Он также твердо намерен внимательно выслушивать философию жизни простодушных сельских жителей, которые так любят рассказывать «пишущей братии» местные легенды, поверья и тому подобные поучительные истории. «Да, да, точно, точно, это случилось лет двадцать тому назад, — уже слышались ему слова седобородого сельского мудреца. — Как сейчас помню. Это случилось как раз во время Великого поста, когда бедняга Салли Феверли утопилась в самом устье нашей реки, причем сделала это специально при свете луны…» Господи, как же хорошо! Просто прекрасно! Хью живо представил себе, как, опираясь на трость, он внимательно и с полным пониманием слушает очередную назидательную историю, задумчиво глядит в неторопливо текущие мимо воды реки и размышляет о бесконечной и, к сожалению, неисправимой глупости тех, кто предпочитает пить мерзкую алкогольную смесь в грязных городских забегаловках, а затем совращать подвернувшихся им под пьяную руку бедных девушек, у которых потом не остается иного выхода, кроме как утопиться в ближайшем водоеме… Молодой Донован уже почти ввел самого себя в состояние близкое к тому, что в психологии называется «трансом добродетели», когда его грезы наяву вдруг перебил приветственный оклик с обочины дороги.
— Эй, эй, привет… приветствую вас! — громко прокричал чей-то голос.
Их машина, замедлив скорость, уже проехала через небольшое скопление домиков и домов, самым большим из которых было белое каменное здание местной таверны под обычным для таких мест названием — «Бык». Слева от нее высился холм, а справа стояла церквушка с низенькой башней — миниатюрное воспоминание великого века, — цветами вокруг и надгробными камнями почти у самого крыльца. На гребне холма дорога приблизительно четверть мили шла прямо, а затем делала полукольцо вокруг большого природного парка, в самом центре которого можно было видеть приземистое каменное здание — его восточные окна тускло освещали лучи заходящего солнца…
Но эти странные приветственные крики доносились совсем не оттуда. Нет, на противоположной стороне дороги, сразу же за вершиной холма, стояло невысокое деревянное строение с табличкой на фронтоне, крупными буквами гласящей «Дом похмелья», и живой изгородью высотой со взрослого человека. Вот на железные ворота этой живой изгороди и опирался какой-то человек, громко что-то кричавший им и призывно машущий своей дымящейся в руке трубкой…
Донован заметил, что его отец осуждающе стиснул зубы, а вот полковник Стэндиш, наоборот, издал короткий возглас — непонятно, то ли удовольствия, то ли облегчения — и тут же свернул к этим воротам. Доброжелательная фигура, явно обращавшаяся именно к ним, оказалась довольно молодым, худощавого вида человеком (не намного старше самого Донована-младшего) с продолговатым лицом, квадратной челюстью, веселым, ироничным взглядом приятных светло-серых глаз и очками в массивной черепаховой оправе, казалось будто «насаженными» на самый кончик длиннющего носа. Одет он был в кричащий пиджак, испачканные серые брюки и раскрытую на шее военного типа рубашку цвета хаки. Одной рукой мужчина выбивал о стойку железных ворот пепел из своей еще слегка дымящейся трубки, а в другой держал бокал. В нем было налито что-то янтарно-коричневое, весьма напоминавшее коктейль. И не просто коктейль, а крепкий коктейль.
Полковник остановил машину прямо около этого человека.
— Только не повторяйте это ваше чертово «привет… приветствую вас»! Мы спешим и, к сожалению, не можем задерживаться. Давайте короче: чего вы хотите?
— Да нет же, нет, заходите, заходите, пожалуйста, — не обращая ни малейшего внимания на довольно решительный отказ и сопровождая свои слова красноречивым гостеприимным жестом, пригласил их опирающийся на ворота человек. — Заходите, заходите, выпейте с нами по коктейлю. Отдохните немного. Сейчас для этого, конечно же, еще чуть рановато, но все равно, почему бы и нет? Вас никто здесь не осудит, поверьте… Кроме того, у меня есть для вас новости. — Он повернул голову и громко крикнул через плечо: — Маделайн!
При виде янтарно-коричневого содержимого его бокала ощущения Донована-младшего немедленно претерпели резкое и весьма существенное изменение. На лужайке, прямо за живой изгородью, виднелся широкий пляжный зонтик, словно гигантский гриб, нависший над столиком, на котором стояли предметы, почему-то живо напомнившие ему о Нью-Йорке. И если только его глаза ему не врали, на стенке великолепного никелированного коктейль-шейкера проступали отчетливые бледные следы от льда и влаги… Хью немедленно охватило чувство невыносимой ностальгии. Ведь если ему не изменяет память, в холодной, чопорной Англии, особенно в ее сельскохозяйственной части, лед практически никогда не употреблялся. Во всяком случае, для крепких спиртных напитков…
Услышав громкий зов молодого человека, из-под шляпки пляжного зонтика почти моментально показалась девушка, которая тут же лучезарно и благожелательно всем улыбнулась.
Вскочив с шезлонга, она торопливо зашагала к железным воротам. Темноглазая, с быстрыми, но уверенными движениями, девушка была одета в легкие восточные шаровары и короткую шелковую кофточку с яркими цветочными аппликациями. Подойдя, она облокотилась на решетку, окинула всех приятным, добрым взглядом, высоко подняла, будто от самого искреннего удовольствия, красивые изогнутые брови и мелодичным голосом произнесла:
— Добрый вечер.
При виде легких женских шаровар полковник Стэндиш слегка закашлялся, бросил вопросительный взгляд на епископа и торопливо сказал:
— Э-э-э… полагаю, здесь еще не все знакомы друг с другом… Хм… Тогда позвольте представить. Итак, это доктор Фелл, крупнейший в Британии специалист по детективным историям. Случайно узнал, что про него тут много говорят, ну и решил лично приехать. Прямо из Скотленд-Ярда… Это мистер Хью Донован, сын его преподобия епископа Мэплхемского, ну а это, — с очевидной гордостью произнес он, — это, позвольте вам представить, Генри Морган, писатель. И его супруга, миссис Морган.
Едва дождавшись окончания процедуры взаимного представления, многозначительного хмыканья и кивков, Хью Донован, уже не скрывая нетерпения, громко поинтересовался:
— Простите, вы действительно писатель Генри Морган? Тот самый Генри Морган?
Морган, загадочно усмехнувшись, почесал мочку уха. Затем почему-то довольно смущенным тоном объяснил:
— Вот этого я больше всего и боялся… Боже мой, проиграть Маделайн еще один шиллинг, целый шиллинг! Видите ли, у нас с ней давно заключено постоянное пари: если этот вопрос задают, глядя прямо на меня, я плачу ей шиллинг. Если же глядят не на меня, а на нее и говорят что-то вроде «Ах, старина Генри Морган, ну как же, как же, кто же его не знает…», то тогда выигрываю я. К моему превеликому удовольствию. Однако все дело в том, что…
— Ура! — радостно воскликнув, перебила его Маделайн. — Я выиграла, выиграла! Ура!… Тебе платить! — Она остановила взгляд на докторе Фелле: — А знаете, вы мне нравитесь, доктор. — Затем, неторопливо переведя глаза на молодого Донована, таким же искренним, но ничего не означающим тоном добавила: — И вы тоже.
Практически беззвучно хихикавший при виде всего этого доктор Фелл, который спокойно сидел на заднем сиденье машины, в знак искреннего приветствия и признательности чуть приподнял вверх свою трость:
— Благодарю вас, дитя мое, благодарю. Мне это очень, очень приятно. Равно как и познакомиться с вами. Видите ли…
— Секунду, ради бога, одну секундочку! — перебил его молодой Донован. Впрочем, с вполне допустимой вежливой грубостью. — Вы ведь тот самый Морган, который написал тот самый известнейший детективный роман «Джон Зед», не так ли?
— М-м-м…
— Еще раз, простите, ради бога, простите, сэр, — не удержался Хью Донован, несмотря даже на суровый предостерегающий взгляд своего строгого отца, и ткнул пальцем в бокал, который по-прежнему держал в руке Морган. — Скажите, это у вас мартини?
Писатель заметно оживился:
— Да, да, конечно же! И еще какой! Вы совершенно правы, сэр… Не хотите ли отведать?