В Пезаро я видел слабоумных и эпилептиков, имевших любовные сношения с кошками, курами и козами. Всем нам знакомы те помешанные, или маттоиды, которые оказывают ласки и благодеяния животным - главной цели их жизни. В Женеве или в Милане, если я не ошибаюсь, жила одна дама, которая с королевской щедростью содержала двадцать собак, о свадьбах и родах которых она извещала своих друзей в подобающих письмах*.
[Один высокопоставленный богатый военный относился с такой любовью к своей собаке, что извещал об ее амурах и родах своих знакомых в настоящих циркулярах; она же, быть может вследствие чрезмерных забот, умерла во время родов; он устроил для нее великолепную гробницу, куда поставил ее труп вместе со своей фотографией, но в течение многих лет после этого не мог успокоиться. "Когда в семье, - говорил он, - возникают неприятности, меня ничто более не утешает".]
Всем известна любовь Калигулы к своему коню, ставшему под его покровительством сенатором и затем даже консулом римским, но немногим, вероятно, известно, что граф ди Мирандола оставил в 1821 году все свое наследство рыбе, a Borscey завещал 25 фунтов стерлингов четырем своим собакам.
Но более всех выделяется в этом отношении Gama Machado, который в одном из своих 61 завещания оставил 30 тысяч франков дохода своей компаньонке за заботы о его любимых птицах и 20 тысяч в награду человеку, который, стоя на одном из сенских мостов с громадным объявлением, не давал извозчикам мучить лошадей и мулов*.
[Legrand du Saulle. La folie devant les tribunaux, 1864. P. 218.]
Недавно ко мне обратилась за советом знатная иностранка, рано оставшаяся вдовою, маленькая, бледная, с живым взглядом и продолговатым черепом. Страдая с девичьего возраста истерическими судорогами, большою нетерпимостью к холоду и головокружениями, она не имела никакого полового влечения к своему мужу, к которому питала живую платоническую привязанность. Овдовев, она мало-помалу влюбилась в своего голубя. "Когда я его вижу, я бледнею и затем краснею, сердце бьется в моей груди, а затем, как бы охваченная стыдом и боязнью показаться смешной или сумасшедшей, я бросаю его в сторону, но лишь затем, чтобы после еще любовнее приласкать его".
Я отнюдь не имею в виду смешивать с этими помешанными заслуженных членов общества покровительства животных; но я не могу не сознаться, что у меня возникло сомнение относительно умственной вменяемости тех людей, например, которые не побоялись публично высказать намерение взорвать динамитом всех нас, профессоров Института S. Francesco da Paola, со всеми нашими лабораториями, за то, что мы позволяем себе жертвовать для науки жизнью собак, и которые тратили массу денег на то, чтобы отвлечь собак от наших опытов и затем убивать их по-своему, в то время как эти деньги нашли бы гораздо лучшее употребление, если бы ими оказали помощь тому ближнему, который, не умея более работать вследствие старости или болезни, вынужден просить кусок хлеба и получать его слишком горьким и соленым из рук богача или священника.
Парадоксальная любовь. Есть еще другая серия безумных поступков, где половой инстинкт играет не последнюю роль; как, например, в случае с юношей, который постоянно воровал принадлежности дамского костюма, рубашки, кальсоны, чулки, из которых не делал никакого употребления, довольствуясь одним созерцанием их*. В случае, описанном Гофманом**, молодой человек, имевший многих помешанных родственников и страдавший долгое время головными болями, имел странность похищать у девушек башмаки и убегать с ними. Я не говорю уже о тех эксгибиционистах, одержимых большею частью старческим слабоумием и начинающимся общим параличом, которые находят удовольствие в обнажении своего тела перед прохожими, или, что еще более оригинально, в акте мочеиспускания в присутствии других, как это наблюдал Арндт у одного молодого человека, с детства предававшегося мастурбации, страдавшего меланхолией и каталепсией и имевшего брата-эпилептика и родителей-невропатов.
[* Vierteljahrschr. F. Gerichte. Midizin, 1878. P. 61.]
[** Op. cit. P. 355.]
Извращенная любовь. В высшей степени странна та форма половой психопатии, которую Вестфалъ* назвал превратным половым ощущением (contrare Sexualempfindung), описав любопытные примеры ее. Между прочим, он описал одну девушку, которая с 8-летнего возраста, совершенно избегая общества мужчин, чувствовала сильное влечение к женщинам, с которыми предавалась онанизму; не получив взаимности в одной новой своей страсти, она заболела неистовой манией, перешедшей затем в циркулярное сумасшествие. Она страдала головокружениями и одышкой и проявляла волчью обжорливость; лицо у нее было асимметрическое, голова маленькая; отец ее покончил самоубийством, а мать была испугана во время беременности. Второй случай касается старого вора и мошенника, который был арестован на станции железной дороги в дамском костюме. Он был сложен и развит, как мужчина, но голос его, походка и волосы были женскими. Он сознался, что с детства испытывал особенное влечение надевать на себя дамские платья и украшения и жить с женщинами, питая в то же время полное отвращение к мужчинам; когда же он пытался подавить в себе этот инстинкт, то им овладело какое-то состояние ужаса и страха. На 16-м году он, после испуга, заболел эпилептическими припадками. Находясь в услужении в одной семье, он похитил несколько платьев своей госпожи; однако платья, которые он носил, "чтобы испытать, к лицу ли они ему", были куплены на свои деньги.
[Arch. F. Psych., Berlin, II. P. 73.]
Я знал одного 48-летнего психопата, который истратил все свои деньги на подарки юношам, за которыми ухаживал, желая играть роль женщины; он нападал и колотил тех из них, которые не называли его Луизой; реденькие волосы его были расчесаны и заплетены, а костюм был наполовину мужской, наполовину женский; словом, по внешности это был тип истинного педераста.
Другой чрезвычайно интересный случай опубликовал недавно Tamassia*. Крестьянин Р.С., мать которого страдает истерией, один дядя идиот, а другой причудлив, посещал школу без особенной пользы; с 12 лет он стал проявлять боязнь в обществе мужчин, а в обществе женщин выказывал какую-то стыдливую гордость, когда кто-нибудь позволял себе двусмысленное слово. Между 15-м и 17-м годом он отрастил волосы, заказал платье, которое бы лучше обрисовывало контуры его тела, и иногда говорил, что он не мужчина; в беседе с женщинами говорил "мы" и исковеркал на женский лад свое имя. Находясь в услужении у одного чиновника, он однажды услышал от него совет надеть на себя женское платье; шутка эта, однако, вполне соответствовала его влечению, и он осуществил ее: стал по-женски причесываться, надел дамский туалет, чем возбуждал всегда смех толпы, воображал себя любовницей многих мужчин и даже вообразил, что благодаря своему хозяину забеременел и родил сына!.. Шесть месяцев спустя он снова надел мужское платье, оправдываясь тем, что его побудила к тому необходимость добывать себе пропитание, так как в женском костюме никто не желал принимать его в услужение. Невзирая, однако, на это, он долгое время хранил еще у себя некоторые принадлежности дамского туалета, в которых иногда показывался на улице, но которые преимущественно носил в своей комнате, завивая себе длинные волосы, обнажая шею и высоко приподнимая юбку, чтобы видны были икры. В течение нескольких лет он исполнял обязанности слуги, предпочитая женские занятия и избегая мужских. Ему доставляло большое удовольствие, если мужчины его хвалили, признавали его красоту или подозревали в нем женщину. Из одного дома его прогнали за кражу косметических средств, а способ, употребленный им для совершения кражи, достаточно доказывает его умственное убожество: отрицая кражу, он спрятал похищенные вещи в узелок своих вещей, так что без труда был уличен. Из другого дома его прогнали за кражу кольца у хозяйки, которая, заметив это, подняла тревогу. Он же между тем надел уже кольцо на палец и, публично показывая его, как будто вещь, полученную в подарок, с фатовской ужимкой спросил, "не идет ли оно ему и не придает ли красоты". В тюрьме он допустил телесный осмотр, которому противился на свободе. Он был среднего роста и крепкого телосложения; кожа нежная, скудно покрытая волосами, извивающимися до самых плеч; лоб низкий, выдающийся в верхней части; лицо маленькое, покрытое роскошной бородой, с выдающимися скулами; нос тупой, глаза круглые, темные, брови густые; полные губы открыты и слегка улыбаются. Половые органы нормальны, голос слабый, с фаль-цетным тембром. Для выпуклости бюста он носил подушечки, которые должны были заменять груди, а панталоны были подбиты ватой, чтобы икры казались более круглыми.