Почему же Гапон побежал к писателю Максиму Горькому, стоящему в лагере Ленина, а не к меньшевикам, у которых он был "техническим руководителем"? Он сам себя называл то "социал-демократом" без указания фракции, то "эсером", хотя принадлежал к социальным отбросам общества, которыми так богата русская революция, наиболее выдающиеся из которых хорошо известны из истории: полицейский "профсоюзник" Зубатов, агенты-провокаторы — шеф "Боевой организации эсеров" Азеф, председатель фракции большевиков в IV Думе Малиновский, "эксы" — бандиты из большевиков — Коба (Сталин) и Камо (Тер-Петросян).

Бежавший за границу, Талон выпускал одно за другими такие кровожадные воззвания, в которых нельзя узнать бывшего священника, проповедующего "Десять Заповедей". В одном из таких воззваний Гапон шлет проклятия по адресу "зверя-царя", "шакалов министров", "собачьей своры чиновников", а участников шествия к Зимнему дворцу Гапон призывает: "Министров, градоначальников, губернаторов, исправников, городовых, полицейских стражников, жандармов, шпионов, генералов и офицеров, приказывающих в вас стрелять, — убивайте… Все меры, чтобы у вас были вовремя оружие и динамит, приняты… На войну идти отказывайтесь… По указанию боевого комитета восставайте… Водопроводы, газопроводы, телефоны, телеграф, освещение, конки, трамваи, железные дороги уничтожайте… Раздавим внутренних кровожадных пауков нашей дорогой родины…" Это воззвание было напечатано в "Освобождении" Струве от 18.5.1905 г., как "документ".

Революционно-бандитские группы "эксы”, которые Ленин создал на Кавказе во главе с Коба и Камо преследовали те же цели, что изложены в "Воззвании” Гапона. Как бы в ответ на "Воззвание" Гапона в России прокатилась новая волна революционного террора, начавшаяся с убийства Каляевым московского генерал-губернатора Великого князя Сергея Александровича. Только Талон не предлагал грабить, а Ленин предлагал производить "экспроприацию экспроприаторов" — банков, казначейства для финансирования своей партии, чем эти "эксы" и занимались наиболее успешно на Кавказе с 1905 по 1912 г.г. Даже тогда, когда Четвертый объединительный съезд и Пятый общий съезд РСДРП категорически запретили "партизанскую войну" с убийствами начальствующих лиц и грабежами "эксов", Ленин почти один даже в собственной фракции восстал против этих решений. Ленин говорил: "Когда я вижу социал-демократов, горделиво и самодовольно заявляющих: мы не анархисты, не воры, не грабители, мы выше этого, мы отвергаем партизанскую войну, тогда я спрашиваю себя: понимают ли эти люди, что они говорят" (Соч.,т. Х, стр.86). Когда 15 августа 1906 г. по решению Польской Партии Социалистов была совершена серия террористических актов во многих городах Польши против польских полицейских и русских солдат, и объединенный ЦК большевиков и меньшевиков осудил все эти террористические акты, то Ленин отмежевался от решения ЦК. В статье "К событиям дня" он писал: "Безусловно ошибается и глубоко ошибается ЦК нашей партии заявляя: "Само собою разумеется, что так называемые "партизанские" боевые выступления, по-прежнему отвергаются партией.

Это неверно. Мы советуем всем многочисленным боевым группам нашей партии прекратить свою бездеятельность и предпринять ряд партизанских действий… с наименьшим нарушением личной безопасности мирных граждан и с наибольшим нарушением безопасности шпионов, активных черносотенцев, начальствующих полиции, войска, флота и так далее, и тому подобное (там же, стр.45–47, последние слова выделены Лениным — А.А.).

Принципиальной разницы между "Воззванием" Гапона развернуть по стране террор и призывом Ленина к тому же террору — нет, только Ленин, как юрист, выражается более отвлеченно в столь деликатном для него вопросе (ведь большевизм против индивидуального террора, он только за коллективный террор), чем священник. Бывали случаи, когда Ленин предпочитал пользоваться языком толпы, если разговаривал с интеллигенцией, которую ненавидел всю жизнь, сам будучи интеллигентом. В "Воззвании" Гапона были изложены (не участвовал ли Максим Горький в его составлении?) те идеи бунта и вооруженного восстания, которые изложены в решениях III съезда большевистской партии, происходившего в то же самое время, когда Талон выпустил свое "Воззвание" (апрель 1905 г.). В решении III съезда об организации в России повсеместного вооруженного восстания говорилось, что "задача организовать пролетариат для непосредственной борьбы с самодержавием путем вооруженного восстания является одной из самых важных и неотложных задач партии в настоящий революционный момент". О том же восстании говорили, конечно, и меньшевики, и эсеры, и даже иные буржуазные радикалы, но действительно планировал и организовывал его только один Ленин, для которого знаменитая формула "гегемония пролетари-ата^м была просто кодом для выражения его собственной гегемонии. Важнейшими документами первой русской революции, которые умело используют грозную атмосферу в России после расстрела петербургских рабочих 9-го января 1905 г., как раз и являются "Воззвание" Гапона и деловая программа III съезда партии Ленина, находящиеся в идейной связи между собой. Оба документа били в "болевые точки" анархической России, всегда склонной к бунту "бессмысленному и беспощадному". Не сила философских идей, а сила провокации в события 9-го января 1905 г. со стороны Гапона и властей и сила демагогии со стороны революционеров, — вот что погрузило Россию в море крови первой революции. Даже окончание русско-японской войны (август 1905) с довольно почетным для России миром, заключенным благодаря энергичному посредничеству американского президента Теодора Рузвельта и высокому дипломатическому искусству С.Ю.Витте, не привело к успокоению. Ведь одно из требований революции "долой войну" было выполнено, но тогда только и началась общероссийская революция — забастовки, демонстрации, террор, поджоги помещичьих имений, волнения и восстания, в том числе и в рядах армии и флота. Участвуют в ней все слои населения: рабочие, крестьяне, интеллигенция, студенты, гимназисты и инородцы на окраинах империи. Впервые организуется и контрреволюция, которая ничего более умного выдумать не могла, как устраивать погромы под лозунгом "Бей жидов — спасай Россию!" Надо было быть очень низкого мнения о русском народе, допуская, что его могли поднять на революцию во всех уголках империи иноверцы, запертые в "черту оседлости” на ее окраине.

В первой половине октября революция достигла своей кульминации. Страной правил не царь, а царство анархии. Всеобщая октябрьская забастовка на всех предприятиях, железных дорогах, на почте и телеграфе, в типографиях и издательствах превратила страну во всероссийский митинг с требованием свободы. Правящий слой раскололся: одни требовали репрессий, другие предлагали дать народу "разумные свободы". Тогдашние газеты выражали в своих публикациях этот раскол. Правые "Московские ведомости" требовали назначения "военного диктатора", словно царь был демократом. Более трезвое "Новое время" писало: "Идея царской власти гораздо больше может быть потрясена репрессиями, чем узаконением свободы". Умеренно либеральное "Слово" предупреждало: "Мы медлим, мы медлили, пока накрапывал дождь, полагая, что тучи разойдутся; мы медлили, когда уже начинался ливень, и медлим теперь под глухой гул надвигающейся бури". Столыпин в том же "Новом времени" от 14-го октября лаконично сказал то, о чем правительство до сих пор боялось заявить вслух: "Вот она — началась революция!" Дальновидный, но хитроумный Витте отважился сказать царю всю правду и подал ему программную записку, как решить политический кризис империи. В ней говорилось: