Я часто пользовался для поездки во Францию именно этим путем. Делал так. В Женеве садился в трамвай или пригородный поезд и через двадцать минут сходил в одном из небольших французских городков - Аннмассе или Сен-Жюльене. А иногда пользовался прогулочным пароходом, курсирующим между Лозанной и курортами французского берега Женевского озера.
На поездах или пароходах местного сообщения таможенной, тем более паспортной пограничной проверки пассажиров не было. А оказавшись во Франции, я превращался из местного жителя в пассажира дальнего следования и без препятствий садился на скорый поезд Эвиан - Париж; французские пограничники его не контролировали. (Иное положение создалось с началом войны, тогда границы заперли крепко.)
В назначенный день, и на этот раз легко миновав границу, я прибыл поездом в Париж. На одном из бульваров, в условленном месте, я сел на скамью, протер очки, развернул немецкую газету. Рядом с собой положил книгу. По этим знакам меня должны были опознать. Время еще не подошло, и я ждал, рассматривая рекламные столбцы и поглядывая на прохожих.
Точно в условленное время ко мне подошел высокий средних лет мужчина в хорошо сшитом костюме. Он появился неожиданно, сбоку, в двух шагах от меня.
- Простите, вы не возражаете, если я сяду? - спросил он по-французски с сильным акцентом.
- Пожалуйста, - ответил я.
Мужчина сел на скамью по ту сторону от меня, где лежала книга. Брюки на его ногах натянулись, остро выступили худые колени. Мы обменялись словами пароля. Человек назвался Колей, - как и сообщалось из Парижа.
- Будет лучше, если мы с вами погуляем, - сказал он.
Мы сели в его машину, которую он (как я позже узнал, бывший танкист) отлично водил, и поехали к западной окраине Парижа. Навстречу нам непрерывным потоком двигались велосипедисты, сопровождаемые автомобилями с рекламными надписями. По обеим сторонам шоссе скопились тысячи кричащих людей - здесь проходил последний этап ежегодной велосипедной гонки "Тур де Франс".
Коля свернул с шоссе, и вскоре мы очутились на прекрасной лесной лужайке. Вокруг не было ни души.
Мой новый знакомый был вежлив и очень сдержан в разговоре. Можно было заключить, что этот человек много видел, много пережил, хотя ему трудно было дать более сорока пяти лет. Густые черные волосы уже тронула седина. Желтоватое лицо казалось растрескавшимся от множества морщинок. Прозрачные, почти водянистые глаза смотрели холодно и как-то отрешенно. Мешки под глазами показывали, что он, по-видимому, нездоров.
- А знаете, по вашей наружности и не догадаешься, что вы занимаетесь конспиративными делами, - неожиданно сказал Коля. - Этакий преуспевающий, солидный буржуа. Отлично! Вам таким и надо быть.
Речь зашла о цели моего вызова. Отныне, по указанию Центра, мне надлежит выполнять только задания Коли. Встречаться будем в Париже, о днях и месте наших свиданий тоже договорились. Если возникнут какие-либо изменения, Коля заранее известит меня почтой. Все сообщения я должен передавать лично ему, Коле.
Вернулся я в Женеву с конкретным заданием, которое предстояло выполнить во время поездок по Италии.
Центр интересовался переброской итальянских войск в Испанию для генерала Франко. Чтобы получить достоверные сведения, пришлось несколько раз побывать в фашистской Италии. Приезжал я туда по коммерческим делам, как владелец картографического агентства: в Италии было немало подписчиков Геопресса, в том числе такая крайне правая газета, как римская "Темно", с редактором которой я не однажды вел деловые переговоры. Иногда я появлялся в этой стране как ищущий развлечений турист.
Полезные деловые связи я поддерживал с итальянским министерством авиации. Еще в Германии мной были изданы справочник и карты воздушных сообщений в Европе, и я считался знатоком в этой области. Мне доводилось летать самолетами итальянских авиакомпаний в Грецию, Турцию, в тогдашнюю итальянскую колонию Додеканес в Эгейском море, в Тунис. Однажды фирма "Фиат" пригласила принять участие в первом рейсе авиационной линии Турин - Лондон. В Риме меня познакомили с генералом авиации Теруцци, статс-секретарем министерства авиации, и он как-то пригласил меня на прием, устроенный самим дуче (Муссолини занимал одновременно пост министра авиации).
Таким образом, некоторые влиятельные лица так или иначе содействовали моим поездкам по стране.
По заданию Коли я осмотрел несколько портов. В Специи на рейде стояли три итальянских военных корабля. Шла погрузка солдат и вооружения.
Гуляя по набережной, я поглядывал на бухту, по которой скользили прогулочные лодки с отдыхающими. Видимо, приметив, что я иностранец, ко мне подошел молодой бородатый рыбак-итальянец и предложил покатать в лодке. Это как раз меня устраивало.
- Что там за корабли? - спросил я рыбака, когда он сел за весла. Нельзя ли взглянуть поближе?
- Вот те, на рейде? Да это миноносцы и крейсер. Второй день тут стоят... А вы, синьор, наверно, португалец или бразилец?
- Почему вы так решили? - Вопрос рыбака удивил меня.
- Да лицом вы похожи на кого-нибудь из них, - сказал простодушный парень. - И выговор у "вас, как у португальца.
Я не стал возражать, пусть думает, что я португалец.
Мы подплыли совсем близко к стоящему на якоре огромному кораблю. Это был крейсер "Джованни делле Банде Нере". Нас окликнули с палубы: "Беппо, с кем ты?" Вахтенный матрос оказался приятелем моего рыбака Беппо. Тот ответил, что вот-де катает в лодке туриста, синьора из Португалии. К своему удивлению, я услышал приглашение подняться на палубу. Должно быть, чернорубашечникам захотелось похвастаться перед иностранцем. Нам показали весь корабль. Поговорив с матросами, я узнал, что крейсер скоро уйдет к Балеарским островам, в порт Пальма на острове Мальорка, для участия в морской блокаде республиканских городов.
Целью другой моей поездки был город Неаполь, который я посетил тоже под видом туриста. Центр имел сведения, что из Неаполитанского порта на испанский фронт скрытно перевозятся германские воинские части. Предстояло это проверить.
Сначала из Неаполя я предпринял чисто туристскую экскурсию на остров Капри. На палубе прогулочного судна, в буфете, я разговорился с соседкой, оказавшейся немкой. Эта миловидная барышня сопровождала больную мать, которой врач предписал для укрепления нервной системы прогулки по морю. Обе недавно пережили большое горе - смерть мужа и отца. Отец девушки был известный немецкий генерал, оппозиционно настроенный к нацистскому режиму. Его убили в 1933 году вместе с другими недовольными офицерами.
Прогуливаясь по палубе, мы долго беседовали. Девушка рассказывала о себе, семье, с ненавистью говорила о Гитлере и нацистских порядках. Я нарочно в разговоре мешал серьезное с пустяками, желая ненавязчиво выяснить, что она за человек. Конечно, мне не хотелось упустить случая: девушка была бы очень полезна для работы в Германии. Но она могла оказаться и немецкой разведчицей. И все-таки я рискнул. Правда, меня сначала насторожила ее поспешная готовность работать против Германии. Все-таки родина...
Я записал адрес девушки, себя, разумеется, не назвал. Проверить, та ли она, за кого себя выдает, - это дело Центра. В дальнейшем я уже ничего не слышал о судьбе дочери казненного генерала.
Возвратившись с Капри в Неаполь поздним вечером, я отправился в шикарный ночной бар. Здесь любили бывать иностранцы.
Я сел за столик, заказал ужин, бутылку вина и стал наблюдать. Вскоре в зал ввалилась шумная компания молодых людей, говоривших на чистейшем немецком языке. Парни были в штатской одежде и старались произвести впечатление, будто они просто подгулявшие туристы, искатели приключений. Но их выправка, этакая выпирающая наружу четкость движений и та особая солдатская галантность, с которой эти молодчики ухаживали за женщинами легкого поведения, тотчас подсевшими к их столикам, выдавали их с головой. Прислушиваясь к разговорам солдат в штатском, я установил: завтра утром они отбывают в Сицилию. На рассвете я был уже в порту, поджидая вчерашних подгулявших парней. Они появились, и теперь их было вдвое больше. Я купил билет на то же судно, что и немцы.