Однако грабитель, прозванный Лунатиком, действительно чем-то напоминал о геройских приключениях Роб Роя и Робин Гуда. Он был достоин того, чтобы обратиться в легенду, а не просто в газетные новости. Он был слишком одаренным взломщиком, чтобы стать убийцей. При его огромной физической силе и при той легкости, с которой он сбивал полисменов, как кегли, он никогда никого не убивал, только оглушал людей, связывал их и затыкал им рот; а это внушало страх и окутывало тайной его образ. Казалось даже, что он был бы больше похож на простого смертного, если бы убивал.
Мистер Саймон Бенкс, отец семейства, крепкий человек с седой бородкой и лицом, покрытым морщинами, был начитаннее и старомоднее остальных. Он питал склонность к жизнеописаниям и мемуарам и отчетливо помнил те времена, когда лондонцы лежали по ночам, прислушиваясь к шагам Майкла, как они прислушиваются теперь к шагам Джека Быстроногого. Была здесь и его жена, худая смуглая дама, одетая с какой-то язвительной элегантностью. Ее семья могла похвастать гораздо большим состоянием, чем семья мужа (хотя и гораздо меньшим образованием), и сама она владела дорогим изумрудным ожерельем, хранившимся наверху, что давало ей право на ведущую роль в разговоре о ворах. Была здесь и дочь по имени Опал, тоже худая и смуглая, но одаренная духовидением; во всяком случае, она сама так считала, родные же ее не особенно поддерживали.
Пламенно-потусторонним душам благоразумнее не материализоваться в большой семье. Был здесь и брат ее Джон, рослый молодой человек, который особенно шумно демонстрировал полное безразличие к общению с духами. Не считая этого, его интересовали только автомобили. Создавалось впечатление, будто он вечно продает одну машину и покупает другую, причем по какому-то закону, который вряд ли смог бы объяснить ученый-экономист, всегда ухитрялся купить гораздо лучший автомобиль, продав поврежденный или устаревший. Был здесь и другой брат, Филип, молодой человек с темными волнистыми волосами, отличавшийся повышенным вниманием к своему туалету. Несомненно, это входит в число обязанностей биржевого клерка; однако, как порой намекал его хозяин, они этим не ограничиваются. И, наконец, за столом сидел его друг Дэниел Девайн, тоже темноволосый и изысканно одетый, но с бородкой, подстриженной по иностранной моде и потому внушавшей легкое опасение.
Именно Девайн завел разговор о газетной статье, тактично прибегнув к столь действенному способу, чтобы предотвратить семейную ссору, назревавшую из-за того, что юная духовидица начала описывать бледные лица, проплывавшие в ночи у нее за окном, а Джон Бенкс еще более бурно, чем обычно, откликнулся на это откровение потустороннего мира.
Упоминание о новом и, возможно, небезопасном соседстве довольно быстро отвлекло обоих спорщиков.
– Какой ужас! – воскликнула миссис Бенкс. – Наверно, он совсем недавно приехал. Кто бы это мог быть?
– Я не припомню, чтобы кто-нибудь приехал совсем недавно, – отозвался ее муж, – разве что сэр Леопольд Пулмен в Бичвуд-Хаусе.
– Мой дорогой, – отвечала жена, – какие нелепости ты говоришь! Сэр Леопольд!.. – Она помолчала и добавила: – Вот если бы кто-нибудь сказал, что это его секретарь – тот, с бакенбардами… Я всегда говорила, с тех пор, как его взяли на место, которое должен был получить Филип…
– Ничего не поделаешь, – томно сказал Филип, единственный раз вступивший в беседу. – Да и место так себе.
– Единственный, кого я знаю, – заметил Девайн, – это человек по фамилии Карвер, который поселился на ферме у Смита. Он ведет спокойную жизнь, но с ним интересно побеседовать. Кажется, у Джона были с ним какие-то дела.
– Немного разбирается в автомобилях, – признал одержимый одной страстью Джон. – Будет разбираться еще лучше, когда прокатится в моей новой машине.
Девайн слегка улыбнулся – все уже побывали под этой угрозой – и заметил:
– Вот странно! Он хорошо разбирается в автомобильном спорте, в путешествиях, вообще – в живых занятиях, а сам вечно сидит дома и возится с ульями старого Смита. Говорит, он интересуется только пчелами, потому и живет на пасеке. Мне кажется, это слишком спокойное хобби для такого человека. Однако не сомневаюсь, что твоя машина немного встряхнет его.
Когда в тот вечер Девайн возвращался от Бенксов, его смуглое лицо выражало сосредоточенное раздумье. Возможно, эти мысли и заслуживают нашего внимания, однако отметим лишь, что под их влиянием он решил нанести безотлагательный визит мистеру Карверу, жившему у мистера Смита. Идя в этом направлении, он встретил Бернарда, долговязого секретаря из Бичвуд-Хауса, с большими бакенбардами, которые миссис Бенкс воспринимала как личное оскорбление. Молодые люди были едва знакомы, беседа была краткой и случайной; однако Девайн, по-видимому, почерпнул в ней пищу для дальнейших размышлений.
– Простите, что я спрашиваю, – неожиданно сказал он, – но правда ли, что у леди Пулмен есть какие-то знаменитые драгоценности? Я не профессиональный вор, но я как раз слышал, что тут один околачивается.
– Я предупрежу, чтобы она за ними присмотрела, – ответил секретарь. – По правде говоря, я уже позволил себе предостеречь ее. Надеюсь, что она позаботится о них.
В этот момент позади раздался кошмарный вой автомобильной сирены, и около них остановилась машина, за рулем которой восседал сияющий Джон Бенкс. Когда он услышал, куда направляется Девайн, он заметил, что ехал туда же, однако, судя по его тону, он просто не мог отказать себе в удовольствии и должен был подвести кого-нибудь. Пока они ехали, он непрерывно хвалил машину, главным образом за то, что ее можно приспособить к любой погоде.
– Закрывается плотно, как коробка, – говорил он, – а открывается легко – ну, скажем, как рот.
Однако в данный момент рот Девайна не так уж легко открывался, и они подъехали к ферме Смита под неумолчный монолог. Пройдя через ворота, Девайн сразу же нашел того, кого искал. По саду, заложив руки в карманы, прогуливался длиннолицый человек с крупным подбородком, в большой мягкой соломенной шляпе. Тень, падавшая от ее широких полей на верхнюю часть лица, слегка походила на маску. На заднем плане виднелся ряд освещенных солнцем ульев, вдоль которых прохаживался другой человек, плотный, по-видимому, мистер Смит, и еще один, низенький, неприметный, в черном одеянии священника.
– Послушайте! – вскричал неугомонный Джон, не дав Девайну поздороваться. – Я пригнал ее, чтобы вас прокатить. Вот увидите, она лучше, чем «молния»!
Губы мистера Карвера сложились в улыбку, которая, по-видимому, была любезной, но выглядела довольно мрачно.
– Боюсь, что сегодня вечером мне не до развлечений, хлопот по горло…
– «Как хлопотливая пчела», – продекламировал Девайн. – Должно быть, ваши пчелы очень хлопотливы, раз они не отпускают вас весь вечер. А вот скажите мне…
– Да? – произнес Карвер с каким-то холодным вызовом.
– Говорят, что надо косить сено, пока солнце светит, – продолжал Девайн. – Может быть, вы собираете мед, пока светит луна?
В тени широкополой шляпы что-то сверкнуло – должно быть, глаза Карвера.
– Может, тут и не обходится без лунного света, – промолвил он, – но помните, мои пчелы не только дают мед – они жалят.
– Так вы поедете на машине? – нетерпеливо спросил переминавшийся с ноги на ногу Джон. Но хотя в Карвере не осталось и тени зловещей многозначительности, окрасившей ответы Девайну, он вежливо, но решительно отказался.
– По-видимому, я не смогу поехать, – ответил он. – Надо написать много писем. Может быть, вы будете так любезны прокатить кого-нибудь из моих друзей, если уж вам нужен компаньон. Это мистер Смит и отец Браун.
– Конечно! – воскликнул Бенкс. – Пускай все едут!
– Большое спасибо, – ответил отец Браун. – Боюсь, что я не смогу: через несколько минут мне надо уходить.
– Тогда возьмите Смита, – сказал Карвер почти нетерпеливо. – Смотрите, он жаждет прокатиться.
Смит широко ухмылялся и, по всей видимости, не жаждал ничего. Это был деятельный маленький старичок в очень откровенном парике – одном из тех париков, которые ничуть не более естественны, чем шляпа. Желтый оттенок искусственных волос не вязался с бледностью лица.