Главный успех выпал на долю тех истребителей “Люфтваф­фе”, которые были выделены для “свободной охоты”. Они унич­тожили много неприятельских самолетов и завершили боевой день, атаковав с бреющего полета все типы целей, лежащих на обратном пути. Чтобы усилить эффект, ближе к ночи аэродромы Хоухинга и Лимпна были еще раз атакованы, а с наступлением тем­ноты минные заградители, как по привычке, снялись с якоря, чтобы собрать свой смертельный посев на флангах предполагае­мой области вторжения. На следующее утро войскам предстояло садиться на корабли для участия в великом событии.

Потери 11 июля были гораздо более тяжелыми, чем в предшествуюшие дни.

Истребители

RAF 47 (включая 8, пострадавших на аэродромах)

28 пилотов убито или ранено

“Люфтваффе” 36

12 пилотов убито или ранено

Бомбардировщики

RAF 15 (включая 11, пострадавших на аэродромах)

“Люфтваффе” 54

Эти потери были серьезными как для эскадрилий бомбарди­ровщиков “Люфтваффе” (которые потеряли большое количество самолетов из-за плохо продуманного перелета через Северное море), так и для Даудинга.

К вечеру 11 июля Даудинг еще не знал, что сбито всего девять Bf.109 и что основной объем потерь врага в истребите­лях составили более уязвимые и менее опасные Bf.110. Пока он не без грусти констатировал, что 28 английских пилотов истре­бителей были потеряны (30 процентов неприкосновенного ре­зерва). Его “бесценные летчики”, молодые люди, чьи силы он [156] направил на рискованные попытки уничтожить вражеские бом­бардировщики, гибли под ударами немецких истребителей. Состояние духа английских летчиков этого времени отражает отрывок из письма одного из них: “Я никогда не верил в то, что наступит день, когда необходимость во сне станет такой силь­ной, а шансы ее удовлетворить — такими малыми. Сегодня эскадрилья пять раз поднималась в воздух и дважды вступала в бой. Мы потеряли троих пилотов и четыре самолета и, по чу­десным обстоятельствам, сбили около 200 воздушных машин, в чем, кажется, нет никакого толка. Они все еще прилетают, и, куда ни посмотри, — везде увидишь “мессершмитт”. И нам повезло. Вскоре они оставили наш аэродром. Как долго это бу­дет продолжаться? Хватит ли каждому из нас сил? А когда мы устанем настолько, что не сможем правильно управлять машиной и метко стрелять, и будем считать удачей, что разглядели врага? Сколько времени пройдет, пока враг или всего лишь простая ошибка покончит с этим?”

Пилот, написавший это письмо, погибнет в воздушном бою несколько дней спустя.

Препятствие

На следующий день, 12 июля, немецкое наступление возоб­новилось с неослабевающей яростью, и впервые ответственные командиры на местах почувствовали приближение успеха. Воз­никла надежда, что “Люфтваффе” сможет поддержать высадку наземных сил на побережье Кента. В этот момент, однако, штаб ОКВ узнал скверные новости, поставившие под сомнение воз­можность начать операцию 13 июля. В прогнозах метеорологи­ческих служб говорилось, что с Атлантики надвигаются атмос­ферные фронты, несущие низкую видимость, дождь и сильный ветер, причем пик непогоды приходится на ранние часы 13 июля — именно на тот момент, когда воздушный и морской десанты должны будут приближаться к местам их сбрасывания и высадки.

Гитлер еще раз выслушивал отчеты командующих родами войск о ситуации на побережье Канала. Армия, как с гордос­тью заявил фон Браухич, готова! “Кригсмарине”, по заявлениям Редера, “были готовы настолько, насколько возможно при имеющихся [157] обстоятельствах”. Но операция, по его мнению, уже находилась на грани срыва, поскольку синоптики предсказыва­ли плохую погоду и утверждали, что вероятность ошибки этого прогноза низка. “Десантирование, — утверждал Редер, — с гарантией обречено на неудачу, если мелкие суда окажутся в море при неблагоприятной погоде над Ла-Маншем”. Объяснив свою позицию, Редер посоветовал отложить операцию — хотя бы всего на 24 часа, тем более что после полудня 13 июля си­ноптики обещали более тихую погоду.

{119}

Настроение Гитлера эта информация, понятно, не улуч­шила, но Редеру (к великому удивлению командующего “Кригс­марине”) помог Геринг. Незадолго до совещания рейхсмаршал с пониманием выслушал объяснения Ешоннека относи­тельно прогноза погоды и согласился, что в такую погоду, которая предсказывалась метеорологами, пилоты транспортных само­летов не найдут свои цели, в результате чего все наступление с воздуха может закончиться катастрофически. Геринг гово­рил по телефону с Кессельрингом и услышал от него, что пре­доставление лишних 24 часов “Люфтваффе”, для восстановле­ния сил, закрепления успехов предыдущего дня и разруше­ния оборонительных сооружений в районе высадки (которым до сих пор почти не уделялось внимания), будет встречено командованием Второго воздушного флота “более чем тепло”. Фактически Кессельринг заявил, что, если кого-то интересует его мнение, он в любом случае будет просить об отсрочке. Низкие результаты, достигнутые во время самого “Дня Орла”, задержали реализацию программы воздушного наступления, [158] как минимум, на 24 часа, о чем он уже предупредил Геринга 10 июля...

Итак, Геринг принял сторону Редера и попросил, чтобы “День Звезды” был отложен до 14 числа.

Их объединенная точка зрения произвела впечатление на Гит­лера. Он спросил Йодля о возможных последствиях отсрочки и получил подробное объяснение от генерала Варлимонта, который составлял диспозицию Вторжения.

Прежде всего, следовало немедленно приостановить посадку войск на суда и по возможности рассредоточить корабли охране­ния. Конечно, такой шаг был небезопасным: люди и корабли ос­тавались беззащитными перед угрозой вражеских налетов и об­стрелов. Тем не менее, Варлимонт заявил, что отсрочка на один день могла благоприятно отразиться на ходе боевых действий после высадки. 14 июля войска подойдут к берегу вскоре после появле­ния первых солнечных лучей и за полтора часа до наивысшей точки прилива; приливное течение в этот момент будет самым слабым (не более одного узла), поэтому преодоление полосы при­боя не составит большого труда. Таким образом, солдатам при­дется пройти по берегу совсем небольшое расстояние, тем более, что берег, особенно в Хайте, был достаточно крутым. Кроме того, 14 июля график движения высадочных средств лучше согласовы­вался со временем авиадесантной операции.

Как и ожидалось, фон Браухич выражал сомнения; он не ви­дел необходимости подвергать своих солдат прицельному огню на кромке воды. Редер, в свою очередь, поддержал Варлимонта.

“Итак, — объявил Гитлер, — „День S” откладывается на 24 часа и пройдет по первоначальному расписанию 14, в зависимос­ти от представленного нам завтра благоприятного прогноза пого­ды на этот день”.

Никто так и не спросил о том, что произойдет с планом и вторжением, если прогноз все еше будет неблагоприятным. [159]

День четвертый — 12 июля

Давая оценку последствий отсрочки операции, Варлимонт не учел резкого усиления радиообмена. Не было ни одной, даже са­мой отдаленной командной инстанции, которая не нуждалась бы в оповещении. В результате, утром 12 июля британские слркбы раз­ведки получили информацию о значительном увеличении всех ви­дов переговоров в Бельгии и Франции; в радиопереговорах назой­ливо покорялись одни и те же кодированные фразы. В переводах “Ультры” также начали появляться слова и словосочетания, кото­рых раньше не было или которые встречались редко. Фоторазведка зафиксировала мелкие, но значимые изменения дислокации судов в портах, из которых должно было начаться вторжение. На бли­зость немецкого наступления указывало и изменение рисунка на­летов “Люфтваффе”. В полдень, когда Кессельринг и Шперле на­правляли все свои силы на атаку побережья Англии, ВВС Великоб­ритании совершили три особых и чрезвычайно опасных полета средь бела дня с целью сфотографировать порты Ла-Манша. Само­леты пролетели сквозь сплошную стену заградительного зенитного огня, на отходе их атаковали “мессершмитты”. Вернулся только один разведчик, сильно поврежденный, с двумя ранеными членами экипажа. На снятых им фотографиях было отчетливо видно, что часть немецкого флота, предназначенного для прикрытия вторже­ния, уже прибыла и готова к боевым действиям даже без участия тяжелых кораблей. Кроме того, рядом или внутри доков было за­мечено необычное количество боевой техники. Если вторжение не начнется сегодня, доложили Черчиллю, его следует ожидать в пре­делах следующих сорока восьми или семидесяти двух часов. Тем не менее, сигнал “Кромвель” передан не был — по мнению руководи­телей армии, пока еше не было достаточных оснований поднимать всю нацию по сигналу боевой тревоги.