«Эх, Маруся, ясный ты человек, и душа у тебя здоровая. Полюбила бы ты меня, и я бы рядом с тобой здоровее стал и крепче».
Что ему сказать на это? Я говорю:
«Доктор, я вас уважаю и помогу как умею, а люблю я Шуру-радиста, я вам про это говорила».
Усмехнулся он криво и спрашивает с высокомерием:
«Чем же я хуже этого Шуры-радиста?»
«А тем и хуже, – отвечаю в сердцах, – что Шурка полярной ночью песни пел, всех смешил, а вас самого утешать надо. И тем еще, что Шурка мне говорил: «Полюби меня, на руках носить буду», а вы говорите: «Полюби, чтобы меня спасти». И еще тем, что Шурка ради меня своим интересом поступился, а вы для своего интереса готовы все забыть и бегом бежать».
Поклонился он мне с издевкой. «Спасибо, – говорит, – за отповедь». С тем ушел и дверью хлопнул.
Он ушел, а меня совесть замучила. Нечего сказать, отплатила за заботы. Человек душу обнажил, тоску излил, а ты к нему с поучениями. А сама по зелени тоскуешь? Не снятся тебе серебристые ивы над рекой, зеленые перья лука, крутые капустные головы в распахнутых одежках? На Луне зеленого ничего нет, там все черное, бурое, красноватое. Принесла бы я доктору живую зелень, больше утешила бы его, чем словами.
Запала мне в голову эта мысль, и, как встала я на ноги, вернее, на одну ногу как следует, а на другую кое-как, полезла я наверх, в склад. В склад, кроме меня, никто не ходил. Здесь могла я по секрету приготовить подарок для доктора.
А задумала я очень простое дело: вырастить зеленый лук и доктора свежей зеленью угостить. Вся сложность в том, что на Луне никогда ничего не росло, со всякой малостью там затруднение. Воды даже нет, воду я из технических запасов брала. Там у нас тонны были, ведро–другое не играло роли. Почвы подходящей на Луне тоже нет, вместо песка и глины – каменная пыль, и в ней как бы железные опилки. Извести тоже нет, Костя мне полевой шпат за сорок километров принес. Истолкла я этот шпат в ступке, смешала с золой, со всякими кухонными отбросами, и так получилась у меня земля для рассады.
Со светом опять хлопоты. Солнце на Луне знойное, шлет лучи, губительные для растения. У Сережи-небесного я выведала – он сказал, что оконное стекло защищает от этих лучей. У нас-то окна были кварцевые, но я взяла у Ани битые склянки, поставила между окном и рассадой.
Возни было с этим луком, как на земле с какими-нибудь лимонами. Лунный день долог, может быть, для лука это вредно. Перед сном я окна завешивала. Лунная ночь длинна – для земного лука непривычно, лампу пришлось зажигать. В середине дня духота, жара, в конце ночи – мороз, то поливка нужна, то отопление.
Но удался лук. Сначала не прорастал, а потом пошел и пошел, перья тоненькие, а ростом выше меня, должно быть, лук к земной тяжести приспособлен, а на Луне тяжесть иная, вот и вышел мой лук с кукурузу ростом.
А на вкус не очень хорош – свежий, острый, но сочности нет и хрустит на зубах, как будто в нем песок.
Но все же приятно. У нас на кухне все сушеное и мороженное, свежей зелени с отъезда не видали. Витамины пили каждый день, но все-таки не то.
И вот приготовила я луковый десерт, нарезала, разложила по тарелочкам, добавила соли, уксусу, вареной картошки. Для земной столовой – простейший гарнир, для Луны – праздничное блюдо. Расставила на подносе, несу в столовую… и слышу – в столовой Аня и доктор, и ведут они такой разговор.
Доктор говорит:
«Анна Михайловна, я должен доложить, что у нас есть больной».
«Но Маруся выздоравливает. Разве ей хуже?»
«Речь идет не о Марусе. Больной я».
«Чем же я могу помочь вам, доктор? Вам придется вылечить себя самому; в крайнем случае, по вашему предписанию я могу поставить вам банки».
«Анна Михайловна, я не шучу. У меня полиневрит на почве авитаминоза. На Земле такие вещи легко вылечивают кумысом, свежим воздухом, фруктами. Но лечить надо своевременно, иначе могут быть тяжелые осложнения, вплоть до паралича».
«Дорогой доктор, принимайте все меры. (Слышу, у нее тревога в голосе). Сделайте себе анализы, рентген, передадим снимки по радио, на Земле соберут консилиум».
«Боюсь, что суррогаты не помогут. Нужны природные витамины. Если бы вы заболели, Анна Михайловна, я бы настаивал на немедленной отправке на Землю».
Ну, думаю, вовремя я пришла. Раскрываю дверь – и к доктору с подносом:
«Вот вам природные витамины, сама вырастила».
Глянул он на меня, словно кнутом хлестнул: «Уберите, – говорит, – ваш силос». И Ане через мою голову:
«Я вам доложил, принимайте решение. Если вы нуждаетесь в моем обществе, я потерплю». Дескать, я знаю, что ты ко мне неравнодушна, хочешь при себе удержать, так смотри, как я буду чахнуть у тебя на глазах.
У Ани губы задрожали, убежала к себе. Я стою с подносом в руках и реву, просто в голос реву, слезы в салат каплют. Обидно мне – так я старалась, так надеялась угодить, утешить доктора, с больной ногой по лестнице ковыляла, а он еле взглянул. «Уберите, – говорит, – ваш силос».
Ребята прибежали – умывались после работы. Спрашивают, уговаривают, по головке гладят, как маленькую.
А Костя взял из рук поднос, увидел зеленый лук, ест и нахваливает: «Ай да лук, откуда взялся?» После лунной беготни аппетит у него волчий. Пока другие со мной возились, он три тарелочки очистил.
Успокоилась я, повела их наверх в склад, показала весь мой лунный огород. Так хвалили они меня, выше всякой меры. Костя лунной мичуринкой назвал, руку пожал. А у Сережи-небесного уже план: голова у него была с фантазиями. Говорит:
«Превратим наш дом в зимний сад: на окнах – цветы, на столе – цветы, по стенам – хмель, душистый горошек и виноград. Утром проснулся, потянул гроздь и в рот».
А Сережа-земной его за рукав:
«А вода?»
Верно, вода – это больное место. Растение много пьет – на килограмм сухого веса две–три бочки и больше. На Земле с этим не считаются, а у нас вода драгоценная, из московского водопровода, за четыреста тысяч километров привезена. Пожалуй, выгоднее готовую свеклу везти, чем золотой водой лунную пыль поливать.
Поникла я головой, вижу – фантазия, пустая мечта.
Но парни не сдаются, спорят.
Костя говорит:
«Есть на Луне вода. В Апеннинах, в глубоком ущелье видел я лед».
«А кто будет его выламывать, из ущелья подымать, доставлять оттуда за Двести километров?»
«Может быть, лед сохранился под почвой. Поищем найдем».
«А кто будет шахту строить, добывать, наверх доставлять? Мало нас, шестеро».
Говорит Сережа-небесный: в каждом камне есть вода – в граните, в базальте, в любом. Связанная вода называется, кристаллизационная, можно ее выжигать оттуда. А у нас атомный двигатель, энергии не занимать, для нас энергия дешевле, чем земная вода.
«Дорого обойдется» – говорит Сережа-земной.
«Нет, недорого».
«Нет, дорого».
«Давай посчитаем. Зачем спорить наобум?»
Схватились они за линейки и ушли, даже ужинать не стали. А теперь послушайте, что из этого вышло.
Маруся выпрямилась и с торжеством посмотрела на нас. Очевидно, приближалась самая важная часть ее рассказа. Художник Вихров поморщился и перевернул лист альбома. Он уже давно начал портрет девушки, но его сбивало изменчивое выражение ее лица – то детски радостное, то строгое, то добродушное, то сердитое.
– Сколько дней прошло, я не помню, – продолжала Маруся. – Но однажды вечером после ужина встают Сережи и говорят: «Есть внеплановое сообщение».
Сережа-небесный начал:
«Считали мы насчет лунного земледелия… Дело оказалось труднее, чем кажется с первого взгляда. Трудность первая: растению нужны свет и тепло. Света и тепла на Луне вволю, даже больше, чем на Земле. Но распределение для земных растений непривычное: две недели – морозная ночь, две недели – жаркий день. Значит, нужно либо строить оранжереи с искусственным освещением и отоплением, либо же выводить специальные породы, которые созревали бы за две недели.
Трудность вторая: растению нужен углекислый газ. Выходы углекислого газа на Луне есть, но немного. Есть на Луне карбиды, где содержится углерод. Нужно строить заводы для получения углекислого газа.