Котеночкин: - Значит так, на. Всем офицерам запрещаю привозить из отпуска больше одной бутылки водки. Следующее. Всем офицерам, покинувшим самовольно район боевых действий, боевые не выплачивать и сутки засчитывать за сутки. Далее. Колонна на Моздок уходит через двадцать минут, на. Вот у меня списки, поданные командирами подразделений, здесь девятнадцать человек. Значит, колонну поведет зампотыл, зампотыл, ты где?
Зампотыл: - Я здесь товарищ полковник.
Котеночкин: - Значит, смотри. Нохчи в горах активизировались. Вчера в районе Ножай-Юрта полностью уничтожена колонна пятнадцатого полка. Погибло двадцать четыре человека. От роты связи кто? Ты, старшина? Кто у тебя в Моздок едет?
Старшина: - Рядовой Сидельников.
Котеночкин: - Сидельников!
Сидельников: - Я!
Котеночкин: - К тебе мать приехала. Она в Моздоке. Она там всех задолбала уже, боец. Она у тебя чокнутая, понял? Значит, даю тебе неделю отпуска.
Старшина! Если через неделю его не будет, завожу дело. Ты понял, боец?
Сидельников: - Так точно.
Котеночкин: - Разойдись. И если я на рынке поймаю еще одну суку, которая патроны чехам таскает, расстреляю, на!
Сидельников и Осипов сидят вдвоем в столовой роты связи. Осипов в каске и бронике - он часовой, Сидельников в бушлате. Они черпают молочный суп из тубуса.
Осипов: - Ты не вернешься.
Сидельников: - Я вернусь, Андрюх. Только к матери съезжу и вернусь.
Осипов: - Не вернешься. Никто не возвращается. Не будь дураком.
Сидельников: - Я вернусь...
Они молчат, едят суп.
Осипов: - Не опоздай.
Они встают, обнимаются. Сидельников идет к колонне, оборачивается:
- Андрюха, я вернусь! Я вернусь, слышишь?
Дождь, Сидельников весь промокший едет на броне. Дорогу колонне перебегает заяц. "Заяц, бля!" Солдаты начинают стрелять по нему. Заяц бежит вверх по склону и все время как на ладони. Бэтэр останавливается, все лупят по зайцу. Наводчик КПВТ разворачивает свою пушку и начинает стрелять тоже. Заяц пропадает в разрывах. Тогда все начинают стрелять просто так, солдаты и офицеры стоят на дороге и со зверскими лицами лупят по деревьям и вообще по всему вокруг, выпуская свою ненависть и страх. Когда стрельба заканчивается
зампотыл говорит: - Поехали.
Седьмая серия.
Моздок. Колонна едет по проселку через дачные участки. Останавливается около строящегося дома - песок, фундамент, доски. Зампотыл спрыгивает с брони.
Зампотыл: - К машине! Пошли со мной.
Солдаты идут за ним к "Уралу", в кузове которого лежат двери, доски, оконные рамы, стоит кожаный диван, кресла, несколько ковров свернуты трубками.
Зампотыл: - Давайте, ребят, навались. За двадцать минут управимся.
Солдаты снимают диван и тащат его на участок.
Полк. Сидельников спрыгивает с брони, идет в казарму. Там никого. Он бросает вещи на кровать, автомат вешает на шею и идет умываться.
В туалете склоняется над умывальником голый по пояс, автомат ставит рядом. Умывается.
В туалет заходит Смешной. Становится за соседнюю раковину. Некоторое время молчат.
Смешной: - Ну как там, Длинный? Говорят, жопа сейчас?
Сидельников: - Да.
Смешной: - Зюзика завалили, да?
Сидельников кивает. Брызгает в лицо водой.
Смешной: - Ты это... Там к тебе мать приехала.
Сидельников: - Где она?
Смешной: - В общаге. Знаешь офицерское общежитие, ну, которое рядом с почтой? Её там поселили.
Сидельников: - Найду. Ключи от оружейки у тебя? Прими ствол.
Смешной: - Пойдем. Пожрать принесешь чего-нибудь? Сгущенки, пару банок, а?
Сидельников: - Посмотрим.
Сидельников стоит в коридоре общежития около окна, курит. В комнате пьют водку офицеры, мат - перемат, затягивают "Болванку". Офицерские жены с грязными детьми, обшарпанность, нищета.
На противоположной стороне коридора появляется мать Сидельникова. Сидельников подходит к комнате, ждет её. Она тоже подходит, достает ключ, открывает дверь. Оба молчат.
Заходят в комнату, садятся на противоположные кровати лицом друг к другу. Стол, тумбочка, две койки, два стула. Сидельников поднимает одеяло, трогает простыню. Молчат.
Сидельников: - Привет.
Мама: - Привет.
Он подходит к окну.
- Как ты добралась, мама?
- Я ехала на попутках. Я ехала на попутках, а ночевала на блокпостах. Господи, что там происходит, все пьяные, бьют друг друга. Неужели и вы так живете?
- Да. Мы так живем.
- И ты тоже?
- Да, мама, я тоже.
Ночь. В окно светит фонарь. Сидельников лежит на кровати, курит. Мама тоже не спит, слышно, как она ворочается, вздыхает.
Мама: - Не спишь?
Сидельников: - Нет. Зачем ты приехала?
Мама: - Как же я могла не приехать. По телевизору все время показывают одни трупы. Расстреляли, подорвали, убили, зарезали... Я так боялась за тебя. Как же я могла не приехать?
На улице стреляют. Сидельников снова закуривает.
За кадром: Господи, мама, ну чем же ты можешь помочь мне здесь? Ведь у тебя больше нет надо мной никакой власти. Я больше не твой сын, мама, я не принадлежу тебе, я принадлежу войне. Мы теперь дети войны, мама.
Мы так далеки с тобой друг от друга. И ты больше не значишь для меня ничего, ты - просто пожилая женщина, одна из тех, которых здесь воруют и убивают. Забытое воспоминание. Да, я люблю тебя, но люблю как прошлое, как детство, в настоящем тебя нет. Тебя просто не может быть здесь, среди смерти, грязи и страха.
Мама: - Как вас тут кормят?
Сидельников: - Какая разница. Разве это имеет значение.
Мама: - Ты куришь?
Сидельников: - Да. Я курю.
Мама: - У нас в школе комитет солдатских матерей создали. У многих сыновья в армии. А тут похоронки приходить начали. Мы сначала все вместе разносили, соберемся все вместе, и несем той, которой пришла. А потом как пошли гробы. К одной заходим, а она ему носочки связала. Посылку отправить хотела...
Мама: - Тут приезжали двое. Сказали, что служили с тобой вместе. Один такой большой, рыжий... Два дня жили, все рассказывали. Это правда, что они рассказывали?
Сидельников: - Правда.
Мама: - Два дня жили. А потом телевизор взяли, костюмы твои, деньги сколько было, кольцо обручальное... Украли все... Я все узнала. Этот старшина, как его, Савин, он мне сам сказал, чтобы я забирала тебя. Он говорит, тебя здесь убьют. Он все сказал, что нужно делать.