С каждым поколением герцоги становились все более капризными и деспотичными, пока, наконец, все эти качества не сосредоточились в герцоге Обри Меднокудром, горбуне с лицом ангельской красоты, одержимом демоном разрушения. Он способен был, веселья ради, проскакать во время охоты по полю неубранной пшеницы или поджечь самый красивый корабль только ради удовольствия посмотреть, как он горит. К добродетели жен и дочерей своих подданных он относился также своеобразно.

Его проделки отличались довольно зловещим юмором. Например, когда в канун свадьбы девушка, по древнему обычаю, предлагала свою невинность духу фермы, символом которого было самое старое дерево, герцог Обри под видом духа выскакивал из-за этого дерева и овладевал ею. Молва утверждает, что однажды герцог вместе с одним из своих собутыльников побились об заклад, что доведут придворного шута до того, что он покончит с собой по собственной воле. И они стали воздействовать на его воображение жалобными песнями о бренности жизни и мрачными баснями, в которых человек сравнивался с пастухом, обреченным бессильно наблюдать за агонией своих овец в пасти кровожадного волка.

Они выиграли пари, ибо, придя однажды утром к шуту в спальню, нашли его мертвым; он повесился на балке потолка. И ходят слухи, что раскаты смеха герцога Обри до сих пор время от времени раздаются из этой комнаты.

Однако он обладал и более приятными чертами характера. В первую очередь он был изысканным поэтом, и его песни, дошедшие до нас, свежи, как цветы, и пронизаны одиночеством, как плач кукушки. А в деревнях все еще рассказывают истории о его доброте и мягкосердечии: о том, как он появлялся на сельской свадьбе с тележкой, полной вина, пирогов и фруктов, или о том, как стоял у изголовья умирающего, исполненный сочувствия и скорбный, как священ ник.

Невзирая на это, недовольные торговцы, обуреваемые жаждой обогащения, взбунтовали против него народ. На протяжении трех дней на улицах Луда-Туманного бушевало кровавое побоище, в котором погибло все дворянство Доримара. Что касается герцога Обри – он исчез; говорили, что он нашел приют в Стране Фей, где живет и поныне.

За три дня кровопролития погибли также все священнослужители. Таким образом, Доримар одновременно лишился и герцога, и клира.

Во времена герцогов ко всему волшебному относились с благоговением, а самым торжественным событием церковного календаря был ежегодный приезд таинственных незнакомцев из Страны Фей. Их лица были скрыты капюшонами, а под уздцы они вели белоснежных кобылиц, груженных волшебными фруктами; таким было приношение герцогу и первосвященнику.

Но после революции, когда власть в стране захватили торговцы, на все волшебное наложили запрет.

Не стоит этому удивляться. В первую очередь новые правители считали, что волшебные фрукты послужили главной причиной деградации герцогов. Фрукты и в самом деле вдохновляли на поэзию и фантазии, которые в сочетании с постоянными мыслями о смерти могли нанести непоправимый ущерб здравому смыслу бюргеров. Революционеров никак нельзя было упрекнуть в излишней впечатлительности, поэтому при их правлении из поэзии и искусства напрочь исчезло трагическое восприятие жизни.

Кроме того, по разумению доримарцев, все волшебное представляло собой обман. Легенды и песни утверждали, что в Стране Фей деревни были выстроены из золота и коричного дерева, а жрецы, возбуждающиеся парами опиума и ладана, каждый час приносили в жертву Солнцу и Луне огромные количества павлинов и золотых быков. Но если бы честный здравомыслящий смертный посмотрел на все это с юмором, то сверкающие замки превратились бы в старые сучковатые деревья, фонари – в светлячков, драгоценные камни – в черепки, а роскошно одетые жрецы с их пышными жертвоприношениями – в дряхлых старух, бормочущих над костром свои заклинания.

А сами феи, как утверждала молва, вечно завидовали надежному счастью смертных и, сделавшись невидимыми, толпой спешили на свадьбы, поминки и ярмарки – всюду, где можно было хорошо поесть, – и высасывали сок из мяса и фруктов. Напрасно – ничто не могло сделать их осязаемыми.

Но воровали они не только еду. В глухих деревнях все еще верили, что мертвецы – это не более чем проделки фей, а их кости и плоть – только видимость, иначе с чего бы им так быстро превращаться в прах? А самого умершего, труп которого был не более чем эфемерной субстанцией, похищали феи, чтобы он ухаживал за их голубыми коровами и обрабатывал поля левкоев. Сельские жители не всегда могли провести четкую грань между феями и мертвецами. И тех и других они звали Молчальниками, а Млечный Путь считали дорогой, по которой феи уносили мертвых в свою страну.

Другая легенда утверждала, что единственным средством общения фей были поэзия и музыка, поэтому в деревнях поэзию и музыку до сих пор называют «языком Молчальников».

Естественно, люди, заставившие Дол приносить им золото, люди, которые рыли каналы, строили мосты, следили за продавцами при взвешивании товара и стандартностью гирь, хотели видеть добродетель и свои удобства незыблемыми и были нетерпимы к самому невинному надувательству. Тем не менее, новые правители прибегли к новой форме обмана, ибо именно они основали в Доримаре такую науку, как юриспруденция, взяв за основу примитивный гражданский кодекс времен герцогов и приспособив его к современным условиям.

Мастер Джошуа Шантиклер (отец мастера Натаниэля), опытный и знающий юрист, в одном из своих трактатов провел неожиданную параллель между Волшебством и Законом. Люди, совершившие революцию, утверждал он, заменили волшебные фрукты Законом. С той лишь разницей, что вкушать фрукты было дозволено только правящему герцогу и жрецам, а Закон в равной степени принадлежал и богатым и бедным. Получалось, что Волшебное – это обман, но Закон – тоже обман, своего рода магия, творящая с реальностью все, что ей заблагорассудится. Но если обман и магия фей были направлены на то, чтобы надувать и грабить человека, то магия Закона предназначалась для того, что бы защищать его интересы и благополучие.

Ни Страны Фей, ни чего-либо Волшебного в глазах Закона не существовало. Но все же, как отмечал мастер Джошуа, Закон вел с реальностью двойную игру, и никто на самом деле ему не верил.

Постепенно все, что было связано с феями и их страной, стало вызывать безотчетный ужас, и общество следовало закону, не желая думать о существовании фей. На само слово «волшебное» был наложен запрет, оно никогда не слетало с языка у людей благовоспитанных, а самым большим оскорблением, какое только мог бросить один доримарец другому, было «Мать твоя – фея».

Но на расписанных потолках старинных домов, на обсыпающихся фресках церковных руин, в некоторых фрагментах барельефов, встроенных в новые сооружения, и, прежде всего, в проникнутых чувством трагедии памятниках на Полях Греммери некто Винкельманн, археолог, взбреди ему в голову посетить Доримар, обнаружил бы – как он уже сделал это однажды в римском рококо XVIII века – следы древнего, могучего искусства, стиль которого послужил современным художникам в качестве poncifs.[4] Например, знаменитая реклама какого-то сыра – смешной толстяк угрожает ножом и вилкой огромной головке сыра, висящей в небе вместо Луны, – была не чем иным, как неосознанным юмористическим подражанием какому-то сюжету, обнаруженному на одном из фризов в Доримаре, где Луна преследует беглецов.

Так вот, за несколько лет до начала нашей истории некий Винкельманн, правда, не назвавший себя, действительно появился в Луде-Туманном, но круг его интересов отнюдь не ограничивался пластическими искусствами. Он напечатал книгу, озаглавив ее «Следы фей в традициях, искусстве, растительности и языке Доримара».

Он утверждал следующее: в жилах доримарцев, вне всяких сомнений, течет большая толика волшебной крови, и объяснить это можно только тем, что в старину смешанные браки между доримарцами и феями были не редкость. Например, рыжие волосы, так часто встречающиеся у жителей Доримара, свидетельствуют именно об этом, утверждал он. Еще одно подтверждение своей гипотезе он видел в окраске местного скота. Это заявление было не лишено оснований, ибо время от времени серовато-коричневая или пестрая корова производила на свет теленка голубоватого цвета, навоз которого был из червонного золота. А если верить легенде, в Стране Фей весь скот был голубым, а волшебное золото фей превращалось в навоз, как только его вывозили за пределы страны. Легенды также утверждали, что все цветы в Стране Фей были красными, а ни для кого не секрет, что иногда в Доримаре расцветали васильки, красные, как маки, а лилии алели, словно дамасские розы. Более того, Винкельманн обнаружил некоторое влияние языка фей в клятвах и именах доримарцев. И действительно, приезжий не мог не удивляться, услышав такие выспренние выражения, как: клянусь Солнцем, Луной и Звездами; клянусь Золотыми Яблоками Запада; Урожаем Душ; Белоснежными Красавицами Полей; Млечным Путем, которые соседствовали с местными выражениями, подобными клятве Горбатым Мостом, Жареным Сыром, Дохлыми Кошками, Копчиком Моей Двоюродной Бабушки; забавляли его так же такие имена, как Сладкосон, Амброзия, Лунолюба в сочетании со смешными фамилиями вроде Дерзкоштанный, Ластоногий или Бродячий Порох.