Ему пришлось пересечь улицу прямо под фонарем, но человек в берете шел, не оглядываясь.

Пол добрался до кромки тротуара, и тут за его спиной, несильно скользя шинами по слякоти, проехала машина, температура в последние дни здорово понизилась, и теперь все заиндевело и покрылось тающим льдом.

Пол снял с правой руки перчатку, сунул ее в карман и, нащупав рукоятку револьвера, крепко обхватил ее пальцами.

Прежде чем сунуться в темноту, он повернул голову направо, чтобы осмотреть улицу, и весь моментально напрягся: автомобиль, проехавший за его спиной, оказался полицейским, патрулировавшим улицы. Правда, он спокойно и неумолимо продолжал удаляться, но... “они видели меня всего лишь со спины”. Пол повернулся, разыскивая глазами свою троицу.

Но они исчезли: улица была пуста.

Пол пошел быстрее, почти побежал, пытаясь осторожно ступать по льду, поскользнувшись не менее дюжины раз, он нырнул к обочине и двинулся буквально в снеговой стене, которую уборочные машины насыпали возле тротуара, шел медленно, неуклюже, по колено в снегу, но так все же было лучше, чем постоянно ожидать нападения и удара затылком об лед.

Он осматривал двери, выходящие на улицу. Света не было: лампочки поразбивали из рогаток ребятишки, использующие их в качестве мишеней. То тут, то там из неплотно зашторенного окна вырывался луч света: но сумерки уступали дорогу ночи, и видимость была крайне плохой.

Пол наделал шума, но все-таки лучше было вспугнуть хищника, чем ничего не сделать. Он специально топал ногами, чтобы башмаки издавали приглушенное чавканье – кто-то на улице, берегитесь! И тут Пол грохнулся в твердый сугроб и приложился щекой к корочке льда.

Чтобы подняться на ноги, ему пришлось высвободить руку из кармана и первые несколько шагов он сделал очень неуверенно, – боялся, не повредил ли лодыжку. Но все оказалось в порядке, и Пол, двинулся дальше, нащупывая револьвер.

Раздался вопль: позже, голос маленькой девочки. Пол вглядывался в темноту. Послышался странный хлопающий звук; очень громкий. Пол сразу не понял, что это. Побежал к концу улицы. Девочка снова принялась кричать, и Пол услышал, как громко плоть ударила о плоть: крик оборвался на середине.

Где-то рядом. Где-то прямо перед ним через улицу. Пол выскочил из-за снеговой стены и, скользя помчался через покрытую льдом дорогу, на ходу вынимая из кармана “сентенниал”. Лицо горело в том месте, где он приложился щекой ко льду.

И тут на него прыгнул человек в берете. Он выскочил из люка, находящего за каменным парапетом лестницы, ведущей к входной двери единым прыжком к обочине, в поднятой руке зажато какое-то огромное оружие – невероятное, непостижимое лезвие...

Мачете.

В темноте глаза мужчины сияли. Пол споткнулся, оступился, упал и приземлился на левую руку. Двухфунтовое мачете пронеслось над головой: его держали обеими руками. На ногу Пола упал бумажник. Прогрохотал громоподобный мужской вопль:

– Держите эту суку!

Пол упал на спину.

И выстрелил.

Пуля рикошетом отскочила от чего-то и, взвизгнув, унеслась куда-то вбок. В темноту...

Он нажимал на курок еще и еще раз и стрелял до тех пор, пока не почувствовал, что револьвер пуст, а мачете валится, звеня, на асфальт и мужчина ему на ноги.

Трясясь, как ненормальный, не в силах унять дрожь, Пол с трудом выкарабкался из-под тела. Встал на колени.

Мужчина умер, сделав последний вздох, дернувшись всего один единственный раз, и моментально начал распространять вокруг непередаваемое и ни с чем несравнимое зловоние.

Скорчившись, Пол уставился в лицо мертвецу, словно приговаривал себя смотреть, чтобы проверить свою выдержку.

Наконец, он встал, стараясь глубоко дышать, хотя нос его был заложен. Вокруг тела расплылось кровавое пятно, похожее на чернильную кляксу.

Пол пошатываясь, двинулся к лестнице и уставился в темноту. Возле служебной лестницы, на пол этажа ниже уровня асфальта в уголке, скорчившись, сидела маленькая девочка. На лице ее был заметен след удара.

У ее ног сидел отец, прислонившись спиной к каменной поверхности стены и зажимал руку, из которой тошнотворно струилась кровища. Подбородок его лежал на груди, от боли он раскачивался взад и вперед, а на верх он далее не посмотрел.

Но девочка подняла голову, и Пол подумал: “Она меня видела”.

Однако, он сошел с места, глаза ее не двинулись за ним вслед. И Пол заметил матовый блеск, ее блуждающих глаз.

Она была слепа.

Вот почему отец держал ее все время за руку.

Он услышал вой сирены. Пол не мог определить, с какой стороны приближается машина.

Он помчался по лестнице. Пустой револьвер все еще был зажат в кулаке. Тыльной стороной ладони он провел по щеке: кровь. Она все еще сочилась из царапины, которую он получил во время падения.

За его спиной девочка пыталась что-то ему сказать, но вой сирен стал оглушающим и...

Пол быстро завернул за угол.

– Я прощен? – Телефонную трубку Пол держал у левого уха, а пальцем потихоньку трогал выпуклую царапину на правой щеке.

– Ешь больше витамина “с”, – посоветовала она.

– А вот, Сэм Крейцер прописал бы куриный бульон.

– Тоже недурно. – Голос звучал еле-еле, слышимость была отвратительная. – Ты уверен, что не хочешь, чтобы я принесла тебе обед?

– Уверен, правда. Не хочу никого заражать, а тебя в особенности. Позвоню завтра.

– Выздоравливай. – Сказано это было довольно нежным голосом, потом трубку положили. Еще несколько секунд Пол продолжал держать трубку у уха, словно хотел возобновить прерванный разговор.

Он действительно слегка простыл, но на самом деле это была всего лишь отговорка. Он не пошел на свидание, потому что не хотел, чтобы Ирен видела его исцарапанное лицо. Через пару дней он спокойно мог сказать, – порезался во время бритья, а до тех пор – Полу не хотелось чтобы его увидел хоть кто-то, а, в особенности, Ирен. Слишком полной была ее информация, она знала то же самое, что и полиция. Ко всему прочему сообразительность у нее была просто отменной и, обнаружив явные вещественные доказательства она вполне могла сделать нежелательные для Пола выводы.

Даже газеты написали об отметинах на снегу, – кровь. Полиция же очень тщательно ее изучала.

“Если кровь на снегу не совпадает с кровью убийцы и жертвы бандитского нападения, – говорил капитан Мастро, – то они на шаг придвинутся к идентификации личности линчевателя”.

Они пришли к неправильному заключению. Все равно к неправильному. Полиция считала, что линчевателя ранили мачете. Но в любом случае линчеватель считался раненым, и Пол решил не показываться из квартиры, пока не примет свой обычный презентабельный вид.

Анализ остатков порошка на одежде мертвеца показал, что тот был накачан наркотиками до степени полного одурения. Углы входных отверстий смертельных ран показали, что в момент выстрелов стрелок лежал на спине. Может быть, его сбил на землю удар мачете? Чикагская полиция никак это не прокомментировала. Но Ллойд Маркс и его слепая дочь кое-что сказали жаждавшим интервью журналистам, которые налетели этим утром в его палату, как мухи.

Надеюсь, его не сильно ранили, – проговорил раненый. – Потому что мы должны благодарить Господа за то, что этот человек оказался возле нас.

Для Пола была ударом весть о том, что нью-йоркская полиция считает своего “линчевателя” живым: пять убийств, приписываемых ему, были совершены в Бруклине и Манхэттене, пока сам Пол находился в Чикаго. Конечно, на каких-то более высоких уровнях были люди, знавшие правду. И коли они были откровенны со своими чикагскими коллегами, то, значит, те, в свою очередь, должны были бы начать проверять ньюйоркцев, перебравшихся в Чикаго несколько недель назад. Если так оно и было, то вряд ли его пропустили. Опросят Сполтера и Чилдресса, арендаторов этого здания и, без сомнения, выйдут на Ирен. Конечно, полностью подозрение от себя отвести невозможно, но следовало хотя бы избегать ненужных ошибок, он должен быть уверен, что не оставил никаких следов. Одно дело подозрение, – совсем иное – доказательство. А ведь полицейским и нужна всего лишь одна единственная царапина.