Если мы действительно создаем новые правовые системы и институты (или, по крайней мере, экспериментируем), есть ли у нас основания размышлять о том, что мы находимся в уникальных условиях, позволяющих нам оптимизировать эти институты, то есть на самом деле довести их до такого уровня, на котором могут возникнуть настоящие утопии? Здесь легко увлечься и загореться утопическим рвением, охватившим отдельных комментаторов цифровой революции, начиная с Кевина Келли и заканчивая Дугласом Рашкоффом, Лу Россетто и Джоном Перри Барлоу. Кэрри Джекобе (§ 21) систематизирует отдельные утопические высказывания упомянутых авторов и отмечает, что все они игнорируют тот факт, что «электронная культура, в которой они варятся, до сих пор по большей части творение белого человека (и пишет о ней он же; см. статью «Сценарии: будущее будущего», опубликованную в Wired в октябре 1995 года), и заправляют в ней такие корпоративные гиганты, как ATT, Microsoft и Sony». Может, утопического пыла у Келли и его коллег поубавилось бы, не будь они богатыми белыми мужчинами. Однако, ссылаясь, в частности, на «Утопию» Томаса Мора, Джекобе также высказывает мнение, что сами по себе утопические представления не всегда оказываются слишком привлекательными:

Что поражает меня больше всего на острове Мора и что так хорошо знакомо всем нам — это то, что утопийцы не могут выйти за границы своей привычной жизни, потому что любое место на острове похоже на любое другое: «На острове есть 54 города, все огромные и величественные, и во всех них принят один язык, одинаковые обычаи, учреждения и законы, — пишет Мор. — Насколько позволяют условия местности, все они построены по одному и тому же плану и имеют одинаковый вид».

Можно подумать, что это написано об американских торговых центрах или системе мотелей Holiday Inn. На другой стороне планеты могут подумать, что Мор предвидел города, возведенные советскими архитекторами спустя 450 лет после его смерти, с одинаковой поквартальной застройкой, угрюмыми площадями, магазинами продуктов, кафе и серыми ДК.

Влияние «Утопии» (это слово, кстати, буквально значит «нигде») может быть прослежено и в том, как программисты упаковывают мир. Вы можете пойти куда угодно в Сети при помощи Netscape, и все же вы останетесь в привычных границах окна вашего «навигатора». Как и «Утопия» Мора, Сеть — это место, где, «если вы знаете один город, вы знаете все». Перескакиваете ли вы с одного веб-сайта на другой или получаете деньги через банкомат, электронный мир — это место с ограниченным набором действий.

Разумеется, по этому поводу с Джекобс можно поспорить. Хотя интерфейсы браузеров более или менее стандартизированы, виртуальные адреса, на которые мы заходим через эти браузеры, совершенно различны. Так, например, существует огромная разница между текстовыми в своей основе виртуальными средами LambdaMOO и MediaMOO, и в свою очередь обе эти среды разительным образом отличаются от таких виртуальных сообществ, как WELL. Вопрос не в том, превратится ли сама Сеть в какую-нибудь утопию, а в том, появятся ли утопии внутри нее и какими они будут.

И все-таки слишком самонадеянно думать, что мы можем создать более совершенные миры, просто перебравшись в онлайновый мир и начав все с начала. Это один из выводов, сделанных Джедедией Перди (§ 22), который взял на прицел Кевина Келли и прочих критиков, а в особенности — общую морально-этическую концепцию пророков из журнала Wired. He заметно, чтобы Перди терпимо относился к полетам в виртуальные сообщества:

Некоторые люди, в основном студенты колледжей, почти потеряны для жизни в своих собственных телах и живут почти исключительно в виртуальных сообществах. Келли хочет, чтобы эта практика зашла гораздо дальше. Он хочет видеть множество людей, населяющих специализированные онлайновые сообщества, часто созданные ими самими. Создание этих миров расширяет область «жизни», и «любой творческий акт не более и не менее как повторение заново акта творения». Программисты, творящие эти миры, воспроизводят «старую тему бога, сходящего в созданный им самим мир». Келли отождествляет эту тему с темой Иисуса, но можно спросить себя, не будет ли образ Нарцисса более уместным для описания столь амбициозного замысла.

Однако в целом Перди считает, что дух Wired «презирает все границы — закона, общества, морали, места, даже границы тела». Так, он пишет следующее:

Идеал журнала — это раскованный индивидуум, который, если ему однажды что-то понравилось, делает это, покупает, изобретает или сам становится этим без промедления. Такой дух ищет товарищей лишь по равенству целей в самоизобретении и создании миров; это не пренебрежение, а скорее нежелание возноситься, это желание забыться вместе. Ничем не ограниченный индивидуализм, при котором закон, требования общества и любая деятельность носят радикально произвольный характер, — это подростковая доктрина, бесконечный шоп-тур по стране фантазий.

Очевидно, это камень в огород Wired с его технолибертарианскими идеалами, но здесь есть уроки, которые могут извлечь для себя и онлайновые сообщества. Станут они лишь удобным местом, где либидо сможет как следует разгуляться, или все-таки некоторые из них дорастут до уровня настоящего общества, в котором люди зависят друг от друга? В четвертом разделе антологии мы встречаем несколько примеров эволюции виртуальных сообществ наподобие LambdaMOO, превратившихся из незрелых фантастических миров в реальные общества с реальными (на мой взгляд) законами. Можно надеяться, что многие из тех, кто голосует за виртуальные сообщества, откажутся от идеологии Wired и начнут создавать жизнеспособные социальные структуры. При этом им нет нужды покупаться на спесивые заявления Келли насчет того, что они «повторяют сотворение мира».

Раскрыть суть идеологии Wired и предупредить ее разъедающее действие — это, безусловно, важно, но не менее существенно попытаться понять ее происхождение и посмотреть, как она вписывается в более широкий контекст политической жизни Америки. К этой проблеме обращаются Ричард Барбрук и Энди Камерон (§ 23), анализирующие феномен, который они называют «калифорнийской идеологией», лежащей в основе большей части размышлений Келли, Россетто и прочих. По мнению Барбрука и Камерона, эта идеология является результатом некоего противоречия, с которым столкнулись «мастера хайтека»: работа специалистов по информационным технологиям прилично оплачивается, но регламентируется контрактом, что неизбежно ставит их перед неясными перспективами на будущее:

Существуя в условиях контрактной культуры, мастера высоких технологий ведут шизофреническое существование. С одной стороны, они не могут оспорить главенства рынка по отношению к их собственным жизням. А с другой стороны, они негодуют по поводу посягательств власти предержащей на их индивидуальную автономию. Объединив новых левых с новыми правыми, «калифорнийская идеология» мистически разрешает противоречие в позициях, занимаемых членами «виртуального класса». Главным здесь является то, что антиэтатизм предлагает средства для согласования радикальных и реакционных представлений в отношении технологического прогресса. В то время как новые левые возмущаются по поводу финансирования правительством военно-промышленного комплекса, новые правые критикуют государство за вмешательство в стихийный процесс распространения новых технологий, обусловленный рыночной конкуренцией. Игнорируя главенствующую роль общественного вмешательства в развитие гипермедиа, калифорнийские идеологи проповедуют антиэтатистскую доктрину хайтечного либертарианства — причудливую мешанину из анархизма хиппи и экономического либерализма, обильно сдобренную постулатами технологического детерминизма.

Марк Дери (§ 24) избрал в качестве мишени другого представителя дигерати — Николаса Негропонте, директора Лаборатории медиа Массачусетского технологического института и бывшего автора статей для журнала Wired. Дери считает, что утопические представления Негропонте о будущем поражают тем, насколько последовательно они оставляют без внимания социальное измерение жизни: