– Очевидно, те же самое выдвигалось и во время стратегических сборов, когда Лев огласил свой план, – прошептал Немиил, наклонившись, будто конспирируясь, хотя ему следовало кричать, чтобы быть услышанным в непрекращающемся заградительном огне. – Говорят, что Сар Лютер особенно был против этого. Джонсон попросил его возглавить главный штурм, но Лютер с самого начала отказался. Он сказал, что не боролся бок о бок с ним все эти годы для того, чтобы пустить Льва одного в эпицентр опасности. Он сказал, что его местом было то, которым оно всегда и было, около Льва, пока смерть не заберет их обоих. «Если ты умрешь, тогда умру и я». Вот что сказал Лютер.

– Теперь понятно, что ты выдумал это, – прервал его Захариил. – Как ты мог знать, что сказал Сар Лютер? Тебя ведь там не было. Ты только плетешь рассказ и украшаешь его на свой вкус. Это всего лишь лагерные сплетни.

– Да, лагерные сплетни, – согласился Немиил, – но из надежного источника. Я слышал это от Вараила. Ты знаешь его? Он был одним из учеников магистра Рамиила, только на год старше нас. Он слышал это от Элтуса, который услышал это от одного из сенешалей, который знает одного человека, который был в командной палатке, когда это происходило. Они говорят, что Джонсон и Лютерюыли очень разъяренны, но, в конечном счете, Лютер принял предложение Джонсона.

– Мне почти жаль, что принял, – сказал Захариил. – Не пойми меня неправильно, Лютер великий человек, но когда я услышал, что мы будем штурмовать крепость, я надеялся сражаться под штандартом Льва. Он вдохновляет всех вокруг себя, и я не могу представить большей чести, чем сражаться рядом с ним. Я надеялся, что это будет сегодня.

– Всегда есть завтра, кузен, – сказал Немиил. – Теперь мы рыцари Калибана, и война против Великих Зверей еще не окончена, не бури в голову эту войну против Рыцарей Люпуса. Есть все шансы, что очень скоро ты будешь сражаться вместе с Джонсоном.

В нейтральной полосе, команды аниколей оставили свои осадные орудия. Разместив свои заряды и установив детонаторы, они бросили укрытия и побежали к своим линиям.

Враг на зубчатых стенах открыл огонь, когда члены команды были на открытом пространстве, и Захариил видел, как, по крайней мере, половина мужчин упала, прежде чем они достигли безопасных окопов Ордена. В это время, он пригнулся в своей траншее, ожидая неизбежного взрыва.

Когда наступило время, взрыв был впечатляющим.

Два аниколя, оставленные напротив крепостных стен, исчезли в языках разгорающегося пламени, когда двойной взрыв потряс основание под ним и на миг заглушил шум бомбардировки. К тому времени, когда сошли дым и пыль, Захариил увидел, что аниколи сделали свое дело.

Наружная стена вражеской крепости была потрескавшейся и почерневшей в двух местах. В одной зоне она удержалась, но другая стена разрушилась, создав брешь.

– За мной, – проорал Сар Гадариил людям в окопе вокруг него. – Отбросьте страх и обнажите мечи. Никакой пощады врагу. Это не турнир и не судебный бой. Это война. Мы возьмем эту крепость или умрем. Это наш единственный выбор.

– Это оно, брат, – сказал Немиил. – Вот твой шанс показать, как ты умеешь махать своим мечом.

Захариил кивнул, не обращая внимания на тонко скрытый укол ревности в тоне кузена от упоминания о его мече. Его рука инстинктивно переместилась на оружие. Эфес и рукоять были простыми и неброскими, голый металл и кожа, соединенная с бронзой, но лезвие… лезвие было нечто особенным.

По воле Лорда Джонсона, ремесленники Ордена взяли один из саблеподобных зубов льва, которого убил Захариил, и создали из него меч. Его блеск был слепяще-белым, подобно клыку, и край его был смертельно острым, способным разрубить на части металл или древесину единственным ударом. Длиной с предплечье Захариила, он был короче обычного меча, но его меньший диапазон поражения компенсировался огромной мощью.

Лев подарил ему меч прежде, чем они отправились к крепости Рыцарей Люпуса, и Захариил чувствовал братское единение, о котором говорил Гроссмейстер Ордена, когда давал лезвие.

Лютер и его братья-рыцари поздравляли его, но Захариил видел, как завидующий взгляд Немиила задерживался на клинке, когда он отбивал солнечный свет своей гладкой лицевой стороной.

Захариил услышал звук серинксова рога, взывающим через все поле долгим, скорбным тоном, и достал меч к восхищению своих братьев-рыцарей.

– Есть сигнал! – закричал Гадариил. – В атаку! В атаку! Вперед! За Льва! За Лютера! За честь Ордена!

Теперь стало видно множество фигур, появляющихся из окопов вокруг них. Захариил услышал боевой клич Гадариила, поддержанный сотнями голосов, все больше и больше рыцарей поднималось из своих траншей и устремлялось к крепости.

Захариил узнал собственный голос среди шума, когда он выпрыгивал из окопа, чтобы присоединится к атаке.

– Ты хотел творить историю, – кричал Немиил возле него, – и это наш шанс!

Сказав это, Немиил закричал, пересекая нейтральную полосу.

– За Льва! За Лютера! За Орден!

Вместе, они прорывались к бреши.

Впоследствии, В анналах Ордена, летописцы опишут это, как решающий момент в истории Калибана. Поражение Рыцарей Люпуса будет представлено как победа, сделанная во имя человеческого прогресса.

Лидерство Льва Эль'Джонсона будет возвеличено, как и храбрость Лютера в командовании главной атакой. Летописцы будут льстиво писать об белых балахонах рыцарей Ордена, о том, как они мерцали в лунном свете, когда их хозяева бесшабашно атаковали вражеские укрепления.

В действительности, конечно, все было несколько иначе.

ЭТО БЫЛО его первой пробой войны, массового конфликта, в борьбе не на жизнь, а на смерть между двумя противостоящими армиями, и Захариил боялся. Это был не столько страх перед смертью. Жизнь на Калибане была тяжелой. Она вносила обреченность в своих сыновей. С самого детства его учили, что его жизнь была конечным ресурсом, который мог оборваться в любой момент. Начиная с восьми лет, он оказывался перед смертью, по крайней мере, дюжину раз. В Ордене, как только он окончил свой первый год обучения в качестве оруженосца, от него ожидалось тренироваться настоящими клинками и пользоваться такими же боеприпасами.

Как часть того же самого обучения, он преследовал многих из хищников, которые скрывались в лесах, включая пещерных медведей, мечезубов, смертокрылов и рапторов. Наконец, чтобы показать себя достойным, он подвергся окончательному испытанию своего мастерства, охотясь на одного из устрашающих Калибанских львов.

Он противостоял существу, и поверг его, заслужив себе рыцарство.

Тем не менее, война отличалась от всех этих триумфов.

Когда человек охотился на животное, независимо от своего положения, охота принимала форму поединка, соревнования в силе, навыке и хитрости между человеком и зверем. В процессе охоты, Захариил вырос, изучив своих противников досконально. Напротив, война была безличностным делом. Когда он бежал к вражеской крепости возле своих братьев-рыцарей, Захариил понял, что мог быть убит на поле боя, никогда не узнав личности своего убийцы.

Он мог умереть, и никогда не увидеть лица врага.

Он предположил, что это было странно, но так или иначе, это было иным.

Он всегда думал, что умрет, встретившись лицом к лицу с убийцей, будет ли он Великим Зверем, или меньшим животным, или даже другим рыцарем. Перспектива гибели посреди сражения, будучи подстреленным на расстоянии неким неизвестным противником, выглядела почти ужасающей.

Нервируя, Захариил на мгновение почувствовал, как ледяные пальцы сжали его сердце.

Он не позволил этому взять верх над собой. Он был сыном Калибана. Он был рыцарем Ордена. Он был человеком, а люди чувствуют страх, но он отказался сдаваться ему. Его обучение как рыцаря включало и ментальные упражнения, предназначенные, чтобы помочь ему укрепить свой разум во времена кризиса. Теперь он пользовался ими.

Он припомнил себе высказывания из «Заветов», тома, из которого проистекало все учение Ордена. Он напомнил себе о магистре Рамииле. Он вспомнил о немигающем, пристальном взгляде старика, взгляд, который, казалось, буравил его душу. Он подумал, каким расстроенным будет старик, услышав, что Захариил не справился с обязанностью.