Против тех, кто говорит, что звезды ничего не означают для возникновения и уничтожения, а также что они не имеют отношения к происходящему по сию сторону Луны
Другое дело, когда говорят, что планеты или другие звезды не имеют никакого отношения к возникновению или уничтожению и вообще ко всему, что происходит в подлунном мире. Ответ им таков: все мудрецы сходятся в том, что низшее управляется высшим. Не то, чтобы звезды управляли людьми, лошадьми или кораблями, или колесницами, или другими преходящими предметами таким же образом, как смертные люди управляют подобными вещами (ибо тогда получилось бы так, что последствие нс было бы в согласии с породившей его причиной); но они управляют ими, передвигая и уничтожая элементы[52] и превращая их друг в друга, из-за них происходят возникновение и уничтожение. И они создают отдельные предметы из элементов, которые уничтожились. В конце концов отдельные предметы тоже уничтожаются, вновь превращаясь в элементы, как говорят.
Иное дело, когда говорят, что планеты имеют значение только для общих понятий, а нс для частностей. Таким людям следует отвечать, что все смешанные тела состоят из четырех элементов, и эти элементы образуют каждое тело. Они не смогли бы образовать тело, если бы не были соединены под действием планет, не исключая других звезд, непрерывным и неустанным вращением звезд, движущихся вокруг элементов. Потому что, если бы планеты означали только общие понятия, как утверждают, и если бы это было правдой, то они должны были бы означать и индивидуальные понятия, имея в виду не только личности, но и отдельные их части, такие, как руки, ноги, голову и тому подобное. Но на самом деле под воздействием планет отдельные личности растут, взрослеют, стареют, заболевают и так далее в результате соединения, взаимного превращения элементов и вновь разложения на элементы.
Иное дело, когда некоторые говорят, что звезды предвещают только две вещи: необходимое и невозможное, но исключая возможное; необходимое — например, как то, что огонь горячий; невозможное как то, что лошадь летает; но не вероятное, исключая возможное как то, что человека переместят или он напишет что-нибудь[54].
Ответить им можно так. Конечно, существуют необходимые и невозможные вещи. В самом деле, некоторые вещи являются необходимыми, например, небо вращается, потому что такова его природа; а некоторые вещи — невозможными: например, огонь не может быть холодным по своей природе. Но, опять-таки, некоторые вещи возможны: например, вода может стать горячей привходящим образом, хотя она не такова по своей природе. Так же человек может говорить по своей природе и может говорить в данный момент, он мог говорить и до настоящего времени и сможет говорить в будущем; но, хотя он и говорил уже пару раз, тогда и теперь, вовсе не обязательно, что он заговорит в будущем. Необходимое или естественное для любого рода или вида является характерным признаком любого представителя данного рода, например, умение летать — такая способность присуща всем представителям этого рода. То, что возможно для рода, возможно и для каждого его отдельного представителя. Но, появившись как возможность, свойство не является необходимым или невозможным для других представителей рода. Например, человек умеет плавать, но это не обязательно для каждого человека и не является невозможным для других. Мы видим, что одни умеют плавать, а другие — нет. Вполне возможно, что некто родится королем, и вполне возможно, что он же может перестать им быть. Но однако, если бы он не был королем [по праву], он не мог бы им стать. То есть, между необходимым и невозможным есть середина — возможное; а между необходимым и возможным есть здравый смысл и суждение. Следовательно, оно[55] возможно, и суждения по звездам истинны и полезны, потому что они естественны, и, не являясь случайными причинами, они выступают в роли причин согласно своей природе. Поэтому суждения эти нельзя считать никчемными, как говорят слепцы. И грех говорить, что они невозможны, когда мы ясно видим, что они есть. И это относится и к воздействиям звезд, и к суждениям по ним.
В самом деле, необходимо: если идет дождь — небо в тучах, и невозможно: когда на небе совсем нет туч, чтобы шел сколько-нибудь .заметный дождь, но дождь вовсе не является необходимым, когда небо в тучах, как и не является невозможным, что любая туча может принести дождь- Вполне возможно, что из какой-то тучи может пойти дождь, но столь же возможно, что из нее дождь не польет.
Следовательно, [дождь] — это возможное[56] [событие], и таковы же суждения по звездам; потому что по движениям и взаимному расположению наднебесных тел, и по изменению воздуха вы можете узнать, из какой тучи должен пойти дождь, как сказано в трактате об изменении состояния воздуха[57].
Подобным образом, если у кого-то во рту что-то съедобное, возможно, что он это съест и проглотит; также возможно, что он не съест это или не проглотит; здесь возможное имеет отношение как к необходимому, так и к невозможному, потому что, если это можно съесть, и это следует сделать, то возможное становится неизбежным, переходя в действие, и так исчезает возможность; и вот все уже сделано, произошло и принято как неизбежность[58].
Подобным же образом, если что-то возможно, но не претворилось в действие, оно является невозможным и подпадает под определение невозможного, а возможность как бы отклоняется. Так что звезды и стихии должны предвещать возможное, а не только необходимое и невозможное. Следовательно, астролог знает правду, чтобы предсказывать будущее[59].
Иное дело, когда некоторые говорят, что нет никакого толка в суждениях астрономии, потому что они не видят здесь никаких денежных выгод. Они пытаются понять, даст ли это какие-нибудь преимущества подобного рода, в каких случаях и каким образом. [Не находя таковых|, они говорят, что эта наука бесполезна. Мне кажется, что таким людям следует отвечать так: они не заботятся о зерне, а только о
мякине. Ведь наука по отношению к деньгам — то же, что и зерно по отношению к мякине. Говорящие, что богатство предпочтительнее науки предсказательной астрономии, показывают лишь, что для них нет ничего более важного, чем накопление денег, которые легко потерять. Они же говорят, что тот, кто купается в богатстве, ни в чем не нуждается. Если он не мудрец, он от этого не страдает. Они говорят, что благополучие стерпит и глупость и что богатому дураку не нужна наука, они не задумываются над собственными ошибками и не знают, что их неудач можно было избежать.
Все, что подвергается изучению, испытывается подобным. Так же, как наука испытывается наукой, а вещество — веществом, и я все время вижу, что плебей не признает ничего, кроме накопления денег; да и стоит ли удивляться, они же иногда видят мудрецов, как тех, что религиозны, так и прочих, кто верит в астрономию и медицину, так и в другие науки, но которые обращают внимание на тех, чьи мнения, если их рассмотреть подробно, могут быть, по-моему, опровегнуты. Наука является не более достойна в сравнении с деньгами, а деньги — не более низменны в сравнении с наукой. Деньги могут быть у мудреца, глупца, лентяя, праведника, скромного и слабого, а также у человека, слывущего ни на что негодным. Таким образом, деньги сами по себе ничего не значат, и о любом негодяе или дураке, имеющем деньги, нельзя сказать ничего иного, кроме того, что они хранят деньги для кого-то другого. Деньги даются не в соответствии с силой, потому что мы знаем сильных людей, как испытывающих недостаток в деньгах, так и буквально купающихся в них. Почему так происходит, говорится далее, при рассмотрении суждений, или, по-видимому, в Трактате о врожденных качествах[60].
52
См. прим. 12. Ср. с “О небе ”, книга II, раздел 389а, строки 10-35, и “О рождении и уничтожении ”, книга II. Здесь, в этой главе, дается наиболее сжатое объяснение из всех возможных о том, как средневековые умы объясняли астрологические влияния.
53
у представителей сирийской школы). Именно через “Исагог” Порфирия (III в.), представляющий собой введение в логику Аристотеля, идеи философа стали известны в период раннего средневековья. См. “Porphyry the Phoenician: Isagogue ”, перевод, предисловие и примечания Эдварда Уоррена, Edward W. Warren, Toronto: The Pontifical Institute of Medieval Studies, 1975.
54
Alia occasion est quorundam qui dixerunt quia significant tantum duo necessarium scilicet et immpossibile, possibile vem non, necessarium sicut ignem ce calidum, et impossibile sicut equum volar. Possibile vero non ut hominem moveri vel scribere.
55
“Оно"— это суждение о значимости звездного влияния, которое, как утверждалось в названии этой главы, невозможно, помните?
56
Как противоположность необходимому событию. (Прим. Р.Хэнда)
57
См. Десятый Трактат данной работы.
58
В этом довольно туманном отрывке используется схоластическая терминология. “Возможное” — это не совсем то. что мы понимаем под данным словом. Видимо, уместным будет следующее определение: “...это то, что есть, но может быть иным; синоним слова “случайный” и антоним слова “необходимый"". (Roy J. Deferrari, A Latin-English Dictionary of St. Thomas Aquinas. Boston, St. Paul Press, 1960). В этом отрывке оспаривается мысль, что астрология может говорить только о том, что должно быть, обязательно, неизбежно, и о том, чего никак не может быть, но не может ничего сказать о событиях, которые могут случиться, как только создадутся подходящие обстоятельства. Согласно таким оппонентам, говоря о возможных альтернативных событиях (в современном понимании этого слова), астрология не может предсказать дальнейших событий, которые являются следствием этих первых, пока одно из них не произойдет, то есть не станет явным.
59
Вся эта глава выдержана в терминах логики Аристотеля, потому что оппоненты Бонатти были схоластами. Во времена Бонатти доминиканцы—ученики Фомы Аквинского (12257-1274) распространяли идеи своего учителя, представлявшие собой сплав философии Аристотеля с католическим учением. Подобный сплав идей (получивший название томизма) наряду с другими работами Фомы Аквинского, такими, как "Sumта contra Gentiles ”, использовался для обращения мусульман, евреев и своевольных христиан, в том числе последователей Аверроэса и астрологов.
Книга Бонатти “Liber Astronomiae ”была написана вскоре после смерти Фомы Аквинского, таким образом в самом разгаре формирования томизма. Чтобы иметь хоть малейший шанс быть принятым всерьез, он был вынужден показать себя знатоком философши Аристотеля. Хотя его аргументация может нам показаться ребяческой, следует помнить, что ему приходилось сражаться с современной ему оппозицией ее же оружием. Если мы, как астрологи, хотим, чтобы к нашему Искусству серьезно относились в наше время, нам надо поступать так же.
60
Здесь типичный аргумент астрологов, уверяющих, что человек обладает деньгами или испытывает их недостаток не благодаря своим достоинствам или из-за своих пороков, а только потому, что таков его гороскоп.