– Чем ты занята, мама?

– Решила написать Коулмэнам. Думаю, пора, не так ли? Я обсуждала вчера вечером с Моссом этот вопрос, и он дал мне адрес. Им пришлось бы так далеко ехать, что я подумала, что неплохо бы написать им кое о каких подробностях, чтобы они не чувствовали себя позабытыми.

– Ты мне ничего не сказала, мама. И Мосс тоже. Почему ты всегда совещаешься с Моссом, а я оказываюсь перед свершившимся фактом? Это я начинаю чувствовать себя позабытой.

Агнес пристально посмотрела на дочь.

– Ты становишься раздражительной и капризной, Билли, а это не очень хорошо для тебя и ребенка.

Билли вздохнула.

– Тебе неизвестно, беременна я или нет. Мне не хотелось бы, чтобы ты так говорила.

– Хорошо. Скажем, у тебя разгулялись нервы – это тебя больше устраивает?

– Нет. Давай просто не будем затрагивать эту тему. Думаю, мне нужно принять душ и полежать. Чувствую, голова начинает болеть.

– Хочешь что-нибудь передать Коулмэнам?

– Как я могу что-то им передавать? Я ведь с ними не знакома, никогда даже словом не перекинулась, да и ты тоже. Раз уж ты так склонна делать все по правилам, мама, то тебе ли уж не знать, что именно семья жениха должна сделать первый шаг.

– Ну, это я знаю, Билли, и ты тоже знаешь, но, может быть, они не в курсе, – едва ли не защищаясь, возразила Агнес. Она прекрасно понимала, что нарушает этикет, и это смутно беспокоило. Разумеется, такая зажиточная и влиятельная семья, как Коулмэны, знает о своих обязанностях и обязательствах. В сущности, это единственная ложка дегтя в бочке меда: Коулмэны могли бы и не одобрить решение Мосса жениться; в таком случае они бы постарались убедить его в поспешности принятого решения и заставить отменить свадьбу или же совершенно игнорировали бы ситуацию и никогда не приняли бы Билли и ребенка в лоно своей семьи.

Билли потерла виски и смягчилась: слишком плохо она себя сегодня чувствовала, чтобы спорить.

– Хорошо, мама, позаботься об этом. Ты всегда знаешь, что делать. Если Мосс одобряет, то все в порядке. – Ей вовсе не казалось, что все в порядке. Почему Мосс ей ничего не сказал? Но даже если бы и сказал, то небрежно заметил бы: «Не обременяй свою хорошенькую головку такими пустяками». Да, она раздражается и капризничает, но только потому, что сегодня вечером не увидит Мосса. Он должен сопровождать адмирала Маккартера на светский прием, знакомиться с другими женщинами и танцевать с ними. Она вспомнила, как Мосс оказался в центре женского внимания на выпускном балу и даже на танцах, организованных службой досуга; женщины вились вокруг него, как пчелы вокруг меда. Билли попыталась урезонить себя. Мосс любит ее, он попросил ее выйти за него замуж… Но ревнивые опасения вонзались в сердце девушки, словно зубы дракона.

После душа она почувствовала себя немного лучше и расслабилась. Свернувшись клубком на диванчике у окна, Билли оперлась головой о колени, глядя через проржавевшую решетку на зеленую лужайку и цветы и думая о Моссе. Она всегда думала о нем даже когда что-то делала, он всегда был рядом и улыбка его будто бы витала над ней. Как она любит его! Это чувство возникало где-то в глубине души, наполняясь, как горная река во время весеннего половодья, которая мчится бурно и стремительно, пока не найдет своего русла. Она знала – Мосс любит ее, иначе он никогда не сделал бы ей предложения, но в то же время догадывалась, что его чувство не было столь переполняющим и всепоглощающим, как ее любовь к нему. Для Билли Мосс представлял собой все, что есть на свете прекрасного и восхитительного. Он стал средоточием ее страсти, мужчиной ее мечты, воплощением любви. Если он не питает к ней такого же глубокого и преданного чувства, то значит так надо, думала Билли. Когда-нибудь он тоже будет так же любить ее, и она станет для него его миром. Однако в глубине души Билли сознавала, что Мосс любил ее настолько, насколько мог кого бы то ни было любить. Этого должно быть достаточно.

Восхитительно сладостное чувство охватило Билли. Она принялась мечтать о том, как будет спать с Моссом в одной постели всю ночь напролет. Она хотела протянуть руку и касаться его, теплого, сонного, почувствовать, как его руки обвивают ее, положить голову ему на грудь. Хотела проснуться утром и увидеть его, прежде чем кого-то еще, услышать свое имя, произнесенное его устами, прижаться к нему, слиться с ним в любовном экстазе. Билли поджала колени и обхватила их руками. Если бы Господь сам сошел с небес и лично препоручил ей Мосса, чтобы она берегла и любила его, то и тогда жизнь не стала бы более прекрасной. Если бы она действительно оказалась беременной, было бы просто чудесно. Ребенок Мосса. Их ребенок. Как она любила бы его. А Мосс обожал бы ее, потому что она подарила ему дитя.

Билли так погрузилась в свои мечтания, что не сразу услышала треньканье телефона в прихожей. Когда она сообразила, что это не полуденный звон церковных колоколов, то бросилась к телефону и схватила трубку, едва дыша.

– Билли?

– Да, Мосс. – Он позвонил. Он хотел поговорить с ней. Как чудесно услышать его голос, произносящий ее имя.

– Я не могу разговаривать долго. У нас здесь сегодня полно высоких чинов. Я задержался на работе, и адмирал вне себя. Он начинает нервничать, когда вокруг слишком много звезд, особенно если у них больше наград, чем у него.

– Может быть, ты будешь более симпатичным адмиралом, когда станешь им, – пошутила Билли.

– Билли, я не хочу быть адмиралом. Единственное, чего я хочу, – это летать. Хочу занять свое место там, в небе, рядом с остальными парнями.

Сердце Билли затрепетало. Каждый день, казалось ей, выпуски новостей изобилуют сообщениями об утонувших летчиках. Она по-детски скрестила пальцы, желая, чтобы Мосс провел войну с адмиралом Маккартером. Билли понимала, что с ее стороны это эгоистично, но она любила Мосса и хотела, чтобы он остался в живых. Что же в этом плохого?

– Я понимаю. Я не хотела тебя расстраивать. Просто пошутила.

– Знаю, душечка, но я хочу, чтобы ты поняла: я никогда не буду счастлив, пока снова не стану летать. Я ведь тебе уже говорил.

Это прозвучало как предупреждение, а Билли когда-то пренебрегла им.

– Да, говорил, и я уверена – твое желание исполнится… в свое время.

– Эй, Билли, а ты еще молишься за меня? – спросил он теплым, интимным тоном, от которого у Билли по спине побежали мурашки.

– Ты ведь знаешь, что молюсь, – прошептала она. Она молилась. Молилась, чтобы он всегда был цел, невредим и чтобы никакие силы не отняли его у нее.

– Хорошая девочка. Что ты сегодня делаешь? – спросил он. – Будешь думать обо мне?

– Весь день. Каждый день, – заверила Билли с часто бьющимся сердцем. Она представила себе его улыбку, прядь густых темных волос, упавшую на загорелый лоб, и эти небесно-голубые глаза, мерцающие из-под густых черных бровей. Улыбающиеся глаза на серьезном лице. – Наверное, займусь прополкой в саду, а потом перенесу некоторые из своих вещей наверх. – Билли почувствовала, что краснеет при воспоминании о том, как всего несколько минут тому назад мечтала жить с ним в одной комнате и спать в одной постели.

Будто читая ее мысли, Мосс хрипло прошептал так, что душа у Билли запела от этого счастливого шепота:

– Ты собираешься перенести их в нашу комнату? Мне нравится, что меня будут окружать твои детские вещички, Билли. А потом что ты собираешься делать? Я хочу знать, чтобы думать о тебе.

– Потом, наверное, надо помочь маме с приготовлениями к свадьбе. – Она счастливо засмеялась. – То есть, если она мне позволит. Кажется, она радуется любой незначительной мелочи. Сейчас пишет письмо твоим родителям и вроде бы полагает, что я должна сделать то же самое. А ты как считаешь, Мосс?

– Не обременяй свою хорошенькую головку. Пусть твоя мать уладит эти дела. У тебя еще будет масса времени подумать о чем-то другом, помимо меня. – «Старуха на ходу подметки рвет, – подумал Мосс. – Ну, пап, ты выпрыгнешь из штанов, когда получишь это письмо». Он надеялся, Билли не станет спрашивать, собирается ли он пригласить своих приятелей. Забавно. Все это чертовски забавно.