Не знаю. Концовки нет, не придумывается. Глупая история, рассказать ее кому-нибудь стыдно…

А?

Действие № 1: ЛЕСТНИЦА

Он очнулся. Оказалось, он все еще торчит на лестнице, совершенно замерзнув. Подоконник уже весь вытерт, до блеска, в то время как рукава рубашки… Ну, мать обидится за такое свинство!

А снизу кто-то поднимается. Он перегнулся через перила, посмотрел в щель между лифтом и лестницей — шли два парня в спортивных костюмах. Спортсмены, что ли? До шестого этажа дошли! Он спрятался за лифт и почему-то испугался. Но выше спортсмены не захотели подниматься, остановились, разговаривая. Было прекрасно слышно — у них там в разбитое окно дождь шумел, а здесь нет.

— Он точно в этой квартире?

— В этой, звони.

— Вдруг снова менты?

— Мы же в гости идем, вежливо. В крайнем случае выяснят личности и отпустят.

— Кузьмичу после дачи охота квартиру проверить, а мы — поганься.

— Время теряем, звони.

Тот, который командовал, приспустился на пол-пролета вниз и спрятался за шахтой лифта, почти как мальчик выше этажом. Тот, который остался, выцедил: «Ну, если он здесь, падла…» и ткнул пальцем в кнопку звонка.

Открыл дядя Павел.

— Извините, что так поздно, — сказал парень. Культурно сказал, совершенно другим голосом. — Мне нужен Игорь, можно его позвать?

— Можно Машку под забором, и то после командира, — мгновенно ответил дядя Павел. И дружелюбно ухмыльнулся. У него такая шутка была. В армии ни в коем случае нельзя употреблять некоторые слова, например, «можно» или «кончать», иначе в дерьме вываляют. Спортсмен, видимо, не знал этого по молодости.

— Чего-чего?

— Вообще-то Игоря нет дома, — дядя Павел перестал ухмыляться. Какой-то встревоженный сделался, громкий. — Он на даче, давно уехал. А в чем дело?

— Да так… Извините за беспокойство.

— Что-нибудь случилось? Хочешь, я его братишку позову. Мальчик, по-моему, еще не спит.

— Извините, — заученно повторил спортсмен и начал медленно спускаться вниз. Дядя Павел не сразу хлопнул дверью, наверное смотрел ему вслед. Когда дверь все-таки закрылась, парень неожиданно гулко сказал, уже не скрываясь:

— Козел ты вонючий! Передай этому стукачу…

— Тихо, дурак! — прошипел второй, вылезая из-за лифта.

— … если поймаем, то фотоаппарат сначала ему в зад сунем, и только потом в глотку, — закончил первый.

Александр осел на ступеньку, беспомощно вслушиваясь в стихающие шаги. «Он же ни при чем, — агонизирующая мысль в последний раз шевельнулась. — Он же слабак…» Шевельнулась и умерла. Больше мыслей не было — бесконечно долго. Затем в голову ворвалась сумасшедшая радость, простая и конкретная, как наступающая Пасха: «Если ищут здесь, значит на даче его не нашли! Значит жив! Жив!»

И вдруг выяснилось, что это было единственно важным, о чем Александр думал — непрерывно, ежесекундно, — с того мгновения, как поговорил по телефону со сторожем садоводческого магазина. Вдруг выяснилось, что именно этот тоскливый иррациональный страх погнал его на лестницу, не давал покоя ни ногам, ни центральной нервной системе. Выяснилось также, что каменная ступенька щедро отдает веками копившийся холод… Ждать, пока сквозь хлипкую ткань штанов вползет простуда, уже не было причины, и Александр вскочил.

Действие № 2: КАБИНЕТ ПРОРЕКТОРА

Итак, действие переместилось.

Но герой — прежний. Молодой специалист, усердно прикидывающийся инженером. Никому не известный писатель, тоскливо ждущий публикаций и славы. Начинающий мужчина, обладающий собственной женщиной. Мнительный, ранимый, комплексующий. Мечты с одной стороны, страхи с другой — между двумя полюсами он и живет, и мечется, и сгорает. Но это, к счастью, внутри, снаружи он благополучный интеллектуал с претензией на независимость, знающий правильные термины, прочитавший полторы правильные книги. Идеалист по мировоззрению — как принято у культурных людей. Хотя, это тоже всего-навсего снаружи. Внутри он невежественен и суеверен: вместо того, чтобы любить Его, опасается Его, точнее, опасается Чего-то Такого, с чем лучше не ссориться. Типичный интеллигент, родившийся в стране всеобщего идеализма. Герой.

Его вытошнило прямо на кафельный пол. Организм в муках отдал съеденный ужин — бывший торт с бывшим чаем. Желудок некоторое время сокращался вхолостую и успокоился.

Потом холодная вода из-под крана подарила секунды блаженства. «Не кипяченую нельзя пить, — вяло подумал он, хватая губами пахнущую водопроводом струю. — Там же микробы, что же я делаю…» Ледяные струйки жалили шею, ныряли под воротник рубашки. Было хорошо.

Потом он распрямился и увидел себя в зеркале. Мокрое дергающееся лицо, спутанные волосы, дикие вытаращенные глаза… И понял, что с ним все в порядке. Он — жив!

А тот, оставшийся в кабинете проректора?

Наконец, он осознал. Осознание пришло внезапно, накатило лавиной, опрокинуло вернувшийся разум. «А-а-а», — слабо простонал он, потеряв контроль над голосом, уткнулся лбом в кафель, обняв руками фен.

Куда бежать, кого звать?

Тот, который лежит под столом секретарши… Может, еще не… не умер?… Или — уже?.. Это ведь дежурный, наверное. Кто-то ворвался к нему, ничего не подозревающему, кто-то страшный, безумный. Он сопротивлялся, но когда напоролся спиной на острое — упал на ковер. Кто-то страшный обрадовался и побежал через дворы — мимо окон кафедры. У дежурного, у бедолаги, свет был включен, а на кафедре нет — какое счастье!

Игорь прыгнул к двери в коридор, чуть не вляпавшись в собственную рвоту. Мощный импульс ужаса потряс тело. Прислушался… Никого.

Что говорить, если начнут расспрашивать?

А дежурный, конечно, уже умер. Душа его сейчас расползается — там, в приемной проректора, — наполняет собой каждую щелочку. Несколько дней душа будет покидать труп, прикасаясь к каждому из окружающих людей, молить о помощи, звать…

Герой все-таки решился выскользнуть из туалета. Как он здесь оказался, и сам не помнил. Замер, пытаясь сориентироваться… Разумеется, нужно спрятаться на кафедре, затаиться до послезавтра. Главное, не встретить по пути никого из тех — страшных, безумных. Он прерывисто вздохнул, затем застопорил дыхание, пытливо вслушиваясь. И — почти шагнул дальше.

Зуммер телефона донесся оттуда же, из раскрытой настежь двери, заглушив бормотание радио. Пауза, и сигнал повторился. Пауза… «Жанна! — вдруг догадался Игорь. — Она волнуется, хочет узнать, как у меня дела!..» Эта мысль отключила логику: следующий сигнал застал его уже внутри приемной проректора. «Вдруг Жанна сдуру включила свет! — пронзил атмосферу очередной разряд ужаса. — Теперь на кафедру ломятся!..» Во вратарском броске Игорь поймал телефонную трубку:

— Да!

— Алло, с вахты говорят.

Голос женский, но не Жанна. Не Жанна…

— Мы тут ваше шампанское пробуем. Не хотите к нам присоединиться?

Голос молоденький, игривый, праздничный. Надо было что-то отвечать. Игорь молчал, стремительно потея.

— Извините… — юная собеседница вдруг заразительно хохотнула. — Я понимаю, мы тут совсем с ума сошли. Серьезно, приходите. Передайте вашему другу, что его мы тоже приглашаем.

— Нет, — наконец сориентировался Игорь.

В трубке наступило секундное замешательство. Девушка прошипела в сторону, явно пытаясь прикрыть микрофон: «Говорит — нет». Другой женский голос, еще игривее, посоветовал: «Скажи, что мы с тобой сами к ним поднимемся».

— А хотите, мы с Аней к вам сейчас в гости придем? Вы не думайте, ничего такого…

— Нет.

Найденное слово было на редкость удачным.

— Ну, извините, — обиделась девушка. — Другу привет передавайте и спасибо за шампанское.

Студентки, автоматически подумал Игорь, слушая гудки. Подрабатывают в охране. Вовсе не вздорные бабули, как можно было ожидать, однако лучше это или хуже? Скучно им, молодым да энергичным… Телефонная трубка была влажной, липкой — наверное, вспотела вместе с рукой.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: