XIII столетие — это век университетов, поскольку он является веком корпораций. В каждом городе, где имеется какое-нибудь ремесло, объединяющее значительное число занятых им, ремесленники организуются для защиты своих интересов и для установления монополии на прибыль. Институциональная фаза городского развития материализует политические свободы, завоеванные коммунами, а в корпорациях — позиции, достигнутые в экономической области. Эта свобода двусмысленна: независимость она или привилегия? Мы обнаружим эту неоднозначность и в университетской корпорации. Корпоративная организация цементирует то, что она уже обеспечила. Будучи последствием и санкцией прогресса, она уже выдает одышку, начало упадка. Это относится и к университетам XIII века — в полном согласии с контекстом столетия. Демографический рост достигает вершины, но он замедляется; население христианского мира остается статичным. Гигантская волна распашки целин, отвоевавшая земли, необходимые для пропитания возросшего населения, разбивается и останавливается. Созидательный порыв воздвигает сеть новых церквей для христианского мира, построенных в новом духе, но эра великих готических соборов завершается вместе со столетием. Тот же поворот обнаруживается в университетах. В Болонье, Париже, Оксфорде прекращается рост числа студентов и преподавателей, а университетский метод — схоластика — уже не создаст более высоких монументов, чем «Суммы» Альберта Великого, Александра Галльского, Роджера Бэкона, св. Бонавентуры и св. Фомы Аквинского.

Завоевав себе место в городе, интеллектуал оказывается неспособным осуществить выбор будущего перед лицом новых альтернатив. В серии кризисов, кажущихся кризисами роста, но уведомляющих о наступлении зрелости, он уже не может осуществить выбор в пользу обновления. Он укрепляется в социальных структурах и в своих интеллектуальных привычках, он в них вязнет.

Истоки университетских корпораций зачастую столь же темны, как и у всех прочих ремесленных цехов. Они организуются постепенно, последовательными завоеваниями, происходящими по тому или иному случайному поводу. Уставы часто санкционируют завоеванное с большим запозданием. Мы не всегда можем сказать, что находящиеся в нашем распоряжении статуты были первыми. В этом нет ничего удивительного. В городах, где они сформировались, университеты являли собой немалую силу числом и качеством своих членов, вызывая беспокойство других сил. Они достигали своей автономии в борьбе то с церковными, то со светскими властями.

Сначала начинается борьба с церковными властями. Преподаватели университетов были клириками. Местный епископ считал их своими подданными. Преподавание было функцией церкви. Как глава всех школ епископ издавна делегировал свою власть кому-то из своих помощников, кто в XII в. обычно именовался scolasticus и кого вскоре стали именовать канцлером. Последнему совсем не хотелось расставаться со своей монополией. Там, где эта монополия не была абсолютной, где аббаты достигли прочных позиций со своими школами, они представляли собой других противников университетской корпорации. В конце концов, культура есть дело веры, а потому епископ притязает на сохранение контроля над нею.

В Париже канцлер практически утрачивает привилегию вручать licence, т. е. право на преподавание уже в 1213 г. Это право переходит к университетским мэтрам. В 1219 г. канцлер в связи со вступлением в университет монахов нищенствующих орденов пытается противостоять этому новшеству. И тут он теряет все оставшиеся у него прерогативы. В 1301 г. он перестает быть даже официальным главой школы. Во время великой забастовки 1229-1231 гг. университет выходит из-под юрисдикции епископа.

В Оксфорде епископ удаленного от него на 120 миль Линкольна официально возглавляет университет через своего канцлера, тогда как аббат монастыря Осенэй и приор Фрайдсвайда сохраняют лишь почетные звания. Но вскоре канцлер поглощается университетом, его начинают здесь избирать, и он становится официальным представителем не епископа, но самого университета.

В Болонье ситуация была более сложной. Церковь долгое время не интересовалась преподаванием права, считая его мирским делом. Лишь в 1219 г. главой университета становится архидиакон Болоньи, функции которого напоминают функции канцлера (так

его иногда и называли). Но его власть является внешней, он довольствуется тем, что председательствует на защитах и разбирается с оскорблениями, нанесенными членам университета.

Из светских властей борьба ведется прежде всего против королевской власти. Суверены хотят наложить свою руку на корпорации, приносящие богатство и престиж их королевствам, на этот питомник, взращивающий для них чиновников и функционеров. Преподаватели университетов живут в городах их королевств, а потому им стремятся навязать свою власть, которая вместе с прогрессом монархической централизации в XIII веке становится вполне ощутимой для их подданных.

В Париже автономность университета была окончательно обретена после кровавых столкновений студентов с королевской полицией в 1229 г. В одной из стычек несколько студентов были убиты полицейскими. Большая часть университета объявила забастовку и удалилась в Орлеан. На протяжении двух лет в Париже почти не было занятий. Лишь в 1231 г. Людовик Святой и Бланка Кастильская торжественно признали независимость университета, возобновили и расширили те привилегии, которые были признаны Филиппом-Августом в 1200 г.

В Оксфорде университет получил свои первые свободы в 1214 г., когда он воспользовался упадком власти отлученного Иоанна Безземельного. Серия конфликтов в 1232, 1238 и 1240 гг. между университетом и королем завершилась капитуляцией Генриха III, испуганного поддержкой, оказанной частью университета Симону де Монфору.

Но борьба шла также и с коммунальными властями. Возглавлявшие коммуну буржуа были раздражены тем, что обитатели университетов не подпадали под их юрисдикцию; их беспокоили ночной шум, грабежи, преступления отдельных студентов. Они плохо переносили и то, что преподаватели и студенты ограничивали их экономическую власть, устанавливая твердые цены на жилье и продукты питания, заставляя торговцев совершать свои сделки, не преступая законов.

В Париже именно в драку между студентами и буржуа грубо вмешалась королевская полиция. В Оксфорде первые шаги к независимости университета в 1214 г. были следствием того, что в 1209 г. отчаявшиеся буржуа без суда повесили двух студентов, подозреваемых в убийстве женщины. Наконец, в Болонье конфликт между университетом и буржуа был еще ожесточеннее, поскольку тут коммуна вплоть до 1278 г. безраздельно правила городом под суверенитетом находившегося вдали императора (в 1158 г. Фридрих Барбаросса самолично даровал привилегии преподавателям и студентам). Коммуна навязывала профессорам пожизненный контракт, делая их своими чиновниками, она вмешивалась в присуждение степеней. Учреждение архидиаконства ограничило это вмешательство в университетские дела. Ряд конфликтов с последовавшими за ними забастовками, исходом преподавателей и студентов в Виченцу, Ареццо, Падую, Сиену принудили коммуну пойти на соглашение. Последнее столкновение произошло в 1321 г. Университет более не страдал от вторжений коммуны в его дела.

Как сумели университетские корпорации выйти с победой из этих схваток? В первую очередь, благодаря единству и решимости. Они угрожали грозным оружием и действительно его применяли — забастовку и уход. Гражданские и церковные власти видели слишком много преимуществ в наличии университета, который имел большое экономическое значение, был уникальным питомником, взращивающим советников и чиновников, источником немалого престижа, а потому он мог применять подобные средства для своей защиты.