– Доброй ночи, Янси! Увидимся с тобой завтра.

– Что-то здесь творится забавное, говорю я вам, – пробормотал Янси Бил.

Пушки-призраки загрохотали и зазвенели в небесах.

Пятница, четырнадцатое мая.

В девять часов утра «империал» с открытым откидным верхом выкатился из Перлса по Пинкни-роуд в направлении трассы номер 276, которая со временем превратилась в Межштатную трассу номер 26, проходившую мимо Колумбии, столицы штата, на юго-восток, по направлению к Чарлстону.

Алан Грэнтам, который и не догадывался, что приходится духовным братом Янси Билу, ехал с постоянной дозволенной скоростью шестьдесят пять миль. На заднем сиденье, словно человек-гора, слишком громадный, чтобы уместиться в небольшом пассажирском кресле рядом с водителем, сидел его друг доктор Гидеон Фелл.

Судьбе Алана Грэнтама в его тридцать с небольшим могли бы позавидовать многие. Если сам Алан с этим и не согласился бы, то лишь потому, что его ум волновало слишком многое. В дополнение к проблеме, которую представляли собой Мэйнарды на острове Джеймс, существовал еще постоянно возвращающийся духовный кризис, связанный с Камиллой Брюс. Камилла ни днем ни ночью не покидала его мыслей. Тем не менее на его завидное положение намекнул и доктор Фелл – вскоре после своего прибытия в четверг во второй половине дня.

Алан был на платформе, когда большой «уиспер-джет» Восточных авиалиний, летевший без посадки по маршруту Ньюарк-Перлс, опустился в аэропорту Перлс-Атенстаун. Доктор Фелл, в шляпе и черном плаще размером с палатку, не спеша сошел по ступенькам самолетного трапа и двинулся вразвалку, опираясь на свою палку с ручкой-костылем. Розовое лицо уже распарилось, бандитские усы загнулись вниз, а очки повисли на черной ленточке. Он сердечно пожал руку подвижному молодому человеку среднего роста в свободных брюках и спортивной куртке.

– Черт! – хмыкнул доктор Фелл. – Хе-хе-хе! Простите меня, мой дорогой друг; в сиянии солнца есть кое-какие элементы юмора. Вы не против, если я сниму свой обагренный кровью плащ?

– Против? Я надел куртку, чтобы только разнообразить мое предполагаемое академическое положение. Сейчас еще несколько рано, разумеется; ртутный столбик еще не начал подниматься.

– Он поднялся достаточно высоко, – твердо проговорил доктор Фелл. Архонты афинские! В Англии, как вы великолепно знаете, любая температура выше 21 градуса по Цельсию вызывает парализующий солнечный удар. Могли бы мы… э-э-э?..

– Выпить? Ну конечно. Виски вы не будете, не так ли?

– Человек, способный пить виски в такую погоду, – прогудел доктор Фелл, не снимет байковое нижнее белье в тропиках и попросит гамбургер на пиру у Лукулла. Нет, боже упаси! Почему вы спрашиваете?

– В этом штате, магистр, крепкие спиртные напитки не продаются в розлив. Мы покупаем все, что хотим, в винном магазине, а уж потягиваем дома. Если вы жаждете бурбона (на Юге всегда пьют бурбон, хотя шотландское виски тоже нельзя назвать непопулярным), вам придется дождаться, когда мы попадем ко мне домой. Если подойдет пиво или вино…

– Пиво во всех случаях! Пиво навсегда! Здесь что-нибудь есть поблизости?

– Здесь, в аэропорту. Идите сюда.

Воздух из кондиционера поглаживал мрамор за стеклянными дверями. В полутемной, приятной пещерке бара между ними на столике стояли высокие стаканы «Старого гейдельбергского»; Алан закурил сигарету, а его гость тяжеловесную пенковую трубку.

– Ничто не сравнится с выпивкой! – пробормотал доктор Фелл, поднимая свой стакан и выдувая из трубки искры, словно дух вулкана. – Я знал вас в Англии, Алан, когда вы учились в колледже «Симон Маг» в Кембридже. Одна вещь мне неизвестна. Раньше мне никогда не приходило в голову, что это может оказаться достаточно важным. Но в этой стране я обнаружил, что первый вопрос, который один американец задает другому, – откуда тот родом. Пусть радость будет безграничной; я склоняюсь перед обычаем. Так откуда вы родом?

– Уилмингтон, штат Делавэр, вотчина Дюпонов.

– Вот как! Ваша академическая должность, о которой вы упомянули… чему вы ее приписываете?

– Я сказал «предполагаемое академическое положение», если помните. Никому из моих друзей, поверьте, оно не кажется таким забавным, как мне.

– Похвальное отношение, но постарайтесь мне ответить: чему вы это приписываете?

– Моему кембриджскому диплому магистра искусств, – ответил Алан. Степень магистра от «Симона Мага», похоже, производит мощный стимулирующий эффект.

– В чем именно состоят ваши обязанности здесь?

– В Кинге-колледже, который отпразднует свою двухсотлетнюю годовщину в тысяча девятьсот шестьдесят седьмом году и чье имя оставалось неизменным даже тогда, когда Ричард Перле, его первый основатель-тори, был изгнан из города во времена революции, я читаю мемориальные лекции Хьюза Беруэлла по английской литературе. В течение года необходимо прочитать всего двадцать лекций, мой долг исполнен почти полностью – до начала следующего цикла в июне.

– Ага! Вы хороший лектор?

– У меня есть энтузиазм, только и всего. Как лектор, полагаю, я не могу быть более чем безразличен. Камилла бы сказала…

– Камилла, то есть мисс Брюс? Молодая леди, о которой вы так часто говорите? Так что бы она сказала?

– Много всего. Так как я не восхищаюсь нашими сегодняшними «священными коровами», многократно воспетыми Прустами и Джойсами, – с репутацией, раздутой далеко не в соответствии с их действительными заслугами, предполагается, что я старый замшелый тип, интересующийся только сенсационной мелодрамой или комедией положений.

– Это так и есть?

– До некоторой степени, только до некоторой степени… Хотя в Кингсе, похоже, ничего не имеют против. Они попросили меня остаться на следующий год штатным сотрудником факультета, на что у меня есть все основания согласиться.

– Я понял из ваших писем, – сказал доктор Фелл, – что вам до некоторой степени нравится Юг?

– До некоторой степени? Это самое подходящее место для вашего покорного слуги. Мне нравятся здешние люди, их легкий нрав и свобода от какого бы то ни было давления, столь характерных для Нью-Йорка и его окрестностей. Короче, я чувствую себя как дома.

Пыхтящий и ворчащий доктор Фелл стряхнул пепел со складок своего бескрайнего плаща, откинулся назад и заморгал, глядя на собеседника сквозь свои криво сидящие на носу очки.

– Вам никогда не приходило в голову, Алан, что вы очень везучий малый?

– Ну…

– Подумайте сами! У вас есть независимый доход, значит, вы не нуждаетесь в академической должности, если сами того не захотите. У вас есть молодость, здоровье и, вне всякого сомнения, энтузиазм – он пузырится и грохочет в каждом вашем слове. Неужели вам никогда не приходило в голову, как вам исключительно повезло?

– Но где бы ни жил человек, у порога его всегда растет куст чертополоха.

– При этом ваш личный куст чертополоха – это…

– Камилла! Если бы только чертову девицу можно было убедить хоть немного заинтересоваться мной!

– А она не интересуется?

– Я не знаю, магистр. Может, оставим этот вопрос? К тому же противник математики вроде меня не должен монополизировать беседу. Как дела у вас, доктор Фелл? Раскрылось ли дело в Ричбелле?

– Почти раскрылось, когда лейтенант полиции по имени Спинелли застрелил виновную сторону в парке развлечений. Я только надеюсь…

– Надеетесь, что вновь не попадете в очередную историю?

– Откровенно говоря, мой дорогой друг, у меня нет ни малейшего представления о том, куда я попаду. Вот добрый мистер Генри Мэйнард, например, чего он от меня хочет? Он не говорит, он лишь намекает. Вы можете хоть на что-нибудь намекнуть, чтобы просветить меня?

– Я тоже ничего не знаю; я просто лошадь для вашей леди Годивы. Но Мэйнарды…

– Эта история с Мэйнардами, – произнес доктор Фелл, допивая пиво и плюхая стакан на стол, – мне кажется, таит много тайн. С вашего разрешения, однако, оставим этот вопрос, пока он сам не встанет перед нами.