Он совершил ошибку X, когда вместо того, чтобы мгновенно утянуть умирающую гадалку Руби под колоннаду, попытался оказать ей первую помощь, пережав наощупь пронзенную артерию. Уходящий сквозь толпу как сквозь тополиный пух исполнитель в струящемся кожаном пальто и невесомой, как бы парящей над его головой песцовой шапке вдруг оглянулся и в упор посмотрел на Илларионова.
Илларионов был готов поклясться, что ему знаком этот как стрела летящий и безошибочно настигающий взгляд. В следующее мгновение как будто птица промелькнула под колоннадой. Илларионов вскочил, естественно, ничего не увидел, но понял, что его сфотографировали, причем в наихудшей – подходящей для обвинения в умышленном убийстве – позиции. Тем не менее, он опять склонился над гадалкой, уже пытаясь через точку истечения энергии на шее замедлить кровообращение и тем самым снять нагрузку с разрывающегося сердца, и ужаснулся ее последним словам. Это был классический вариант ошибки Y.
Не зажигая света, вытянув ноги, он ожидал у себя в коридоре продолжения – стадии Z. Он был уверен, что ему достаточно просто сидеть и ничего не делать, чтобы совершить эту непоправимую ошибку. Потому что не Илларионов совершал ошибку. Ошибка совершала Илларионова.
Долго ждать не пришлось.
Телефон вдруг как будто взорвался звонками, путая известные ему мелодии и вплетая в них что-то грозное, доисторическое, библейское, сродни ударам кимвал, которые, как уверял генерал Толстой, сводили с ума, вводили в религиозный и сексуальный экстаз оборванные толпы искателей истины.
– Это я, сынок, – услышал он спокойный и уверенный голос бывшего шефа.
До Илларионова не сразу дошло, что он даже не успел ответить на звонок, снять трубку. Голос звучал так близко, как если бы генерал принял облик телефона и разговаривал с Илларионовым, глядя на него глазами-кнопками.
– Пришел твой звездный час, полковник. Я за тобой. Посмотри в Окно.
Илларионов, взяв трубку с собой, проследовал в комнату, осторожно выглянул из-за портьеры.
Прямо напротив его окон в ночном арбатском воздухе, как НЛО, висел, мигая единственным синим огоньком, легкий, почти неслышный вертолет, непривычной своей формой напомнивший Илларионову все ту же «Dermaleipa juno Dalman».
– Накинь что-нибудь, сынок, и выходи на балкон. Сейчас я спущу тебе лестницу.
G
Пухов не сомневался, что главе финансово-промышленной группы «ДроvoseK» приходилось принимать участие в бандитских разборках. Но, по всей видимости, не приходилось в столь внезапных, мгновенных и жестоких. Дровосек находился в сложном психологическом состоянии, известном как «постшоковая нирвана бизнесмена», когда радость чудесного избавления от смерти сильно омрачается видом пролитой крови и трупов, то есть самой смерти. Вернее, даже не столько видом (Пухов, кстати, был вынужден признать, что в кабинете Дровосека в пансионате «Озеро» этот вид был ужасен), сколько кинжальным осознанием того, что за этой кровью, этими трупами неизбежно последуют новая кровь, новые трупы. Потому что эта кровь, эти трупы – да, избавление от смерти, но ни в коем случае не решение проблемы. В эти мгновения у бизнесменов возможны настоящие всплески отчаянья, суицидных рефлексов. Майору Пухову были известны случаи, когда люди выбрасывались из окон, хотя, казалось бы, самое неприятное (во всяком случае в этот день и час) уже позади.
Пухов отметил, что бледный, в испарине, как вишневым вареньем с косточками испачканный кровью и мозгами, Дровосек в общем-то держится молодцом. У майора еще было время, чтобы, используя подавленное состояние шефа, задать ему несколько вопросов, но оно стремительно убывало.
Собственно, во всей этой, пока складывающейся для майора крайне удачно, ситуации, два момента его сильно настораживали, ответы же хотелось получить на четыре вопроса.
Его настораживало неожиданное (сказочное) обретение могущественного союзника, почти невозможное (как выигрыш в рулетку на зеро), внезапное совпадение его и Дровосека намерений в отношении генерала Сака, вернее, того разбойничьего скорпионьего питомника, в который отчасти и благодаря усилиям генерала Сака была превращена так называемая Республика Гулистан – перманентно воюющее государство, то съеживающееся под ударами российских войск до периметра защищаемых туманами и лавинами гор, то (во время мирных переговоров) расползающееся по полям и равнинам Кавказа чуть ли не до границ Ставропольского края. Насторожило Пухова и совершенно неожиданно возникшее на его пейджере сообщение, что директор Федерального центра по борьбе с терроризмом просит майора в отставке срочно связаться с ним по указанному номеру, а также вдруг переданная на пейджер информация о времени вылета из подмосковного Чкаловска очередного борта на Бердянск. Выходило, что желание майора Пухова нанести визит генералу Саку совпадало не только с желанием одного из богатейших людей России – Дровосека, но и – государства (в данный момент в лице Федерального центра по борьбе с терроризмом), которому Пухов когда-то исправно служил, но которое последние несколько лет не вспоминало про верного майора.
Пухов не верил в подобные совпадения.
Если же говорить о четырех вопросах, которые начальник службы безопасности хотел задать главе крупнейшей в России финансово-промышленной группы «ДроvoseK», то Пухов руководствовался здесь не столько стремлением узнать не сильно интересующие его последние тайны из жизни шефа (в случае необходимости это сделать было не трудно), сколько желанием сэкономить время.
Майору хотелось знать: как избавляется от трупов Дровосек (его люди)? Судя по тому, что труп куратора Черноземья Тукало до сих пор не был найден, они использовали достаточно эффективную технологию, обладали в этой области неплохим «ноу-хау».
Майора интересовало: что конкретно требовали от Дровосека братья Хуциевы? Естественно, они требовали деньги. И, естественно, деньги, на которые, как им представлялось, они имели все (или некоторые) права. Пухова интересовало, сколь велика гулийская составляющая в общем исчислении капитала Дровосека и насколько чувствительной длящего финансовой империи явилась бы потеря этой составляющей?
Наконец, Пухов был не прочь задать шефу личный вопрос – о Лене Пак: свободная она девушка или как?
И вопрос для Пухова не очень приятный (он не любил без крайней на то необходимости вмешиваться в чужие отношения), но обязательный, потому что от ответа на него зависело главное – то, что дает преимущество в жестокой игре на выживание. А именно о гарантиях первичного (как дыхание) сохранения тайны в ближнем кругу Дровосека. Это было совершенно необходимым условием для нанесения первого удара. Вопрос о Ремере.
И Пухов его задал.
– Позови Ремера, – Дровосек уже вполне овладел собой и в данный момент пытался шагнуть к бару, чтобы налить себе выпить. Однако сделать это было непросто, потому что на его пути лежал, обратив к потолку то, что еще недавно было лицом (наглым и самодовольным, нехорошим лицом), свежий труп. – Он в курсе.
Пухов выглянул в приемную.
Ремера не было.
Распорядившись по рации никого не впускать и не выпускать из корпуса Дровосека, запретив охранникам подниматься сюда самим, Пухов бросил рацию Дровосеку, чтобы тот подтвердил и разъяснил, сам же выскочил в коридор.
Коридор был пуст, но он уловил гаснущую тень недавнего движения возле одной из дверей. Это была дверь в женский туалет. Двигаясь в ее направлении, майор рассеянно размышлял, есть у Ремера пистолет или нет?
Вытащив из бумажника металлическую шпильку, Пухов на всякий случай заблокировал замок на двери в туалет, сам же неслышно вошел в соседний – мужской, открыл окно и, пройдя пару метров по почти отсутствующему карнизу, как сверло электродрели – головой вперед, – ввинтился в небольшое помещение в грохоте разбитого стекла и холоде ворвавшегося внутрь снежного ветра. Он нашел Ремера, сидящего на полу в кабинке, крест-накрест обхватившего голову руками, как будто его прилепившиеся к голове руки могли послужить препятствием для пули, вздумай кто прострелить Ремеру голову. Пистолета у него не было. Майор встряхнул помощника главы крупнейшей в России финансово-промышленной группы за шиворот, заметил, что убегать, не предупредив начальство, нехорошо, после чего повел его, припадающего на ослабевшие ноги, в кабинет Дровосека.