Какое-то время раздраженный суперинтендент пыхтел и покашливал на заднем плане. Но сейчас он не выдержал и стукнул кулаком по столу.

— Довольно! — рявкнул Хэдли. — Нам сейчас не до лекций. К тому же говорить собирался мистер Петтис, так что… — При виде усмешки на лице доктора Фелла он добавил более спокойно: — Фактически я хотел расспросить вас как раз о вчерашнем субботнем вечере.

— И о призраке, который навестил беднягу Гримо? — насмешливо осведомился Петтис.

— Да… Сначала, всего лишь для проформы, я должен попросить вас рассказать о ваших передвижениях вчера вечером. Особенно, скажем, от половины десятого до половины одиннадцатого.

Петтис поставил стакан. Его лицо вновь стало обеспокоенным.

— Вы имеете в виду, мистер Хэдли, что я… все-таки под подозрением?

— Призрак назвался вашим именем. Разве вы этого не знали?

— Моим именем? Господи, конечно нет! — Петтис вскочил с кресла, как лысый чертик из табакерки. — Сказал, что он — это я? О чем вы? — Он сел и стал слушать объяснения Хэдли, теребя манжеты и галстук.

— Поэтому если вы не опровергнете это, отчитавшись в ваших вечерних передвижениях… — Хэдли достал записную книжку.

— Вчера вечером мне никто об этом не рассказывал, хотя я приходил в дом Гримо после того, как его застрелили… А до того я был в Королевском театре.

— Конечно, вы можете это доказать?

Петтис нахмурился:

— Не знаю, но искренне на это надеюсь. Я могу рассказать вам содержание пьесы, хотя вряд ли это что-то доказывает. Думаю, у меня где-то остались обрывок билета и программка. Но вы, наверное, хотите знать, встретил ли я кого-либо из знакомых? Боюсь, что нет, разве только кто-то видел меня и запомнил. В театре я был один. Понимаете, каждый из моих немногих друзей, так сказать, движется по своей колее. Как правило, мы точно знаем, кто где находится — особенно в субботу вечером, — и не пытаемся менять орбиту. — Он хитро подмигнул. — Мы — разновидность респектабельной, чтобы не сказать консервативной, богемы.

— Это могло заинтересовать убийцу, — заметил Хэдли. — Что же это за орбиты?

— Гримо всегда работает… прошу прощения, никак не могу примириться с мыслью, что он мертв… всегда работал до одиннадцати. После этого его можно было беспокоить сколько угодно — он ночной человек, сова, — но не раньше. Бернеби всегда играет в покер в своем клубе. Мэнген проводит время с дочерью Гримо — как, впрочем, большинство вечеров. Я хожу в театр или в кино, но не всегда. Так что я — исключение.

— Понятно. А что вы делали после театра? Когда вы вышли оттуда?

— Около одиннадцати или чуть позже. Мне было тревожно. Я решил заглянуть к Гримо и выпить с ним. Ну… вы знаете, что произошло. Миллс рассказал мне. Я попросил предоставить мне возможность повидать вас или любого, кто ведет расследование. Прождав внизу долгое время и никого не дождавшись, — в голосе Петтиса послышались сердитые нотки, — я отправился в лечебницу навестить Гримо, но, когда пришел туда, он уже умер.

— А почему вы хотели повидать меня?

— Я был в пивной, когда этот тип, Флей, произнес свою угрозу, и думал, что могу чем-нибудь помочь. Конечно, тогда я был уверен, что в Гримо стрелял Флей, но сегодня утром прочитал в газете…

— Одну минуту! Насколько я понимаю, тот, кто выдал себя за вас, имитировал вашу манеру речи, обращения и так далее, верно? Очень хорошо! Тогда кто в вашем кругу (или за его пределами), по-вашему, мог бы это осуществить?

— Или хотел, — резко добавил Петтис.

Он откинулся на спинку кресла, стараясь не помять складки брюк. Нервозность явно уступала место любопытству — абстрактная проблема заинтриговала его. Соединив кончики пальцев, Петтис устремил взгляд в одно из окон.

— Не думайте, что я пытаюсь уклониться от ваших вопросов, мистер Хэдли, — кашлянув, сказал он. — Откровенно говоря, мне никто не приходит в голову. Но эта загадка беспокоит меня, помимо опасности, которая мне в каком-то смысле угрожает. Если вам покажется, что мои идеи страдают чрезмерной изощренностью или являются обычной чепухой, я предложу их доктору Феллу. Предположим, чисто теоретически, что я убийца.

Петтис с усмешкой посмотрел на Хэдли, который сразу выпрямился.

— Не волнуйтесь, я же сказал «предположим». Я отправляюсь убивать Гримо в каком-то нелепом маскарадном костюме (кстати, я предпочел бы совершить убийство, чем расхаживать в нем на людях). Ладно, допустим. Но считаете ли вы вероятным, чтобы я назвал этим молодым людям собственное имя?

Он сделал паузу, постукивая пальцами.

— Это на первый, поверхностный взгляд. Но проницательный следователь ответил бы: «Да, умный убийца мог бы так поступить. Это был бы самый эффективный способ одурачить всех, кто пришел к поспешному выводу. Он слегка изменил голос — ровно настолько, чтобы слышавшие его вспомнили об этом впоследствии, — и говорил как Петтис, так как хотел, чтобы люди подумали, будто это был не Петтис». А вам такое приходило в голову?

— О да, — с улыбкой отозвался доктор Фелл. — Я подумал об этом в первую очередь.

Петтис кивнул:

— В таком случае вы должны были найти ответ, который оправдывает меня в любом случае. Будь я убийцей, я не стал бы изменять свой голос. Если бы слушатели с самого начала приняли его за мой, потом у них могло не возникнуть сомнений, на которые я рассчитывал. Но я допустил бы маленькую оговорку в своей речи — сказал бы что-нибудь необычное, абсолютно не свойственное мне, что бы запомнили наверняка. Однако этого посетитель не сделал. Его имитация была настолько безупречной, что освобождает меня от подозрений. Принимаете ли вы простую или изощренную версию, я все равно могу заявить о своей невиновности либо потому, что я не дурак, либо потому, что являюсь таковым.

Хэдли засмеялся, переводя взгляд с Петтиса на доктора Фелла, а потом сказал:

— Вы друг друга стоите. Мне нравятся такие выкрутасы. Но скажу вам по опыту, мистер Петтис, что преступник, который вытворит такое, быстро угодит за решетку. Полиция не станет размышлять, дурак он или нет, а отправит его на виселицу.

— Как вы отправили бы меня, — осведомился Петтис, — если бы смогли найти убедительное доказательство?

— Вот именно.

— Ну… по крайней мере, это откровенно, — сказал Петтис, хотя ответ ему явно не понравился. — Могу я продолжать? Вы сбили меня с толку.

— Конечно, продолжайте, — вежливо отозвался суперинтендент. — Мы можем воспользоваться идеями даже умного человека. Что еще вы намерены предложить?

Был ли этот укол сознательным или нет, результат получился неожиданным. Петтис улыбнулся, но его взгляд стал неподвижным, а лицо казалось еще более костлявым.

— Полагаю, что идеи вам не помешают, — согласился он. — Даже те, до которых вам следовало бы додуматься самому. Позвольте привести один пример. Вас — или другого полицейского — цитировали во всех утренних газетах по поводу смерти Гримо. Вы объясняли, как убийце был необходим свежий нетронутый снег для его трюка с исчезновением, что бы этот трюк собой ни представлял. Он не сомневался, что в субботу вечером будет снегопад, спланировал все в соответствии с этим и ждал, пока снег не прекратится, чтобы привести план в действие. В любом случае убийца мог рассчитывать на снегопад. Это верно?

— Я действительно говорил нечто в этом роде. Ну и что?

— Думаю, вы должны были помнить, — спокойно ответил Петтис, — что прогноз погоды на вчерашний день не обещал никакого снега.

— О, Бахус! — воскликнул доктор Фелл после паузы и со стуком опустил кулак на стол. — Отличная работа! Я об этом не подумал. Хэдли, это все меняет!

Петтис расслабился, достал портсигар и открыл его.

— Конечно, вы могли бы заявить, что убийца рассчитывал на снегопад именно потому, что прогноз погоды его не обещал. Но в таком случае именно вы проявили бы изощренность на грани комического. Я бы не заходил так далеко. По-моему, прогноз погоды стал объектом такого же количества несправедливых насмешек, как телефонная служба. Правда, на сей раз они дали маху… но это не имеет значения. Вы мне не верите? Загляните во вчерашние вечерние газеты, и увидите сами.