— Нет. — Мэнген остановился у стола, тяжело дыша. — Но вам лучше поспешить в дом Гримо. У Дреймена что-то вроде апоплексического удара. Нет, он не мертв, но в скверном состоянии. Дреймен пытался связаться с вами, когда это произошло… Он постоянно твердит о ком-то в его комнате, фейерверках и дымоходах.

И вновь три человека с напряженными до отказа нервами ожидали в гостиной. Даже Стюарт Миллс, стоя спиной к камину, время от времени прочищал горло, что приводило Розетт в ярость. Эрнестина Дюмон молча сидела у огня, когда Мэнген привел доктора Фелла, Хэдли, Петтиса и Рэмпоула. Лампы были потушены, тусклый дневной свет проникал сквозь кружевные занавеси, а тень Миллса заслоняла угасающее пламя в очаге. Бернеби уже ушел.

— Вы не можете повидать мистера Дреймена, — заговорила мадам Дюмон. — С ним сейчас доктор. Все произошло так внезапно. Вероятно, он помешался.

Розетт с присущей ей кошачьей грацией мерила шагами пол.

— Я не могу этого выносить, — сказала она, повернувшись к вновь прибывшим. — У вас есть хоть какие-то предположения? Вы знаете, как был убит мой отец, и кто его убил? Ради бога, скажите что-нибудь — хотя бы обвините меня!

— Лучше вы расскажите нам, что случилось с мистером Дрейменом и когда это произошло, — спокойно отозвался Хэдли. — Его жизнь в опасности?

Мадам Дюмон пожала плечами:

— Вполне возможно. Его сердце… Он потерял сознание и все еще не пришел в себя. Не знаю, выживет ли он. И мы понятия не имеем, что послужило причиной…

Миллс снова откашлялся. Его застывшая улыбка выглядела жутковато.

— Если вы, джентльмены, подозреваете… э-э… грязную игру, можете выбросить это из головы. Как ни странно, мы все в состоянии снова подтвердить это, так сказать, попарно. Я имею в виду, что сейчас те же самые люди находились вдвоем, что и вчера вечером. Я и пифия, — он отвесил поклон в сторону Эрнестины Дюмон, — были наверху в моем маленьком кабинете. Насколько я понимаю, мисс Гримо и наш друг Мэнген были здесь…

Розетт вскинула голову:

— Вам лучше выслушать все с самого начала. Бонд говорил вам, что Дреймен сначала спустился сюда?

— Нет, я ничего им не рассказывал, — проворчал Мэнген. — После этой истории с пальто я хотел, чтобы кто-нибудь подтвердил мои слова. — Он круто повернулся; на его висках напряглись мышцы. — Это произошло около получаса назад. Розетт и я были здесь вдвоем. Я поцапался с Бернеби — ну, как всегда… Все кричали и спорили из-за пальто, а затем разбежались по углам. Бернеби ушел. Дреймена я не видел вовсе — утром он не покидал своей комнаты. Но недавно он вошел сюда и спросил меня, как ему связаться с вами.

— Вы хотите сказать, что он что-то обнаружил?

— Или хотел, чтобы мы так думали, — фыркнула Розетт. — Дреймен вошел сюда, как обычно, натыкаясь на стены, и спросил, как найти вас. Бойд осведомился, что случилось…

— Он вел себя так, словно… ну, открыл нечто важное?

— Да, пожалуй. Мы оба чуть не подпрыгнули…

— Почему?

— Вы бы тоже так сделали, если бы были невиновны, — холодно произнесла Розетт, потирая ладони, словно они замерзли. — Мы спросили, в чем дело. Он помялся и ответил: «Я обнаружил, что у меня в комнате кое-что пропало, и это напомнило мне что-то, о чем я позабыл вчера вечером». Потом он начал нести какой-то вздор о подсознательной памяти. Все сводилось к какой-то галлюцинации — якобы, когда он лежал в кровати вчера вечером, приняв снотворное, кто-то вошел в его комнату.

— Перед… преступлением?

— Да.

— И кто же это был?

— В том-то и дело, что он либо не знал, либо не хотел говорить, а может, все это ему просто приснилось. Вероятно, так оно и было. Когда мы стали его расспрашивать, он похлопал себя по лбу и заявил: «Право, не могу сказать». Боже, как я ненавижу людей, которые не желают объяснить, что они имеют в виду! Мы оба вышли из себя…

— Да нет, Дреймен — неплохой старикан, — вмешался Мэнген, которому явно было не по себе. — Черт возьми, если бы я не сказал ему…

— Не сказали что? — быстро спросил Хэдли.

Мэнген сгорбился, мрачно уставясь на огонь:

— Я сказал: «Ну, если вы так много обнаружили, почему бы вам не подняться на место преступления и не попытаться обнаружить что-нибудь еще?» Конечно, я был сердит. Дреймен с минуту молча смотрел на меня, потом ответил: «Пожалуй, я так и сделаю. Лучше убедиться» — и сразу же вышел. А минут через двадцать мы услышали грохот, как будто кто-то падал с лестницы… Понимаете, мы не покидали комнату, хотя… — Он внезапно осекся.

— Можешь продолжать, — равнодушно сказала Розетт. — Мне все равно. Я хотела проскользнуть следом за Дрейменом и понаблюдать за ним, но мы этого не сделали. А через двадцать минут услышали, как он ковыляет вниз по лестнице. Потом, когда он, очевидно, шагнул на последнюю ступеньку, раздался звук падения. Бойд открыл дверь, и мы увидели, что Дреймен лежит, согнувшись пополам. Его лицо было искажено, вены на лбу вздулись и посинели. Конечно, мы тут же вызвали врача. Дреймен не мог ничего объяснить — только твердил о «дымоходах» и «фейерверках».

Эрнестина Дюмон оставалась неподвижной, не отрывая взгляда от огня. Миллс нервно шагнул вперед.

— Если вы позволите мне продолжить повествование, — сказал он, — я, возможно, сумею заполнить пробел. Конечно, с разрешения пифии…

— Ба! — воскликнула женщина. Ее лицо было в тени, но Рэмпоул видел, как сверкнули ее глаза. — Неужели вам всегда нужно говорить глупости? Пифия то, пифия это… Отлично! Я в достаточной степени пифия, чтобы знать: ни вы, ни моя малютка Розетт не любили бедного Дреймена. Господи, да что вы понимаете в людях? Возможно, Дреймен немного сумасшедший, возможно, он ошибается или одурел от снотворного, но он хороший человек, и, если он умрет, я буду молиться за его душу.

— Я могу… э-э… продолжать? — осведомился Миллс.

— Вы… э-э… можете, — передразнила мадам Дюмон и умолкла.

— Пифия и я были в моем кабинете на верхнем этаже — напротив кабинета доктора Гримо. И дверь снова была открыта. Я перебирал какие-то бумаги и видел, как мистер Дреймен поднялся и вошел в кабинет…

— Вы знаете, что он там делал? — перебил его Хэдли.

— К сожалению, нет. Он закрыл за собой дверь. Я не могу даже предположить, чем он мог там заниматься, так как ничего не слышал. Через некоторое время он вышел в состоянии, которое я могу описать только как нестабильное…

— Что вы под этим подразумеваете?

Миллс нахмурился:

— Увы, сэр, я не могу выразиться более точно. У меня создалось впечатление, что он перенес сильное физическое напряжение. Не сомневаюсь, что это явилось причиной обморока, поскольку налицо были явные признаки апоплексического удара. Осмелюсь поправить пифию — его сердце тут ни при чем. Могу добавить кое-что, о чем еще не упоминалось. Когда мистера Дреймена подняли после удара, я заметил, что его руки и рукава покрыты сажей.

— Снова дымоход, — пробормотал Петтис, а Хэдли повернулся к доктору Феллу.

Рэмпоул испытал легкое потрясение, обнаружив, что доктора нет в комнате. Как правило, люди его габаритов не могут исчезать незаметно, но Феллу это удалось, и Рэмпоул догадывался, куда он исчез.

— Идите за ним, — быстро сказал Хэдли американцу. — И посмотрите, не готовит ли он одну из своих чертовых мистификаций. А теперь, мистер Миллс…

Рэмпоул слышал вопросы Хэдли, выходя в темный холл. В доме было так тихо, что, когда он поднимался по лестнице, телефонный звонок заставил его вздрогнуть. Проходя мимо двери комнаты Дреймена наверху, Рэмпоул слышал внутри тяжелое дыхание больного и тихие шаги на цыпочках, а сквозь приоткрытую дверь видел лежащие на стуле саквояж и шляпу врача. На всем этаже не было света, и царила такая тишина, что снизу четко доносился голос Энни, отвечающей на телефонный звонок.

В кабинете было сумрачно. Несмотря на снегопад, слабый красноватый свет заходящего солнца проникал сквозь окно, поблескивая на гербе и скрещенных рапирах над камином и увеличивая в размерах тени белых бюстов на книжных полках. Казалось, по комнате бродит призрак Шарля Гримо — полуученого-полуварвара, как и его кабинет. Обширное пустое пространство на стенной панели, где должна была висеть картина, усмехалось в лицо Рэмпоулу. Стоя неподвижно у окна и опираясь на трость, доктор Фелл в своей черной накидке смотрел на закат.