Молниеносный взмах сабли, рассекающей хлестким ударом упругую свежесть, решит сегодня все, а дальше — долгожданное тепло, бьющее через ровные края свежей раны.
— Ребекка…
— Да, Уолтер.
— Ребекка. Этот костюм — это именно то, что тебе нужно. Брюнетка в алом… Я мечтал всю жизнь.
— Она твоя.
— Ребекка…
Кровавые языки пламени облизывают черный бархат осенней полночи, тепло и уютно… Было… Пока ледяной порыв прозрачной стали не уничтожил все, что так дорого, пока ветер не засыпал мир желто-красным листопадом. Год за годом, тысячу жизней, миллион лет беспощадных тренировок, всю вечную осень она готовилась, чтобы однажды ответить на мучивший ее вопрос. Хватит ли у нее ненависти, чтобы смыть этот желто-красный поток, захлестнувший все ее существо, серым холодом стали.
Оранжевый диск на пятнистом полотне и черный хрупкий пепел под ногами, а между ними плотная, всепоглощающая серая реальность клинка. В ней, как в гигантском аквариуме, плещутся мужчины, женщины, дети…
Вдыхая сталь, что может делать человек? Только бесконечно кружить в вальсе с тряпичной белой куклой, прозрачной, как несуществующее зеркало. Нежный осенний танец вокруг кровавого сгустка. Трехгранное лезвие гнется дугой, в помертвевших глазах тонут мутнеющие зрачки, заволакивая черным пеплом бешеный холод пожарища, горло захлебывается. Это последний поцелуй. Брюнетка в алом…
— Она твоя.
— Но хватит ли у тебя ненависти?
— Я тебя люблю.
— …брюнетка в алом…
— Я тебя люблю.
— Ребекка…
Она выдергивает из манекена прозрачный ручей стали и вытирает клинок кружевным платком с монограммой «У.Р.». Желто-красная ткань постепенно окрашивается, превращаясь в кровавую; пепел летит, кружась в осеннем ветре. Сегодня начнется зима.
— Скоро Рождество.
— Да, дорогой, а потом опять наступит осень.
— Глупышка, потом будет весна. Скоро придет Рождество.
— Да, дорогой. За окнами холодно, промозглый ветер, с утра моросит дождь, колючий, как осколки зеркала. Разожжем камин?..
— Ребекка…
Она садится в машину и едет по осенним улицам. Город только просыпается. Тяжелые капли бегут по щекам, мерзнут на холодном ветру. Брюнетка в алом… Слезинки звонко падают в пепел жизни, выстукивая: зиль-бер, зиль-бер.
Зильбер.
В антикварном магазинчике было пусто. Так рано посетители сюда не заглядывали, а хозяева, по-видимому, находились где-то поблизости, в жилой части двухэтажного домика.
Ребекка вошла в помещение и осмотрелась. Вон он. В застекленном небольшом шкафчике, висящем на стене…
Услыхав, что пришел посетитель, Тесса, находящаяся в комнатке, соседней с торговым залом, громко крикнула:
— Одну минутку. Извините, я сейчас к вам подойду.
Ребекка размашистым шагом, не спеша, уверенно прошла через весь зал и, открыв нехитрый замочек стеклянного шкафчика, распахнула прозрачную дверцу. Это была она, его сабля. Именно то, что она так долго искала и на что никак не решалась предъявить свои права. Но сегодня особый день. Она протянула руку и вновь, как много лет назад, почувствовала знакомую тяжесть и гладкую, как кошачья шерстка, полировку металла.
Сбоку раздались шаги и вошла Тесса. Увидев, что посетительница без спроса открыла витрину, она спросила:
— Что вы делаете?
Посетительница повернулась к хозяйке магазинчика лицом, — и та сразу узнала в ней Ребекку, которая внезапно зашипела, как разозлившаяся кошка, и, выставляя вперед острый коготь зильбера, сказала:
— Беру то, что по праву принадлежит мне.
В голосе гостьи было столько ненависти, что у Тессы по спине побежали мурашки. Она поняла, что эта женщина, доведенная до отчаяния, может решиться на все, что угодно.
— Ваш муж дома?
— Нет, я одна, — ответила Тесса и, указывая на саблю, спросила. — Вы хотите это украсть?
— Эта сабля, — невозмутимо ответила Ребекка, — принадлежала моему жениху. А теперь должна принадлежать мне.
Она взмахнула зильбером, бешено сверкнув своими черными глазами. Тесса быстро сообразила, что лучше всего с такой посетительницей разговаривать на большом расстоянии, и зашла за широкий стол, на котором были выставлены мелкие побрякушки. Оттуда уже она решила продолжать разговор.
— Дункан был прав, — сказала она. — Вы были помолвлены с Уолтером Райнхардтом.
— Да, — горько воскликнула Ребекка. — Но он погиб.
— Вы ничего не знаете, — пыталась объяснить ей то, что произошло, Тесса.
Она понимала, что несчастная женщина может совершить самую большую и неисправимую ошибку в своей жизни. Райнхардта она себе не вернет вне зависимости от того, жив он или умер, а сама погибнет. Ее убьет либо Дункан, если она попытается его убить и узнать его тайну, либо сам Райнхардт, если она найдет его и тоже узнает тайну бессмертных. Поэтому Тесса решила попробовать отговорить Ребекку от этого смертельного предприятия. Она так разволновалась, что даже вышла из-за демонстрационного стола.
Но Ребекка не хотела ничего слышать.
— Я все знаю, — фыркнула она, поднося острие сабли к груди Тессы.
Но та, не обращая внимания, старалась объяснить:
— Вы не понимаете с чем вы имеете дело!
— Это вы не понимаете, с кем вы имеете дело, — оскалилась брюнетка. — Мак-Лауд — убийца!
В ее глазах пылал гнев.
Но Тесса ни на что не собиралась обращать внимание. Ни на то, что собеседница взбешена, ни на то, что прямо перед ней острый, как бритва, клинок, готовый пронзить ее тело. Она хотела только одного — спасти несчастную женщину от нее же самой. И поэтому она отодвинула рукой саблю, словно перед ней была не сталь, а папье-маше, и горячо заговорила:
— Вы ошибаетесь. Я вам сейчас все объясню…
— Я не хочу ничего слышать, — вдруг совершенно спокойно сказала Ребекка и опустила саблю. — Эта сабля у него, — голос ее задрожал, — а она могла достаться ему только, если он убил Уолтера. Теперь я уверена, что Мак-Лауд его убил.
— Но, черт возьми, — закричала Тесса, — если вы так думаете, то почему же вы не обратились в полицию?
— Я обращалась, но не было никаких доказательств. Не было ничего, даже тела. Но теперь у меня есть сабля. И я сделаю с ним то, что он сделал с Уолтером. Я убью его.
Ребекка развернулась и решительно пошла к выходу. Тесса ничего больше не могла сделать, и ей не оставалось ничего, как только попробовать еще раз убедить фехтовальщицу.
— Подождите, — вслед ей воскликнула Тесса, — все совсем не так, как вы думаете!
Но тщетно. Дверь захлопнулась за ранней посетительницей.
Ночной город был темен и пуст и пугал жителей осенней отчужденностью. Поэтому на центральных улицах, освещенных вечерней иллюминацией, быстро сновали редкие пешеходы, стараясь поскорее укрыться от холодного сырого ветра в своих домах. Осенние вечера не всегда располагают к прогулкам, и Мак-Лауд, — как впрочем, и все жители городка, — спешил домой. Он гнал машину по залитому холодными огнями проспекту и думал, думал…
История, которая закружила их с Тессой, как осенний вихрь кружит опавшие разноцветные листья, грозила бедой гораздо более страшной, чем простуда.
"Что делает людей такими, какими они есть, — размышлял он, чувствуя себя таким далеким от всего мира, таким отрешенным от обыкновенных человеческих проблем, как будто жил в другой галактике. — Интересно, задумывался ли кто-то об этом? Одни рождаются хорошими, другие — плохими, а есть еще такие, которые рождаются бессмертными, и они тоже бывают разными. Но из них в конце концов останется только один.
(Бессмертие для Райнхардта всегда было лишь игрой, в которой действовали лишь его правила, а проигравший платил за все смертью. Но зато выигравший не жалел ни о чем).
А что такое бессмертие для меня? Зачем мне эта неоправданно долгая жизнь, если мне не нравится сама идея вечной игры и я не понимаю ее цели. И вообще я не думаю, что это игра.
Я никак не могу понять почему мы чем-то отличаемся от остальных! Почему Конан, я и другие — это одно, а Слэн, Райнхардт и еще сотни — другое? Почему, если мы выиграем, то будет все хорошо, а если они, — то все плохо? Почему?!.