Прежде чем она успела вызвать помощь, ее схватили за ноги и стали перекидывать по кругу, словно она была мячиком в настольном пинболе. Все еще не придя в себя от удара, Константин попыталась их рассмотреть, но все слишком быстро двигались. Коктейль Молотова, взорвавшись за спинами нападавших, осветил окружающее, и она рассмотрела других: некоторые люди наблюдали в свете пожара, как ее обидчики играют с ней.
В помощи должно быть хоть что-то для спасения, подумала она, защита какая-нибудь, самозащита, хоть что-нибудь. Плохо, что она не подумала об этом раньше и не позаботилась о предосторожностях. Она представила, как Боди Сатива над ней смеется. Невежа… Невежа. Думала, что ты здесь в безопасности со своими липовыми намерениями. Сюрприз, моя дорогая, мы все здесь сложными намерениями.
Теперь они перекидывали ее жестче, шлепая и толкая, и боль была слишком настоящая. Это не техника передавала какие-то ощущения, они были слишком подлинными. Она стала предполагать: может, у Томоюки Игучи была предрасположенность к мазохизму, и он получал удовольствие в образе Шанти Лав.
И вдруг… она подумала, не по-настоящему ли это происходило. Может, Шанти Лав тоже не понимал, что происходящее на берегу Гудзона – реальность, пока не стало слишком поздно, и он уже не чувствовал, что течет настоящая кровь вместе с виртуальной, даже если он видел, может до самой смерти, виртуального врага, пришедшего украсть его персонаж. Но зачем!
Нога подвернулась, когда она попыталась встать и пойти. Один из нападавших кинулся за ней, она увернулась и бросила файл помощи на землю рядом с собой.
На этот раз промежутка с кошачьим изображением не последовало. Книга открылась на картинке с нарисованным страшным монстром, который, как она поняла, был талисманом защиты. Она потянулась к нему, но нападавшие вырвали книгу у нее из рук.
Слишком поздно, поняла она: каталог со своими сокровищами в виде ярлыков – местная валюта – был их главной целью. Она стала медленно подниматься, но ей ударили по животу тяжелым ботинком, и Константин опустилась обратно.
Кто-то склонился над ней, и она близко-близко увидела лицо, в котором неудачно сошлись тролль и горгулья.
– Эй, ты знаешь, что значит быть опущенным!
Она отпрянула, пытаясь убежать. Они подступили к ней, один из нападавших держал ее каталог, показывая, что забрал все.
Все, кроме одной страницы, которую она держала мертвой хваткой так сильно, что болели костяшки. Другая, настоящая боль, которая появилась из-за неестественно сильного сжатия настоящей руки, тускнела по сравнению с подлинностью, рожденной фальшивой и высококачественной достоверностью костюма, но эта боль была глубже, она исходила от чувств, оставшихся от далеких генетических предков, где реальное и нереальное было жестко разделено.
Они меня убивают. Они убивают меня по-настоящему!
Ей показалось, что она закричала по-настоящему. Что-то происходит там, за пределами шлема и неоэкзо-нервной системы, что-то происходит там, снаружи, может, их много, ей показалось, что в преступлении замешан не один человек, кто-то еще скрывается за этим грязным поступком, может, у них есть сообщники среди персонала, может утомленный Тим Мецер, или замученный Майлз Мэнк, или даже Плешетт – не утомленная, не замученная, а просто сумасшедшая. А может, все вместе. Кажется, что Плешетт и Мэнк ненавидят друг друга там, но не здесь.
Здесь, внутри. Где большие скидки персоналу. Какая самонадеянность и презрение убивать так сразу, после последнего происшествия, да еще детектива, ведущего расследование! Впрочем, идеальная ситуация: напарник слишком боится замкнутого пространства, чтобы прийти на место преступления, а они это знают. Может, еще кто-нибудь со временем, Селестина и ДиПьетро, может, приехав, перепутают все показания, обработают информацию, но Селестина и ДиПьетро слишком заняты с корреспондентом «Журнала», чтобы заметить, как она стала следующим зернышком на легендарной «городской» мельнице ИР. Да, слышали о детективе, убитом при расследовании убийства? Она носилась в поисках глобальных ошибок программы. Да она похлеще целого выводка сумасшедших уродов. Это в округе Колумбия произошло. Жизнь там ничего не стоит. Совсем иной мир.
Теперь главарь – полутролль, полугоргулья – размахивал чем-то, похожим на острый осколок зеркала, тыча им ей в лицо. Ее рациональное сознание твердило, что он не может причинить ей вреда, но теперь это сознание свернулось в песчинку. Остальная ее часть верила в это, как обращенный в Троицын день верит, что прикосновение всемогущего Бога позволит ему говорить на всех языках, верила, пока не почувствовала порезы на лице. Кровожадный тролль порезал ей лицо, и в момент, когда он перережет глотку, самовнушением она поверит, что ее горло разрезано. До сих пор не было предместья в ИР, которое могло бы посоревноваться с верой в фантастические стигматы. А теперь есть. Пришла бы следователь сейчас, они бы все пришли и посмотрели, может ли собственная вера, собственный поиск глобальных ошибок позволить им выжить.
Вырванная страница в ее руке превратилась в большую руку. Она попыталась заорать, но эта рука, кажется, проглотила ее руку. Лицо горгульи размылось и превратилось в мягкие черты лица Тальяферро. Вырвавшийся крик был естественной реакцией удивления на наименее ожидаемое, что могло произойти.
Часто дыша, она посмотрела вокруг. Селестина держала ее за ноги, а ДиПьетро держал другую руку и тело. Между ними с широко раскрытыми глазами стояли Мэнк, Плешетт и прикрывавший зевок рукой Тим Мецер. А за ними на стуле стояла корреспондент «Полицейского журнала» и снимала, снимала, снимала.
– Ладно, – тяжело выдохнув, сказала Константин. – Вы хотите довести меня до инфаркта?
– Она нас видит, – сказал Тальяферро. – Давайте ее поднимем.
Все отступили, и она увидела, что они почти содрали с нее костюм. Разбитый шлем лежал рядом.
– Тальяферро, только не спрашивай, что случилось, – как в дурацких фильмах. Тальяферро?
– Я здесь. – Он стоял в коридоре, довольно далеко от двери. – Ты же не думала, что я останусь внутри?
– Вну… – Она поняла, что он говорил о комнатенке. – Ладно, – повторила она. – Что произошло?
– Вы кричали, – сказала Плешетт сладострастным голосом. – Вы кричали и кричали не останавливаясь. Я следила за вами, вы знаете, и увидела, что на вас напали, потом они забрали каталог…
– Да и все ваше добро вместе с ним, – вмешалась Константин, несмотря ни на что ощущая себя виноватой.
– Его не вернуть, – ответила Плешетт, словно Константин предложила свои услуги.
Константин покачала головой, до конца не веря, что Плешетт обрекла ее на проблемы, дав это добро из ИР. То, что ей дали, не было добром, это не было даже намеком на ценности. О чем думала эта дура, все эти идиоты там, внутри, особенно те, кто калечит, убивает ради обладания тем, чего не существует?
А те собирались ее убить, подумала она. Для этого они собирались воспользоваться силой ее собственного восприятия. Константин все еще чувствовала места ударов, боль не прошла, глухая ноющая боль. Назавтра она превратится в один большой синяк.
Она снова покачала головой.
– Что такое скоростной доступ? – спросила она потерянно.
– Здесь его нет, – быстро ответила Плешетт.
– И куда тогда за ним идти?
Последовала длинная пауза.
– Высокоскоростной доступ – это… это просто. – Плешетт сглотнула. – Это обычная сказка, которую фанаты ИР рассказывают друг другу. Иногда кто-нибудь в игре оказывается сильнее, а потом утверждает, что у него была высокая скорость и он потратил меньше денег. А ведь этого нам всем хочется, правда?
– Да уж, только не ночным менеджерам гостиниц видеоигр, – ответила Константин. – Думаю, для вас сокращение счета не будет радостной новостью, а? – Она поднялась с кресла, но ноги подогнулись. Ее под руки поймали Селестина и ДиПьетро. Она бы оценила их внимательность, если бы они не повернули ее к корреспонденту.