В ней было тепло и уютно. Тонкий аромат цветов приятно щекотал обоняние.

— Присаживайтесь сюда, Маргарита Васильевна, — указала хозяйка на маленький булевский диванчик и, отодвинув японский столик, на котором лежал желтый томик нового романа Золя, опустилась сама в кресло. — Снимите лучше шапочку, а то голове жарко будет. Прикажете угощать вас чаем? Вы ведь знаете, у нас, по купечеству, никаких дел без чая не делается! — прибавила в шутку Аглая Петровна, улыбаясь ласковою, широкою улыбкой и показывая ряд жемчужин-зубов.

Маргарита Васильевна от чая отказалась.

Она сняла шапочку и, встретив восхищенный взгляд Аглаи Петровны, любующейся тонкими чертами изящного, словно бы точеного, личика, смущенно и вместе с тем весело улыбалась.

— Так позвольте о деле? — проговорила она.

— Пожалуйста.

Несколько смущенная своим первым обращением за помощью к малознакомой женщине, Маргарита Васильевна сперва не совсем твердо, торопясь и конфузясь, начала излагать сущность дела, о котором хлопотала. Но скоро это смущение прошло, тем более что Аглая Петровна слушала ее с большим вниманием, серьезно и деловито, слегка склонив голову и по временам ласково улыбаясь глазами, словно бы поощряя гостью не стесняться.

«Как с ней просто и легко!» — подумала Заречная.

И, вполне овладевши собой, она не спеша, толково и несколько горячо развивала свою мысль о необходимости устроить в Москве для бедного люда большой дом, в котором были бы хорошая библиотека, зал для устройства лекций и концертов, столовая и чайная.

— Мне кажется, я уверена, что это было бы хорошее дело. Конечно, такой дом не панацея [6] от нищеты, пьянства и разврата, но все-таки… Пример Москвы вызовет и другие города. Вы сочувствуете этой мысли, Аглая Петровна? — закончила вопросом молодая женщина и снова покраснела.

— Как не сочувствовать! Очень даже сочувствую вашей идее, Маргарита Васильевна, устроить у нас то, что в Европе давно есть. В Лондоне целый народный дворец завели. У меня есть последний отчет, дело идет хорошо. Вот и на моей фабрике рабочие стали меньше ходить по кабакам и меньше бить жен и ребятишек с тех пор, как мы завели там читаленку и открыли чайную. Управляющий говорил мне, что и прогулов меньше. И им и нам, хозяевам, лучше. Мысль ваша хорошая, что и говорить.

— Я была уверена, что найду в вас сочувствие! — воскликнула просиявшая от радости Заречная.

— Ну, это что! — промолвила с тихой усмешкой Аглая Петровна. — Ведь вы же не за одним сочувствием ко мне пожаловали, а за деньгами. Зачем же к нам, к богатым купчихам, и ездят, как не за деньгами! — прибавила она.

Маргарите Васильевне показалось, что грустная нотка прозвучала в этих словах. Ей сделалось неловко, но она все-таки храбро проговорила:

— Вы правы, Аглая Петровна. Я приехала, рассчитывая на вашу помощь.

Эта откровенность видимо понравилась Аносовой, по крайней мере прямо, без подходов.

И она заметила:

— Дело только затеяли вы большое… Оно пахнет сотнями тысяч. И наконец, разрешат ли такой дом?

— Отчего не разрешить? Мне кажется, что в этом препятствия не будет.

— Оптимистка вы, как посмотрю, Маргарита Васильевна!.. Ну, разумеется, попытаться следует.

И, с деловитостью практической женщины, неожиданно прибавила:

— А покупать дом невыгодно. Лучше самим выстроить. И непременно на Хитровом рынке.

— У меня и смета и устав есть! — весело проговорила гостья, вынимая из мешочка несколько листков.

— Вот как… Значит, горячо принялись. Сколько же по смете выходит?

— Много, Аглая Петровна… Двести тысяч.

Но цифра эта нисколько не испугала Аносову.

Она пробежала глазами смету и протянула:

— Не мало ли?

— Архитектор говорит: довольно.

— Уж если затевать дело, так основательно. Архитекторы часто ошибаются. А вы смету и устав позвольте оставить… Я подробно ознакомлюсь… И принять участие в этом деле я не прочь… Одной только мне трудно… На этот год у меня уж почти все деньги, назначенные на благотворительные дела, распределены. Тысяч пятьдесят могу.

Она проговорила эту цифру спокойно, точно дело шло о пяти рублях.

Заречная глядела на Аглаю Петровну восторженными и благодарными глазами. Эта цифра изумила ее. Она словно вся засияла и порывисто воскликнула:

— Вот начало уже и есть!

— Ишь вы засияли вся, Маргарита Васильевна. Видно, очень уж дорога вам ваша мысль?..

— Еще бы!

— И сами вы, конечно, надумали ее… Или муж?

— Сама. Читала, что делают в Европе. Думаю: отчего не попробовать и у нас.

— А супруг одобряет?

— Я с ним подробно не говорила еще об этом! — ответила Маргарита Васильевна и невольно покраснела.

Аглая Петровна как будто еще ласковее взглянула на гостью после этих слов и весело сказала:

— Да и не надо путать мужчин. Бог с ними! Они и без того все захватили. Мы и без них обойдемся. Не правда ли?

— Конечно.

«А я-то думала: счастливая парочка!» — пронеслось в голове Аглаи Петровны, и она, словно подвергая экзамену свою гостью, спросила:

— А вы, Маргарита Васильевна, разве не побоитесь черной работы?..

— То есть какой?..

— А с этим домом!.. Например, заведовать им.

— Я этого только и желаю.

— Вот и отлично. Значит, и хозяйка дела будет хорошая.

— Прежде надо узнать, какая буду, а потом хвалить, — засмеялась Заречная.

— Да я ведь знаю, как вы в своем попечительстве работаете, и слышала, как вы два года тому назад на холере работали… Слышала. И как же мне нахваливал вас один господин!

— Кто это?

— Невзгодин, Василий Васильич. Ведь вы вместе на холере были?

— Да. А вы с ним знакомы?

— Этим летом в Бретани познакомились… Вместе в Сан-Мало на купанье были. Умный и интересный человек, только уж очень он представителей капитала не любит. Так громил меня, что страх. Однако не убедил меня раздать все свои богатства! — улыбнулась Аглая Петровна. — А вы знаете, ведь он женился. Я видела его жену. Студентка в Париже. Приезжала к нему на неделю.

— И уж разошелся с женой.

— Да? Он, кажется, не очень-то годится для семейного очага. Слишком независим и правдив… И она, его жена, мне не понравилась… Очень важничает своей медициной… Так Василий Васильич разошелся? Это верно? Откуда вы слышали, Маргарита Васильевна? — с живостью спрашивала Аносова.

— Он вчера мне сам говорил.

— Так он приехал? — вырвалось невольное восклицание у Аглаи Петровны.

И при этом неожиданном известии румянец алее заиграл на ее щеках, и радостный огонек блеснул в ее глазах.

Это не укрылось от Маргариты Васильевны.

«Невзгодин ей нравится!» — подумала она и ответила:

— Третьего дня приехал!

— И был у вас? — уже спокойно спросила Аносова.

— Да. Мы ведь старые приятели.

— Как же… Он говорил, каким был горячим вашим поклонником, Маргарита Васильевна.

— То было так давно… Два года тому назад, когда я не была еще замужем…

— А ко мне и не показался, хоть и обещал навестить, как вернется в Москву… Интересный человек… Не ломаный… Не боится говорить, что думает, и… такого не купить миллионами…

— Да… Хороший человек. Я его очень люблю! — спокойно проговорила Заречная.

— Он надолго сюда?

— Сам не знает… Богема.

— Да… Непутевый какой-то… Ну и язычок!.. — засмеялась Аглая Петровна.

Наступило молчание.

— Вот мужчина и отвлек нас от дела, — заговорила, смеясь, Аглая Петровна. — Ну их! Так я, говорю, не прочь дать пятьдесят тысяч, а остальные деньги надо собрать. Вы обращались еще к кому-нибудь?

— К вам к первой, Аглая Петровна. Других я никого не знаю, то есть не знакома…

— Это не беда; прямо поезжайте. И вас и мужа вашего знают в Москве.

— Я готова. Научите только, к кому ехать…

Аглая Петровна на минутку задумалась и потом назвала Измайлову и Рябинина.

— Эти, быть может, дадут. И деньги у них должны быть свободные. Особенно у Дарьи Степановны Измайловой. Богата очень и все свои капиталы непроизводительно держит в бумагах и только купоны режет! — не без снисходительного презрения вставила Аносова. — Можно ей сказать, что я даю, тогда она вдвое даст. Завистливы мы на все… На этом часто попадаются неосновательные люди! — усмехнулась Аносова. — Только к ней вы лучше не ездите сами, а пошлите мужа…

вернуться

6

Всеисцеляющее средство (греч. panakeia)


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: