Кохановский раскланялся как-то очень церемонно. Он пошарил глазами по комнате и безошибочно остановил взгляд на Екатерине Васильевне.

— Дорогие друзья, — начал он несколько высокопарно. — Я понимаю, что вам за всю вашу жизнь ни разу не приходилось оказываться в такой ситуации, в которой вы оказались сейчас. Я постараюсь щадить вас и не слишком возбуждать ваши нервы: дело к вечеру, и, чего доброго, ночью вы не сможете заснуть. Личное дело каждого из вас — верить или не верить мне. Я думаю, легче — а может быть, и разумнее, — не верить, следуя мудрому принципу: «Этого не может быть, потому что этого не может быть никогда», И ради бога, не бойтесь меня обидеть своим неверием, чувствуйте себя на этот счет совершенно свободно. Дело в том, что я нахожусь в довольно противоречивом положении: с одной стороны, я хочу, чтобы мне верили, с другой — сознаю, что это чревато всякими последствиями…

— А какие могут быть последствия? — спросил один из присутствующих, невысокий лысеющий человек по фамилии Скориков, сотрудник параллельного с моим отдела, известный в редакции как самый активный участник всякого рода совещаний и бесед. Он сидел возле стены, слева от Кохановского, сложив руки на груди и вперив в оратора пристальный взгляд прищуренных глаз.

— Последствия? — Кохановский, улыбаясь, посмотрел на Скорикова. — О, они многообразны… И в целом пагубны — и для вас и для меня.

— Но все-таки… — не отставал Скориков.

Кохановский повторил уже известные читателю рассуждения насчет того, что среди цивилизаций, как и среди биологических видов, существует естественный отбор, что любая цивилизация должна доходить до всего своим умом и такой порядок закреплен специальной Конвенцией.

— Это интересно, — сказал Скориков. — Значит, вы считаете, что, если какая-то цивилизация гибнет — это нормальный процесс естественного отбора?

— Не я так считаю. Так считают те, кто принимал Конвенцию.

— Это жестоко, я вам скажу! — горячился Скориков, не слушая Кохановского. — Это жестоко! И я не верю, что такая Конвенция может быть.

Он оглянулся на окружающих, словно бы ища поддержки.

Я почувствовал, что перестаю владеть ситуацией, что с первых же минут благодаря Скорикову обсуждение обретает какой-то странный всамделишный характер, как будто никто уже не сомневается, что Кохановский — посланец иных миров.

— Толя, — сказал я Скорикову, — я тебя умоляю, не бросайся с места в карьер, дай гостю отдышаться. И потом не забывай: человек прибыл с далекой планеты; вряд ли у них там есть такие темпераментные спорщики, как ты.

Все засмеялись.

— Нет, отчего же, — пробормотал Кохановский, — мы о многом спорим. Споры прекращаются лишь после того, как принимается решение.

— И все-таки так гостей не принимают, — продолжал я. — Дайте человеку освоиться, оглядеться. Вера, — обратился я к своей сотруднице, — налей гостю чаю. Или, может быть, вы хотите кофе? — спросил я Кохановского.

Все с интересом посмотрели на него.

— Спасибо. Если можно, стакан воды. Мы не употребляем наркотиков.

— Я так и думал, — сказал я. — Цивилизация, далеко обогнавшая нас в своем развитии, должна покончить с чаем и кофе.

— А с водкой? — засмеялся кто-то.

— Я думаю, водку они заставляют пить только в виде наказания за различные проступки.

— У нас нет спиртных напитков, — просто, как бы не воспринимая общего юмористического тона, сказал Кохановский.

— И даже для медицинских целей?

— У нас нет медицины.

— Как нет медицины? Вот это да! Вот так развитое общество!

— Я имею в виду медицину в вашем понимании. Ваша медицина приносит не только пользу, но и вред. Неизвестно еще, что перевешивает.

— Почему вы так считаете?

— Да потому, что у вас врачи лечат, не разобравшись как следует в тех процессах, в которые они вмешиваются. Это то, что называется эмпирикой. Обнаружен какой-либо лечебный эффект — хорошо. А что за этим стоит, каковы побочные эффекты — не суть важно.

— А как у вас поддерживают здоровье?

— Совсем по-другому. Организм человека досконально изучен (вы понимаете, конечно, слово «человек» я употребляю условно — наши разумные существа называются по-другому; и не только называются — они несколько отличаются от людей, хотя и не очень сильно). Абсолютно известно, как должен протекать любой процесс, как говорится, в норме и где начинается патология. К телу каждого человека сразу же после рождения прикрепляется датчик. Он сопровождает человека всю жизнь (разумеется, конкретные экземпляры этого устройства время от времени меняются, по мере износа). Датчик контролирует абсолютно все процессы, протекающие в организме. Повторяю — абсолютно все. Информация в закодированном виде посылается в специальный вычислительный центр. В случае какого-либо опасного отклонения из центра автоматически направляются корректирующие сигналы, которые вводятся в организм через тот же датчик. И человек быстро выздоравливает. Это и есть то, что у вас называется лечением. Впрочем, может быть, по вашей классификации это подпадает под категорию профилактики. В большинстве случаев человек даже не замечает, что он заболел.

— А бывает так, что корректировка не удается?

— Бывает, хотя и редко. Обычно это связано с какой-то новой болезнью (вы ведь знаете, что время от времени возникают новые болезни — вот недавно, например, здесь на Земле, в Америке, возникла так называемая «болезнь легионеров»). Информации о ней в компьютере, естественно, нет. В этом случае в вычислительном центре раздается сигнал тревоги. Лечение берет на себя врач-оператор. Разработана специальная стратегия лечения новых, неизвестных болезней — посылкой более мощных и разнообразных сигналов. Как известно, на ранней стадии можно подавить любую болезнь, даже не обладая специфическими методами лечения. У нас же улавливается самое-самое начало патологического процессе В дальнейшем специалисты изучают особенности новой болезни и разрабатывают специфическое лечение. Это уже не мощные сигналы, а сигналы нормальной силы. И прицельно точные, бьющие прямо в цель.

— Сколько времени на это требуется?

— Не более нескольких дней.

— Но ведь нужно набрать статистику — какое-то число больных…

— Нет, достаточно одного случая. Дело в том, что все сигналы «туда и обратно» записываются на магнитофон (я имею в виду устройство, подобное вашему магнитофону), так что в распоряжении специалистов — вся информация о возникшей патологии. Компьютерный анализ позволяет отслоить то, что свойственно данному конкретному организму, и смоделировать, как должен протекать патологический процесс «в среднем», в массе случаев. Это именно то, для чего у вас здесь «набирается статистика». После этого — опять же с помощью компьютера — подбирается лечение.

— Слушайте, как интересно! — сказала Екатерина Васильевна. — А нельзя посмотреть на этот датчик? У вас он есть?

— К сожалению, нет, — сказал Кохановский. — Я ведь здесь….. что называется, в ссылке… Как говорится, за грехи молодости. В таких случаях делается все, чтобы была обеспечена мимикрия, чтобы ссылаемый полностью сделался похож на обитателей планеты, на которую он ссылается. Разве что случайно можно с собой что-нибудь прихватить, по недосмотру соответствующих служб. Я, например, прихватил с собой семечко, и вот… — он указал на принесенный им с собой цветок.

Вскочив со своих мест и сгрудившись вокруг цветка, все с интересом стали его рассматривать.

«Черт знает что! — со злостью думал я. — Это ни на что не похоже. Какая-то эпидемия сумасшествия. Все с ним разговаривают на полном серьезе».

— А где гарантия, что это не земное растение? — вопрошал между тем Скориков, энергично жестикулируя.

— Покажите его специалистам, — лениво сказал Кохановский. — Я могу дать его вам на некоторое время. Есть ведь каталоги растений. Если на Земле существует такое — это нетрудно установить.

— Да, но ведь это может быть какой-нибудь гибрид…

— И это можно определить. Тоже имеются методы…