Горячая вода обжигает кожу. Она прикасается к его груди, обнимает его за плечи, чувствует его руки. Нежные, сильные, все понимающие руки. На губах сладкий, душистый аромат счастья. Голову заволокло туманом. Слезы радости смешиваются с водой, ручьями бегущей по сплетенным телам...
Человек — странное существо... Он рад обманываться. Рад принимать образы собственных желаний за интуицию, видеть в своих догадках голос Провидения, узнавать в случайных событиях «знаки» судьбы. Только бы они подтверждали его надежды... И он рад.
Когда человеку больно, он ищет утешения. Когда ему радостно, он желает продолжения своих удовольствий. А когда он просит Бога о чуде, он верит, что ему не откажут, ведь «Бог любит нас», «Он — сама Доброта», «сама Любовь». Но что человек знает о том, что есть Доброта для Бога, что Любовь для Него?
Человек не знает этого, но он любит обманываться. Он верит, что Бог любит его — человека — той любовью, которую сам человек вменил Господу. Он верит, что у Бога те же представления о доброте, что и у человека, словно они воспитывались вместе и в одной школе. Человек обманывается.
Человек потакает своим слабостям, считая их своими достоинствами. Человек испытывает зависть, глядя на то, что хотел бы иметь и что на деле является лишь плодом его воображения. Человек любит обманываться, но не любит замечать этого.
— В ысохли волосы? — спросил он и с нежностью, о которой можно только мечтать, прикоснулся к ее волосам.
— Как тебя зовут? — краснея не то от счастья, не то от смущения, прошептала Марьяна.
— Ангел, — ответил он.
— Ангел, — задумчиво, нараспев повторила Марьяна, словно хотела распробовать это слово на вкус — отпустить его и послушать. — Красиво... А меня Марья.
— Но тебе больше нравится Маруся, — ответил Ангел.
— Да, правильно. Маруся мне нравится больше, — согласилась Марьяна, ничуть не удивившись осведомленности Ангела, а про себя подумала: «Просто он все понимает. Просто он все понимает».
— Хочешь, пойдем встречать рассвет? — предложил Ангел.
— Рассвет? — удивленно переспросила Марьяна.
Она еще никогда в жизни не встречала с мужчиной рассвет. И вообще, кто в современном мире с его темпом, ценностями и вкусами ходит встречать рассвет? Но ведь это, наверное, так красиво — встречать рассвет...
— Да, рассвет, — повторил Ангел.
— Да, хочу, — Марьяна закивала головой, даже не пытаясь скрыть своего удивления.
В детстве, еще девочкой, она мечтала об этом — встречать рассвет с любимым человеком. Но она и забыла уже об этой своей детской мечте, а сейчас вспомнила. И сердце вдруг так защемило... Марьяна смотрела в глаза Ангела и не могла поверить своему счастью. Этого просто не может быть... Она спит? Сошла с ума? Нет.
Ангел подал Марьяне руку.
—- Пойдем.
И она пошла за ним. Не с ним, а именно за ним. Словно бы прячась за его спиной — так как-то очень спокойно и радостно. Она видела его лицо буквально краешком глаза — смотрела чуть сзади и сбоку, через плечо. Смотрела, и душа ее пела от восторга.
«Нет, этого не может быть. Нет, это неправда, — повторяла про себя Марьяна. — Не может быть...»
— А где мы будем встречать рассвет? — тихо спросила Марьяна.
— Мы будем встречать его на горе, — ответил Ангел.
— А как мы туда попадем?
— Мы возьмем машину, и она нас туда отвезет.
Марьяна протянула руку и вложила ее в ладонь Ангела. Тот повернулся и посмотрел на нее. И в этом взгляде была строгость и сила, нежность и забота, счастье и наслаждение. Все сразу.
«Не может быть!»
Н а заднем сиденье автомобиля было тепло и уютно. Марьяна лежала на плече Ангела и смотрела в окно — замершие дома, смотрящиеся в темноту глазницами желтых окон, перекрестки, фонари, светофоры. Все это было и обычно, и странно.
Обычно, потому что Марьяна видела эти картины сотни раз — ничем не примечательные городские пейзажи. Но необычно, потому что, глядя на них, она не испытывала своей привычной тревоги — никакого напряжения, никакой скованности.
Да, именно так. Она перестала чувствовать себя неловко в этих декорациях. Напротив, ей было приятно и радостно сознавать, что где-то там есть жизнь, что весь этот мир живет, движется. И он не враждебен ей, не чужд, но самостоятелен.
Марьяна перестала чувствовать страх — постоянный, преследовавший ее раньше повсюду страх. Он не покидал ее никогда, ни на минуту. Марьяна могла забыться, чем-то увлечься, но страх... этот страх все равно оставался — где-то на заднем плане, внутри.
Было время, когда она не сознавала этого. Не понимала, что на самом деле всегда чего-то боится. Не чего-то конкретного, а вот так, вообще — когда «просто страшно». Тревога жила в ней всегда, преследовала ее неотступно, съедала изнутри. Отчего?
Оттого, вероятно, что Марьяна никогда не доверяла этому миру. Не могла доверять. Никогда. А как можно ему верить, если ты совсем его не знаешь? Что на уме у этих людей? Как они относятся к тебе на самом деле? О чем думают, как воспринимают?
Мир пугал ее. А теперь нет. Теперь она чувствовала себя под защитой. Словно не человек, а какой-то Святой Дух спустился с небес и заботливо укутал ее своим покрывалом. Стало радостно и беззаботно. Тревога улетучилась, словно ее и не было никогда.
Иван никогда не давал ей этого чувства. Даже в самые счастливые минуты их отношений она никогда не чувствовала себя так. Даже любя, она, как бы это сказать... озиралась, что ли? Да, озиралась. А когда озираешься, значит, что-то не так. Значит, чего-то самого важного нет, нет правды.
— Приехали, — шепнул ей на ухо Ангел.
— А? — Марьяна очнулась, словно ото сна, словно она была в сладком сне и, проснувшись, обнаружила себя в еще более сладостном и счастливом мире. — Приехали?
— Да, — ответил Ангел. — Пора...
Он вышел из машины, обошел ее с другой стороны, открыл дверь и подал Марьяне руку.
— Восход... — прошептала Марьяна, задыхаясь от разрывающего ее душу восторга.
Они были на вершине холма. Вокруг, насколько хватало глаз — заснеженный горизонт. Внизу — просыпающийся город. Небо, светлеющее на глазах. Первый луч восходящего солнца разрезал посветлевший горизонт.