— Да, — девушка становится еще более высокомерной. Она носит яйцо дракона, и ей надеяться больше не на что.

— Да, — юноша печален. Его драконица носит его яйцо — и даже ценою своей жизни он не сможет купить жизнь ни своей возлюбленной, ни их потомству…

— Смерть, — громко и отчетливо произносит Красный дракон недрогнувшим голосом. Произносит торжественно. Девушка — его единственная дочь…

Она чуть улыбается юноше, старательно больше ни на кого не смотрит, решительно идет к краю обрыва и камнем летит вниз. Ей должно разбиться о скалы. Но через несколько метров жажда жизни пересиливает — она превращается в дракона. Дракона, который может, подставив крылья ветру, взлететь высоко-высоко.

Юноша выжидает. Если она примет решение бежать, он обратится в дракона и погибнет, чтобы дать ей уйти… Попытается погибнуть, чтобы попытаться дать ей уйти…

Но драконица, складывает крылья — и падает. Потому что для дракона нет ничего священнее приказа.

Тереза очнулась от своих мыслей, только когда услышала всхлипывания — мама плакала.

— Мама, прекрати! — встревоженно заговорила она. — Больных нельзя нервировать. Тем более тех, кто лежит в неврологии. Я же именно в этом отделении нахожусь?

— Прости, дорогая, больше не буду. Просто мы все очень испугались, — мама взяла ее руки в свои и прижалась к ним лицом.

— Я не хотела, — пробормотала Тереза.

— Ничего, ничего… — Анна Яковлевна отпустила ее и потянулась за телефоном. — Подожди, мне надо позвонить.

— Мам, ночь на дворе. Все спят.

— Я только мальчикам — они все равно не спят. И еще Владимиру отзвонюсь, он очень просил. Остальным — завтра.

— Кто просил?

— Тереза, — насмешливо протянула мать, — твой молодой человек принесся из Москвы. Двое суток сидит в Питере, периодически дежурит у твоей постели. Переживает, утешает меня, успокаивает твоих сыновей, очаровывает Марью Ивановну — нашу домработницу. Тебе это ни о чем не говорит?

— С ума сойти… — Тереза хотела развести руками, но тело ее еще не очень слушалось. Тогда она стиснула зубы — и все же удалось пошевелить руками. — Но если Марья Ивановна не устояла, тогда… Тогда звони.

Потом Анна Яковлевна пробралась на пост, постаравшись никого не разбудить, и взяла тонометр измерить дочери давление. Оно было в норме.

— Мама, — попросила Тереза, — принеси мне завтра ноутбук? Или бумагу с ручкой.

— Ты с ума сошла? — всплеснула руками мать. — Какой ноутбук, какая бумага? Ты же болеешь!

— Мама, я же не собираюсь нервничать. Всего лишь попишу, чтобы отвлечься. Это гораздо полезнее, чем размышлять о том, что мой брак распался…

— Тереза, тебе нельзя нервничать.

— Вот видишь! Значит, мне лучше размышлять о драконах, чем о реальной жизни. О реальной неудавшейся жизни…

— И как это — о драконах? — Анна Яковлевна посмотрела на дочь оценивающим взглядом доктора.

— Я книжку пишу, получается симпатично… Хочешь почитать?

— Ты же знаешь, я сказок не читаю. Возраст не тот, — привычно отрезала профессор медицины.

— Ладно, — и мать увидела, как огорчилась Тереза.

Анна Яковлевна не прочитала ни одной книги из тех, что издала или написала Тереза за все это время. Она принципиально не тратила время на литературу, без прочтения которой можно было обойтись. А тем более фантастику, которая отвлекала от реальности. Дочь это всегда принимала как должное. Или, мать это сейчас поняла, — делала вид, что принимала…

— Слушай, если книга еще не написана, — пошла на попятный Анна Яковлевна, — как же я ее буду читать?

— По главам, — Тереза была так довольна, что Анна Яковлевна снова почувствовала отголосок вины, ведь можно было сделать над собой усилие и порадовать дочь уже давно. — Начало книги уже написано, у меня развитие героев никак не получалось. Но теперь я поняла, что там должно быть. Как там должно быть. Я увидела небо во сне… Их небо… Свободное.

Тереза быстро шла на поправку. И ноутбук, и листы бумаги с ручкой ей все-таки выдали. Взамен она клятвенно обещала не нервничать, выполнять все предписания врача и выписаться только тогда, когда ее отпустят — не раньше.

Мать, сильно смущаясь, призналась, что опять вмешалась в отношения дочери с супругом — теперь в смысле раздела имущества. Каялась насчет квартиры, но предложила свою, то есть отцову взамен. Тереза успокаивала ее — вопрос с квартирой ее мало волновал. Купит она себе квартиру — свою собственную… Конечно, обидно было что любовница мужа будет возлежать на ее кровати… Но, с другой стороны, Терезы была уверена, что регулярные кошмары и испорченная нервная система как результат девочке обеспечены. Это были нехорошие мысли, но они приносили покой, ощущение мирового порядка и справедливости, поэтому Тереза их не прогоняла. Самого же Александра к ней и не пускали, слава Богу.

Настораживало Терезу другое. С тех пор как к ней стали приходить посетители — Владимир, верные друзья, переживающие за нее коллеги, ее сыновья, — она вдруг поняла, что ни с кем не хочет общаться. Не то чтобы у нее ухудшалось самочувствие, нет. Этого не было, да и врач сразу бы отменил визиты. Но Тереза ловила себя на мысли, что ее тяготят люди вокруг. Что она радуется лишь тогда, когда все уходят — и можно остаться наедине со своими мыслями. Мыслями, текстами, раздумьями…

Книга про драконов продвигалась вперед даже не огромными шагами — галопом. Терезе иногда казалось, что ей кто-то все это диктует. Она жаждала ничего не забыть, не упустить. А люди вокруг… Люди только мешали и отвлекали.

Дети и мама были растерзаны угрызениями совести. Причем настолько, что приняли как должное Владимира. Сам Зубов жил в поездах и самолетах, лишь бы только увидеть ее, помолчать рядом и подержать ее за руку. К ней также приходили друзья, которые хотели поддержать и помочь…

Но Терезу раздражали все. Она снова чувствовала себя виноватой. Они к ней со всей душой — а ей этого не надо… Хочется только, чтобы все оставили в покое. Дали подумать, как же, какой сделать финал в книге про драконов, как расписать продолжение в книге…

Терезе хотелось на волю. В одиночество. Туда, где нет никого. В ее свободное небо.

Только как же ей все это объяснить людям? Людям, которые ее любили?

Пять месяцев спустя.

— Добрый день, дорогие друзья! — ведущий источал энергию подобно взорвавшейся атомной станции. Глаза бешено горят, голос звенит. Не человек, а ядерный взрыв… Странно, когда они общались полчаса назад, до начала эфира, молодой человек производил впечатление вполне вменяемого. Владимир приехал на телевидение дать интервью в честь выхода нового сериала.

— Сегодня третье сентября и у нас в гостях молодой актер театра и кино… — ведущий даже стал захлебываться от восторга, — Владимир Зубов! Добрый день, Владимир!

— Добрый день.

— Кстати, я представил вас «молодой актер»… Как вы относитесь к тому, что вас так называют?

Зубов хотел ответить, что это лучше, чем, например, «любимец публики», но выдохнул и протянул небрежно:

— Вы знаете, на сегодняшний момент мне это льстит…

— Это замечательно. Но пора уже, наверное, подумать о званиях, регалиях…

Владимир широко улыбнулся — как раз на прошлой неделе вышла язвительная статейка с обзором его творческого пути. Ему вспомнили все. И сериального принца, и небольшое количество таланта, и безупречную красоту лица. И звездную болезнь, и высокомерие, и тот факт, что он снова стал играть в «мыле»… А больше всего ему понравилась фраза, что актеру Владимиру Зубову плевать на регалии — он фанат только денег. В этом дама, писавшая статью, была как раз права…