Грассьоне посмотрел на гвоздь, который все еще сжимал в руке.

Леонг в последний раз открыл глаза и взглянул на Лин Форт, скорчившуюся в углу душевой. Он хотел крикнуть ей: беги! Но смог лишь прошептать: на помощь!

Грассьоне воткнул гвоздь в правое ухо Леонга. Он вошел в голову на четыре дюйма. Тело китайца дернулось, он вскрикнул и выгнулся. Хлынула кровь.

Марино всей тяжестью навалился на него сверху. Грассьоне оглянулся и заметил на полу молоток, схватил его и со всей силы опустил на шляпку гвоздя.

От второго удара в черепе Леонга образовалась трещина, третий пригвоздил его голову к полу душевой.

Грассьоне вытер руки о костюм Леонга, поднялся на ноги и приложил к вспотевшему лбу носовой платок с монограммой.

Затем он увидел Лин Форт.

Не говоря ни слова, он посмотрел на Винса Марино. Тот вышел. Все еще вытирая взмокшее лицо, Грассьоне подошел к девушке и рывком поставил ее на ноги.

Она взвизгнула, и Грассьоне, скомкав платок, заткнул ей рот.

Он ударил и по лицу раз, другой. Потом прижал к стене и стал расстегивать молнию на ее джинсах.

И тут он впервые услышал тихую музыку, продолжавшую звучать с того самого момента, когда он взошел на яхту.

Это было «Наедине с тобой».

— Хотел бы я знать, где она, — сказал Римо.

— На территории рампуса ее нет, — отозвался Чиун.

— Кампуса, а не рампуса. А откуда ты знаешь?

— Она на какой-то яхте. Я это знаю, потому что я — Мастер Синанджу.

— Конечно, конечно. А если честно, как ты узнал?

— Мне сказал один очень любезный господин с телевизором.

— Какой любезный господин?

— Не знаю его имени, — ответил Чиун. — Впрочем, все имена белых людей звучат одинаково.

— Ну и на какой яхте находится Лин Форт?

— Не знаю. Все яхты похожи.

— Придумай что-нибудь, — попросил Римо.

Он посмотрел на деревья, окаймлявшие лужайку перед домом профессора Вули, и пожалел о том, что не разговаривает с каким-нибудь скворцом, обитателем этой рощицы. По крайней мере, тогда бы он получил вразумительный ответ.

— Думай, Чиун, думай! Девочка может быть в опасности.

— Она вьетнамка, — заметил Чиун. — Из Южного Вьетнама. Ну да ладно. Я спасу ее из чувства патриотизма. Она на яхте Машмэллоу.

— Машмэллоу?

— Да. Примерно так звучит его фамилия.

— Наверно, Маселло? — поправил его Римо. — Он сказал «Маселло»?

— Да, Машмэллоу. Я так и сказал. И вот еще: она захватила с собой «Сновизор».

— Это сказал тот самый любезный господин?

— Да.

— И его имя было Грассьоне?

— Да. Именно так.

— Чиун, этот человек — один из крупнейших киллеров преступного мира США.

— Вот-вот. Я сразу почувствовал в нем родственную душу.

Римо позвонил в полицейское управление Сент-Луиса, и выяснил, что яхта мистера Маселло пришвартована на набережной Кэптон Коув в южной части города, недалеко от Пойнт-Бриз. Несколько минут спустя они мчались туда по пятьдесят пятому шоссе в автомобиле, который они незаметно одолжили у его владельца.

Ворота частной пристани были заперты. В спину Римо и Чиуну светило низкое солнце. В последних закатных лучах Миссисипи казалась совсем черной.

Чиун рукой разрубил цепь на воротах, и они трусцой побежали к реке, где виднелась яхта «Авокато».

— Интересно, почему эту лодку назвали в честь тропического фрукта? — спросил Чиун.

— Это «адвокат» по-итальянски, — объяснил Римо.

— А по-английски так называется фрукт, — заупрямился Чиун. — И не вздумай меня обманывать.

Охранник, в свое время стоявший у ворот, после "несчастного случая с доном Маселло и его телохранителями, теперь находился на службе у Грассьоне и патрулировал яхту вместе с Винсом Марино. Он первым увидел незваных гостей, поднимающихся по трапу.

— Не двигаться! — закричал он. — Сюда нельзя!

— А если я отгадаю все ваши загадки? — спросил Римо.

— Убирайтесь! — сказал охранник, вынимая из кобуры револьвер и прицеливаясь в Римо. — Вон отсюда!

Римо взглянул на стоящего рядом Чиуна.

— Что происходит? — подбежал Марино.

— Нарушители, Винс!

Марино вытащил револьвер и встал у трапа.

— Что вам надо? Ба, да это старый знакомый! Телезритель! Что вам понадобилось на этот раз?

— Ну как, все в сборе? — спросил Римо.

Марино стоял перед ним, поигрывая револьвером.

— Ну хватит, парень.

— Правильно, — ответил Римо, и, взлетев по трапу, нанес удар рукой по лицу охранника. Выронив оружие, тот зашатался. Он повернулся к Марино лицом с двумя кровавыми дырами вместо глаз и, перевалившись через перила, камнем полетел в черную воду Миссисипи.

Марино попытался пальцем нажать на спусковой крючок, но палец не слушался его. Старик-азиат поднялся по трапу и дотронулся до его руки. С рукой что-то служилось, она стала словно ватная. Марино посмотрел на свою руку, сжимавшую револьвера и увидел, как желтые иссохшие пальцы сомкнулись вокруг дула револьвера. Оно согнулось, словно сделанное из воска.

— Где девочка? — спросил Римо.

Марино пожал плечами.

— Последний раз спрашиваю: где она?

— Убиты, Все убиты, — выдохнул Марино.

Боль в запястье, которое сжимал старик, ползла вверх по руке.

— Кто ее убил? — спросил Римо.

— Босс, — задыхаясь, ответил Марино. — Грассьоне.

— Значит ты не Грассьоне?

— Нет! Нет! — закричал Марино.

— В таком случае тебе повезло. Тебя ожидает легкая смерть.

Римо кивнул Чиуну, и Марино почувствовал как боль, разливаясь, поднимается вверх по плечу. Когда едва заметная вибрации достигла его сердца, оно остановилось.

Марино тяжело свалился к ногам Чиуна.

— Кончай рисоваться, — сказал Римо.

— Я всего лишь наслаждаюсь своим искусством, — ответил Чиун.

— Лучше прогулялся бы по яхте и посмотрел, нет ли еще кого. А я поищу Грассьоне.

— Если ты найдешь его.

— Найду, — пообещал Римо.

— ...поблагодари за то, что он сегодня дал мне посмотреть телевизор.

Артур Грассьоне включил «Сновизор».

Он сидел в каюте «Авокато» в полном одиночестве, если не считать привалившегося к стене трупа Сальваторе Маселло.

Только что он позвонил в Нью-Йорк дядюшке Пьетро, который тепло поздравил племянника с победой и пообещал, что лично позвонит в Сент-Луис и, чтобы предупредить возможные осложнения, представит Грассьоне работникам национального Совета безопасности.

— Изобретение у меня, — похвастался Грассьоне.

— Какое изобретение, мой мальчик?

— Телевизор. Они почему-то назвали его «Сновизором».

— Ах, телевизор. Я сейчас почти не смотрю его, — сказал Пьетро Скубичи.

— Дядя, вам нужно взглянуть на этот телевизор. Думаю, с его помощью мы заработаем кучу денег.

— Каким образом? — оживился Скубичи. — Чем он отличается от того, который привез мне на грузовике кузен Эудженио?

Грассьоне объяснил, что телевизор профессора Вули обладает способностью показывать на экране самые сокровенные желания человека.

— Значит, если я буду смотреть этот телевизор, я увижу самого себя молодым, богатым и здоровым, а у твоей тетушки сиськи не будут похожи на две буханки хлеба.

— Да, дядя Пьетро. Такой телевизор показывает все, о чем ни подумаешь.

— Тогда очень тебя прошу, Артур, захвати его, когда отправишься домой, — попросил Скубичи. — Хотелось бы посмотреть, каков я без лысины и со здоровыми ногами.

Дядюшка захихикал.

— Конечно, дядя, захвачу, — пообещал Грассьоне, вешая трубку.

Он не был уверен, что дядюшка осознал всю значимость открытия профессора Вули. Ведь «Сновизор» — это качественный скачок в истории телевидения, начавшейся в те времена, когда Грассьоне мальчишкой смотрел мультики про кота Феликса.

Он вспомнил презентацию изобретения доктора Вули в студенческой столовой, когда маленькая желтая шлюшка мечтала о мирном Вьетнаме.