— Игоречек, миленький, так можно мне завтра с Мишей в город идти? — с заискивающей, обворожительной улыбочкой подъехала Галя-кудрявая к новому командиру отряда.

— Как штаб решит, — важно ответил Игорь. Он собирался неукоснительно соблюдать законы туристской демократии. — Миша первый открыл тот белый камень с узором, тот камень, что возле церкви лежит, — сказал он, — по-моему, за это ему полагается премия. Какая премия? Да пусть Галю в город провожает.

Члены штаба утвердительно закивали головами. Многие из них с лукавыми улыбками поглядывали то на Мишу, то на Галю-кудрявую. Однако штаб решил: пусть посланцы отправятся в город только после обеда, а с утра будут здорово вкалывать на пойме: не только сжигать сушняк, но и соберут для Петра Владимировича прекрасный букет цветов.

И еще штаб решил: пусть ежедневно двое — мальчик и девочка — по очереди остаются у палаток обед готовить и также ежедневно — мальчик и девочка — после обеда будут ходить в город к Петру Владимировичу, носить ему цветы и спрашивать о здоровье.

— Ничего, что мы не будем завтра с вами искать исторические тайны? — спросил Миша Георгия Николаевича.

— Ничего, ничего, — ответил тот и, попрощавшись, начал подниматься в гору.

— Пять кило сахарного песку не забыть бы купить, — услышал он за своей спиной.

С этими самыми обыденными словами Галя-кудрявая обратилась к Мише. А Георгий Николаевич в ее голосе угадал большое, искреннее чувство дамы сердца к своему верному, благородному рыцарю.

За поворотом тропинки его догнал Игорь и спросил:

— Каким путем и где именно мы будем завтра заниматься поисками исторических тайн?

Георгий Николаевич ответил Игорю несколько уклончиво:

— Дело серьезное. Я хотел бы сперва попросить помощи у нашего депутата. Это бригадир колхоза Иван Никитич.

— А мы на штабе решили, как будем завтра искать, — очень твердо ответил Игорь. — Мы пойдем по всем домам только на разведку: узнаем, где такие белые камни лежат. За один час все село обежим — и айда на речку ловить сома на живцов. У нас пять удочек, лески капроновые, выдержат. Пойдемте с нами?

Георгий Николаевич отлично помнил, как его поедом съедали на Нуругде комары, и решительно отказался идти ловить сома. Он знал, что иные московские ребята даже плотвичек никогда не выуживали. А тут сома вздумали поймать. Чудище давно успело уплыть в Клязьму и притаилось где-нибудь в омутах между корягами.

Но Георгия Николаевича радовало, что ребята сами, без его подсказки, нашли себе вполне безопасное увлечение, по крайней мере ссориться не будут. Нуругда — речка мелкая, тихая, пускай посидят на ее бережку с удочками.

Поднявшись на гору, он остановился передохнуть.

Заходило солнце. Ясное небо — над головой бледно-голубое, ниже лиловое, еще ниже оранжевое — царило над темнеющей поймой и отражалось в тихой глади Клязьмы. Лишь одинокое облачко огненной полоской протянулось на западе над горизонтом, но и оно готово было раствориться в небесной глубине.

Георгий Николаевич поднимался в гору и думал, что вот и в XIII веке такие же дивные вечерние зори переливались по небосклону. А придя домой и усевшись в кресле, он раскрыл том «Истории России с древнейших времен» и начал читать.

Глава 9

Что за красота скрывается на прочих белых камнях?

«Ну, сегодня никто мне мешать не будет! — решительно сказал Георгий Николаевич самому себе, выходя из дома и направляясь к светелочке. — Восемь часов, до обеда времени уйма, а ребята придут за мной в два часа. Здорово поработаю сегодня!»

Далекое тарахтение бульдозера Алеши Поповича на невидимой пойме, казалось, должно было настроить его на творческий лад, а на деле получилось не совсем так.

Обходя клумбу с гладиолусами, он взглянул на скачущего витязя, изображенного на передней стенке его светелочки. И тут вспомнился ему вчерашний рассказ Ильи Муромца. Вот ведь какая досада — намалевал старик легендарного основателя села Радуль три года назад, а забыл, где видел в детстве тот белый камень, с которого взял рисунок по памяти.

Георгий Николаевич, не останавливаясь, прошел в свою светелочку, запер на крючок дверку, сел за столик, разложил перед собой рукопись, повесил пиджак на спинку складного стула, засучил рукава рубашки, посмотрел на часы, взял авторучку и начал писать.

Он писал о тех событиях, которые разыгрались на Руси в начале XIII века, о том, как начались разногласия у великого князя Владимирского Всеволода Большое Гнездо со старшим сыном и наследником Константином. Стольным (главным) городом Всеволода был Владимир на Клязьме, а Константин жил в Ростове, на берегу синего озера Неро. Там он построил белокаменный дворец и многие церкви, белокаменные и деревянные, там основал первое на Руси училище; по его повелению грамотные люди отправлялись по многим городам русским переписывать книги. Он собрал богатейшую по тому времени библиотеку, в которой насчитывалось до тысячи книг. Был у него дружинник Алеша Попович, который служил ему верой и правдой много лет…

«Мы не знаем, — писал далее Георгий Николаевич, — как выглядели те несомненно прекрасные здания, какие редкие книги хранились в той знаменитой библиотеке — все погибло во время многих пожаров и войн.

После смерти отца Константин собирался перенести в Ростов столицу своего великого княжества. Но этого совсем не хотели Владимирский епископ Иоанн, владимирские бояре, священники, монахи и дружинники. По их совету Всеволод вызвал Константина во Владимир и в присутствии всех остальных своих сыновей и многих знатных людей спросил ослушника:

— Где ты хочешь княжить?

Тот ответил, что хочет княжить и в Ростове и во Владимире, но жить останется в Ростове.

Тогда Всеволод спросил всех присутствующих, как ему быть.

Епископ и многие другие ответили:

— Завещай великое княжение второму своему сыну, Юрию.

Лишенный наследства, обиженный Константин уехал со своими боярами и дружинниками, в том числе и с Алешей Поповичем, в Ростов.

Вскоре, в 1212 году, умер великий князь Всеволод…»

Тут Георгий Николаевич собрался вставить подходящую цитату из «Истории России с древнейших времен» Соловьева:

«Умирая, он (Всеволод) ввергнул меч меж сыновьями своими, и злая усобица грозила разрушить…»

Но он не дописал фразы…

— Нет-нет, я вам сказала, что писатель занят. Нельзя, никак нельзя! — вдруг услышал он издали приглушенные восклицания Настасьи Петровны.

— Мне только договориться, только на одну минуточку, — умолял тенорок.

— Никак нельзя! После обеда — пожалуйста! — Настасья Петровна, оберегая покой мужа, была непреклонна.

В той глухой дощатой стенке светелочки, на которой старый радульский умелец изобразил скачущего витязя, Георгий Николаевич провертел дырочку специально для наблюдения. Это было очень удобно. Его не видят, а он видит. Приходят к нему пионеры из ближайших лагерей, и он знает, сколько их и какого они возраста; прикатывают гости из города или даже из Москвы, и ему заранее известно, кто именно явился его навестить.

Сейчас он увидел сквозь дырочку Настасью Петровну, загораживавшую отворенную калитку, рядом с ней стояла Машунька, а за ее спиной — желтоволосый молодой человек в ковбойке. Держась за велосипед, он стремился проникнуть на участок, а Настасья Петровна его не пускала.

— Нельзя, дедушка книжку пишет, — пищала Машунька.

«Надо бы все же к нему выйти», — подумал Георгий Николаевич, но тут молодой человек спросил Настасью Петровну:

— Так можно прийти после обеда?

— Ну конечно, приходите, — ответила она.

— И пионеров можно с собой привести?

— И пионеров приводите. После обеда всегда можно. Муж очень любит пионеров и давно с ними не беседовал.

— А можно, я вас и вашу внучку сейчас своим киноаппаратом засниму на кинопленку?

— Пожалуйста.

Редкие люди не любят фотографироваться. Настасья Петровна сразу согласилась на просьбу молодого человека.