет о творческих деятелях, живших в Мариенбурге, и в августе проведет творческий вечер в библиотеке и встречу со школьниками из литературного кружка...

- Не столько со школьниками, сколько с тобой, - авторитетно заявила Тася, - а симпатичный парень, я его часто по телеку вижу, даже "Культуру" ради него начала смотреть...

- Ты давай лучше про Ахматову, чем про мужиков, - попросила Ника, - а то в прошлый раз мне мозги проела с Гершвиным, теперь за Лильку принялась!

- Странные вы, девки, - развела руками Тася, - если бы мне попался такой кадр, я бы не зевала! Но ко мне вечно не г..., так д... липнет. А у вас такие кавалеры! У тебя - крутой адвокат, у Лильки - брендовый писатель, а вы фыркаете!

- А может, нам пока это не нужно, - Ника подошла к кофейному автомату. - Хотите кофе?

- Спрашиваешь тоже! - в один голос откликнулись Лиля и Тася.

Смакуя мокаччино с двойной порцией сахара, Тася удивлённо посмотрела на подруг, пивших эспрессо без сахара:

- И как вы это пьете? Я как-то попробовала кофе без сахара, так в глотку не лезет!

- Обыкновенно пьем, ртом, - отшутилась Ника. - Ну, а ты что отвечаешь Оле, когда она клеймит позором твоих коллег из двадцатого века?

- Я, конечно, сталинских тюремщиков не оправдываю, - подумав, сказала Тася, - сама читала, времена были зверские. Но где бы оказались охранники из "Крестов", если бы приняли передачу у той же Ахматовой без разрешения или дали бы ей свидание с сыном без разрешения следака?

- В соседней камере.

- Ну вот. Тогда приходилось выбирать: или остаться человеком, или остаться на свободе, - Тася закурила сигарету "Петр Первый", едва дождавшись, когда они выйдут за ворота. - И, к сожалению, многие предпочитали лучше сволочами стать, чем на нары сесть. И не потому, что были сволочами от природы, а потому, что и за близких своих боялись. Тогда ведь так было: человек проявил неблагонадежность - загребают всю семью. Взрослых - по тюрьмам, детей - в детдом... Не знаю, как бы я себя вела, зная, что, если меня посадят, Оля в детдоме окажется, - честно призналась Тася. - А вы?

- У нас нет детей.

- Значит, вы людьми остались бы.

- А ты? - вопросительно посмотрела на нее Ника.

- Думаешь, я никогда инструкций не нарушаю, если жалко становится какую-нибудь дурочку? - призналась Тася. - Другие за конвертик или за борзого щенка элитным зекам привилегии делают, а я ни копейки у распальцованных не взяла, имела я их в виду. Барыньки обтрюханные. Я им не лакей в ресторане, и чихала я на их пальцы растопыренные. А если вижу, что человек сдуру или по ошибке попался, или какая-нибудь несчастная мать последние копейки отдает, чтобы дочке передачу собрать и в очереди с валидолом сидит, я же не бессердечная... Лина мне говорит... помнишь Линку?

- Забудешь такую! - фыркнула Ника.

- Ну вот, она мне говорит? "Смотри, мать Тереза, возьмут тебя за шиворот, если будешь на работе толстовщину с достоевщиной разводить!". Ах ты, думаю, твою мать, какая праведница нашлась! Рассказала бы я про нее кое-что, да я ведь не доносчица! Значит, за конвертик можно и инструкцию нарушить, а человеком быть нельзя? Так что, девчонки... Живи я в те годы... Может, я потихоньку лишнюю передачу для Лёвушки взяла бы у Ахматовой. Или письмецо передала бы. Матерей мне всегда жалко. Олька думает, что я ее третирую, а я просто боюсь упустить ее. Свои дети будут, поймет меня!

*

Театр на Фонтанке

В антракте они поднялись в буфет. Пока Тася и Оля стояли в очереди, Лиля полистала программку сегодняшнего спектакля, стоявшую на столике:

- Ника, послушай отзывы зрителей: "Спектакль разделил мое мировосприятие на "до" и "после"!

- Пиар, - усмехнулась Ника, - небось, сами эти отзывы и пишут. Многие уже смотрели фильм Авербаха, и никакой Америки тут не откроют.

- Но первое действие впечатляет.

- Даже слишком. По-моему, актеры переигрывают. Шура - типичная клиентка Бехтеревки. Павел - какой-то психастеник. Люба - как малолетняя гопница с Лиговки...

- О, Ника в ударе, - смеющаяся 15-летняя Оля пославила на стол поднос с чашками и тарелочками. - Всем ярлыки раздала!

- Вероника Викторовна, - поправила идущая следом Тася.

- Я сама попросила Олю звать меня по имени; отчество добавляет мне лет десять.

- Балуешь мне девку. Лиль, тирамису не было, взяли чизкейк. Ничего?

- Ничего. Как вам первое действие?

- Да ну, - Тася взяла круассан. - Как мой контингент, когда под психов косят, чтобы на больничку попасть. Слишком уж вибрируют. Я таких симулянток насквозь вижу. Как жена Гуськова в "Гараже".

- Маме надо работать консультантом в кино, учить актеров, как правильно играть психов, - заметила длинноногая рыжеволосая Оля, лакомясь "корзиночкой" с клубничным кремом. - Она считает, что лучший псих в кино - Томми Ли Джонс в "Захвате".

- А чем тебе "Гараж" не нравится? - спросила Лиля. - Хотя я тоже считаю, что такие страсти из-за железной коробки - сродни истерике из-за лабутенов...

- Не знаю, что хотела сыграть Немоляева, - ответила Тася, - временное помешательство, или попытку разжалобить коллег и хоть так выбить гараж для своего подкаблучника, но я ни на минуту не верю, что у героини действительно крыша поехала. Всегда над этой сценой ржу до усрачки...

- Приятного аппетита, мамахен!

- Скажу одно, любая трамвайная воровка симулирует шизу лучше, чем жена Гуськова, - припечатала Тася. - А про спектакль... С жиру эти сестрички бесятся. Нет у них проблем, так они их придумывают, чтобы не скучать у мамы под крылышком.

- А когда ты в семье с 20 лет за мужика-добытчика, - подхватила Ника, - учишься на вечернем отделении, а днем машины моешь и бегаешь с подносом в "Макдоналдсе", а ночью еще и газету верстаешь, и надо еще вовремя курсовые работы сдавать и учить билеты, тут уже некогда сопли распускать от несчастной любви!