Вопросы слепо тыкались в стекла, дышали в лица холодом, больно трогали сердца, но внезапно обнаружилось, что Александр объясняется сам с собой. Был очередной перекресток. Игорь шепотом чертыхался, горбился над рулем, а Жанна…

Жанна спала, упав боком на сиденье.

Дальше ехали молча. Город вокруг мучительно оживал: кое-где уже горели окна, по тротуарам брели единичные тени. Попадались и автомобили — быстрые, наглые. Набрякшие сыростью стены домов грузно ползли назад. Неудержимо светлело, в узкие улицы входило утро. Когда вывернули на Обводный канал, беседа возобновилась, только двое говорили вполголоса, чтобы не разбудить третью. Содержание беседы фокусировалось теперь в одной-единственной точке: как быть с трупом? Когда преодолели мост, задачка так и не нашла своего решения… Потом Александр следил за номерами домов. Потом прозвучало краткое: «Приехали», но Игорь не сразу остановился — отогнал машину метров на триста вперед и поставил ее в ряд между такими же одинаковыми «жигулями», ночующими у тротуара. Только потом он успокоил двигатель и обвалился в кресло, изнуренный где-то за гранью возможного.

Вместо обещанных пятнадцати минут они путешествовали час.

— Опять заглохла, да? — вяло пробормотала Жанна. — Что ж так не везет-то…

Игорь оглянулся. Она проснулась всего лишь на мгновение — подогнула ноги, пачкая чужие чехлы, и знакомо засопела.

— Пусть отдохнет, — нежно прошептал он.

Удивительно — нежность в нем еще сохранилась.

Старший брат сердито сказал:

— Ты будешь здесь, понял? Следи за обстановкой, тоже важное дело. Если что — хватай ноги в руки.

Младший брат сердито промолчал.

— Все, пошел, — вздохнул Игорь и пошел.

— Прошу считать меня коммунистом, — пошутил он же, сделав шаг.

— Запомните нас веселыми… — прибавил он уже из подворотни, но эту шутку никто не услышал.

Игорь трусил, это было хорошо видно.

Александр подождал, пока удаляющаяся фигура окончательно исчезнет в унылой каменной пасти, и окинул взглядом оставленную ему обстановку. За чем надлежало следить, было не вполне ясным. Сточная канава, высокопарно именуемая «канал», несла в неизвестном направлении черные льдины и лениво плескала в гранит жидким дерьмом. Неповторимо пахло тем, что служило когда-то водой. Проезжая часть дороги ухмылялась тектоническими трещинами в асфальте. Редкие средства передвижения ковыляли мимо и задерживаться явно не собирались. Прохожих пока не было вовсе. Вдалеке виднелась машина, на которой они втроем добрались сюда, но интерес к ней никто не проявлял. Там дрыхла Жанна, не имеющая сил проснуться после предательского укола. Добрый доктор Андрей Петрович хорошо поймал девушку на свою иглу… А может, следовало наблюдать за странными окнами? Три в ряд — со включенным светом. Первый этаж. В одном стекло высажено вместе с рамой. Остальные окна в доме темны и безжизненны, а эти, которые на первом этаже, бесстрашно выставлены на всеобщее обозрение. Подойти и заглянуть? Но под ними кусты, плюс, очевидно, грязь, и плюс, очевидно, хрустящие под ногами осколки. К тому же высоковато там, и вообще — нельзя уходить от подворотни… Александр тоже трусил. Ничуть не слабее покинувшего место действия старшего брата.

— Эй, мальчик, — послышался глухой голос, — ты здесь кто?

Он, разумеется, вздрогнул. И заметался, заметался взглядом. И закрутился волчком, покоряясь суете растревоженных зрачков.

Уже в другом окне первого этажа, примерно через пять окон от освещенных, белел некто. Некто ирреальный, бестелесный. Бледным облачком клубился за стеклом, пытаясь просочиться в раскрытую форточку. Александр подошел ближе.

— Почему «кто»? — Ну, кто ты здесь такой-то?

Некто упирался коленями в подоконник и просовывал на улицу сплющенное рамой лицо. Тело, как оказалось, он все же имел. Зато ни по прическе, ни по голосу, ни по трогательному ночному балахону не определялся возраст и даже пол.

— Я? — с достоинством сказал Александр. — Я здесь, это… ждущий своего брата, а что?

— А родители где? Папа, мама?

«Папу убили, — спокойно подумал мальчик. — Мама сбежала…» Он ответил:

— Дома.

И собрался отойти, чтоб зазря не терзать воспалившееся от бессонницы любопытство нежданного собеседника. Но тот, исчерпав подходящие случаю вопросы, уже приступил к делу:

— Ты, мальчик, вот что… Не играй здесь, уйди.

— Почему?

— Тут такое! — свистяще зашептал бесполый некто. — Тут окна бьют, стреляют!

— Ой, — сказал Александр и нырнул в подворотню, спрятавшись от посторонних глаз.

— Носятся, как сумасшедшие! — свистело и булькало ему вслед. — Куда только милиция смотрит, совсем бандюги распустились… Эй, ты что, куда?

«Стреляют, — эхом повторялось в голове. — Совсем распустились…» Почему-то думалось о дяде Юре… то есть о папе Юре… о том, что он всегда панически боялся отравиться, был у него такой пунктик… а его электричеством… Думалось о Жанне — сколько она из-за Игоря вытерпела, но без нее брата бы десять раз уже «вычеркнули»… Потом думалось об Игоре — может, его схватили где-то там, может, пытают, а Жанна спит, и помочь некому, и он проклинает бросивших его друзей…

«Жанна спит!» — новая мысль вдруг прожгла мозги чуть не насквозь. А если не просто спит! Теперь ведь не проверишь, что за дрянь была в шприце!.. Страшненькая мысль, рожденная холодом бессонной ночи. «К машине!» — понял мальчик. Растормошить Жанну, убедиться, что она жива… Он остался на месте, справившись с секундами безумия. Зачем Андрею Петровичу было совершать столь нелепый и опасный поступок? Нет причин. Другое дело, что сегодня ночью поведение соседа действительно не очень укладывалось в привычные рамки. Например, до самого утра не мог заснуть. Тоже нервничал? Подозрительно… Обычный участковый врач, а так хорошо разбирается в судебной медицине, в слезоточивом газе… И вообще, случайно ли он стал понятым у милиционеров, не сам ли напросился? Обдумать версию не удалось — вполне живой голос Игоря прервал медитацию:

— Сашка, ты где?

Скорей на тротуар! Брат выглядывал из того самого разбитого окна первого этажа и пытался хоть что-то разобрать в предутренних сумерках. Александр, ломая сухой кустарник, подошел:

— Тихо, дурак! Люди кругом не спят!

— Ну и фиг с ними, — сказал Игорь. — Давай сюда, здесь никого нет. Входная дверь вообще была вскрыта, а в квартире — ну, полный разгром, полнейший…

— Уходить надо, — мальчика непроизвольно передернуло. — Милиция может в любой момент приехать, наверняка кто-нибудь вызвал.

— Почему?

— Стрельба же была! Меня тут один заботливый предупредил.

Игорь осторожно потрогал оставшиеся в раме осколки:

— Да уж, судя по квартире, шумновато было…

Он повернулся спиной и уплыл внутрь.

Александр скользнул вдоль стены — снова в подворотню. Однако теперь строптивые ноги не позволили так просто ждать. Мальчика неудержимо всосало во двор. Привычное петербургское пространство, стиснутое угрюмыми пятиэтажными стенами, встретило его с молчаливой настороженностью. Он осмотрелся. Напротив была другая арка, выводящая куда-то в хмурое нутро прилегающего к сточной канаве району. Центр занимало подобие скверика, в котором торчала вентиляционная будка бомбоубежища. Впрочем, пространство недолго оставалось молчаливым.

— Малыш, это ты тут все бродишь, что ли? — простонали откуда-то сбоку, справа.

«Бежать!» — скомандовали ноги.

Он застыл. Справа в углу двора темнел спуск в подвал: вниз вели ступеньки, огороженные бетонным поребриком и накрытые сверху жестяным козырьком. Стандартно страшный спуск. Как и все в этих охраняемых государством трущобах — одинаково, выверено, безотказно страшное.

— Малыш, не бойся, — звучал голос дяди Павла.

Александр, ватно ступая, сдвинулся с места. Асфальт тяжело толкался в голову. Дядя Павел обнаружился легко, он ведь не прятался, он просто лежал, приподымаясь на одной руке, и чуть высовывался из приоткрытой ржавой двери. Голова и плечи были внизу около ступенек, остальные части тела — внутри подвала.