— Я — другое дело, — жёстко произнёс Палтус. — Врачи сами ничего не понимают. По идее, я давно уже должен лежать на Ваганьковском кладбище, прямо рядом с Высоцким — я там предусмотрительно купил место, когда это ещё не было столь дорого, как сейчас…Говорят, что у меня какой-то уникальный организм…А вот про вас, — Палтус бегло оглядел тщедушную фигурку Зудова, — я бы такое не сказал. Впрочем, попробуйте — теперь у вас нет больше другого выхода.
Зудов совсем увял.
— Подпись дадите? — почему-то спросил он, осознавая, что на самом деле на эту подпись ему сейчас совершенно наплевать.
— Во какой! — ехидно хихикнув, сказал старик. — Одной ногой в могиле, а всё о деньгах думает! Впрочем, вы все такие — молодые. За рубль удавитесь! Тьфу — мразь! Я решил очистить от всех вас нашу прекрасную голубую планету. Так что я, в некотором роде, санитар! — самодовольно закончил он свою небольшую тираду.
Он помолчал, потом неожиданно рявкнул:
— Не дам я вам никакой подписи! Нате — выкусите! Бизнесмены…Настоящие бизнесмены производят что-нибудь, как я, или же как мой вечный соперник Гоффманн…А вы — молодые гондоны, вечно хотите за чужой счёт обогатиться…Крутитесь всё как-то, вертитесь…Все мыслишки направлены не в сторону того, чтобы сделать что-нибудь реальное, что можно потрогать, увидеть, ощутить вкус, наконец, а только в сторону, как кого-нибудь надуть, «кинуть», как у вас говорят, будь это государство, либо честные предприниматели, которые по-настоящему нечто производят!.. За наш счёт вы и наживаетесь; за счёт нашего пота и крови! Хрен вы получите, а не мою подпись! Ненавижу!.. Такие молодые, а цинизма в них столько…что хватит на десять Гитлеров!
— Это вы мне говорите о цинизме!.. — возмутился, наконец, Зудов. — Вы, который только что заразили меня СПИДом…Да я в милицию обращусь, да я…
— Да никто вам не поверит! А если и поверят — неужели вы думаете, что меня хоть как-то это колышет? Ну умру в тюрьме; с моими капиталами у меня обязательно будет личная камера с телевизором, девочками, лучшей жратвой и выпивкой! Да и не посадит меня никто! В моём возрасте уже не сажают. Мне ж неделя жизни осталась — вам же говорили!..
— Ах вы…Гад! — не нашёл никакого другого определения Зудов, ибо все ругательства и казни казались ему совершенно недостаточными для этого самодовольного мерзкого старца. — Ах вы…Подонок!
— Ругайтесь-ругайтесь, — с наслаждением проговорил Михаил Пафнутьевич. — Всё равно вы от меня ничего не получите. Это — дело принципа. Я сразу вас раскусил. Поэтому и дал вам моего «Верыча». Так что, вместо всякой ерунды, займитесь лучше вашим СПИДом…Ах, мне вас даже жаль! Такой молодой, ему бы жить, да жить…
— Перестаньте!!! — заорал Зудов. — Старый ублюдок!!!
— Ах вот ты как запел…Но я пошутил — ни чуточки мне тебя не жалко. Чем меньше будет таких, как ты, тем чище будет воздух. Я же знаю: ты прямо с сегодняшнего дня начнёшь заражать себе подобных. Чтобы наладить какую-то там справедливость. И вот вас будет всё меньше, меньше, меньше…
— Я вас сейчас убью!! — крикнул Зудов, вставая.
— Не советую; у вас нет таких капиталов, как у меня, так что камеру вам определят самую, что ни на есть захудалую; ваше место будет, конечно же, у параши, и вас непременно выебет в жопу какой-нибудь пахан, сделав вас петухом. Конечно, он не поверит, что у вас СПИД, ну а если и поверит…Презервативов там хватает — смею вас уверить. Ну а если и заразится — чудненько! Этих блатных я ненавижу так же, как и вас. Видите, сколько добрых дел я совершил одним махом, заразив вас СПИДом!.. Да мне памятник надо ставить — уже сейчас, при жизни. А ведь я — живучий. Вас-то я точно переживу! Нет, воистину, я — самый великий!
— Ты просто сумасшедший! — воскликнул Зудов. — Причём, опасный сумасшедший! Тебя надо изолировать от общества и…
— А я уже и так изолирован, — рассмеялся Михаил Пафнутьевич. — И потом, ты всё время забываешь, сколько мне лет, и что мне совершенно на всё насрать. А подписи ты от меня никакой не получишь — хоть обосрись здесь. И вообще, ты мне надоел! А ну-ка — вон отсюда! А то я сейчас позову охрану…Мою личную охрану… — Палтус хитро улыбнулся. — И они тебя выкинут, предварительно так избив, что…Короче, мало не покажется. Считаю до трёх. Раз…
— Подонок!!! — взвопил Зудов и пулей выскочил из комнаты. Он бегом пробежал по коридору и чуть не сбил Нику Ардалионовну Сплошную, которая радостно несла кому-то обед — тарелку щей, кашу…
— Эй, полегче, а не то…А, это вы…Ну что — всё нормально? Получили вы от него то, чего хотели?
— Получил, — криво ухмыляясь, ответил Зудов. — И не только то, чего хотел, но даже и больше!
— Ну вот и хорошо. Я очень, очень довольна, — сказала Сплошная. — Заходите к нам ещё. Я вам буду рада всегда!!!
И она послала Захару Захаровичу наинежнейший воздушный поцелуй.
9. САМЫЙ ЛУЧШИЙ СПОСОБ СБРОСИТЬ ВЕС
Зудов, совершенно как лунатик, приговорённый наутро к виселице, сел за руль своей машины и с мрачной силой щелкнул себя по уху. Внутри его вспотевшей головы сразу же появился вкрадчивый голос Трутя, с явным оттенком полного удовлетворения своей нынешней действительностью.
— Захар Захарович?… Зэ-Зэ? Вы?… Как успехи?… Как продвигается наша гениальная операция? Я надеюсь, вы меня обрадуете — конечно не так, как только что Никитка, но…всё же…Итак, что вы можете сообщить?! — закончил он свою слюнявую речь вполне деловым тоном.
Зудов какое-то время молчал, не зная, с чего начать, потом выдавил:
— Плохо.
— Плохо? — весело отозвался Труть. — Что — плохо?… Не волнуйтесь вы так! Если сразу чего-то не получается, так это ерунда; времени у вас…вечность, можно сказать, так что не расстраивайтесь. Здесь не вышло, в другом месте образуется. Итак, конкретней. С чего вы начали?
— С дома для престарелых.
— Молодец! Никитка тоже мне сказал: мол, я бы на месте Захара Захаровича не мудрил бы, а отправился прямо в дом престарелых, они там за красивый гроб родных внуков продадут, ха-ха!.. И чего же у вас не вышло? Старик оказался чересчур принципиальным? Так вы бы сразу к другому…Или же только один был при смерти?
— Ну да, да, — раздражённо ответил Зудов, — я просто нарвался на…Знаете на кого?
— Нет, не знаю, — с каким-то ребячьим энтузиазмом сказал Труть. — Ну и на кого же?
— На Михаила Пафнутьевича Палтуса! — грустно воскликнул Зудов. — Помните такого?
— Михаил…Пафнутьевич…Стойте-стойте…Это что же — изобретатель «Папы-Веры»? Этой гадости, хотя Никитка так не считает, но это по молодости…Подождите, но он же мёртв!
— Я тоже так думал, а оказалось — нет. Двадцать лет назад он заразился СПИДом, и его приемник сюда его и упёк от разных журналистов и прочих кривотолков…
— Ой, как интересно! — пискнул Труть, совсем, словно ребёнок. — Надо срочно сообщить Никитке — то-то радость будет парню, то-то радость…
— Да заткнитесь вы со своей радостью! — не выдержал Зудов. — Он и меня заразил своим СПИДом, этот гад…Дал своей «Папы-Веры», я выпил, ну и…
— И вы только поэтому такой мрачный? Сейчас же лечат СПИД! Срочно езжайте в любой ларёк, купите «Писёныш» с ксилитом и…Если в течение двух часов с момента заражения, то вам хватит всего лишь одного пузырька! Эх! У меня таких СПИДов было…Знаете сколько?…
— Да это какой-то особенный штамм, не лечится он "Писёнышем"!!! — заорал взбешенный Зудов. — Всё, мне конец, главное, я даже на знал, что такое сейчас есть…
В зудовской голове наступила небольшая пауза. Затем вновь возник голос Трутя — на сей раз абсолютно серьёзный и даже слегка печальный.
— Да, мой дорогой коллега, такой штамм есть. Это просто не афишируется, чтобы народ не пугать, но…он есть. Как я его боюсь; как же вы меня напугали!
"Только о себе волнуется, собака!" — сокрушённо подумал З. З.
— Этот штамм, — назидательно продолжал Труть, — называется «пи-штамм», либо «пи-СПИД», медики его ещё между собой именуют «вич-пиранья», поскольку он не только неизлечим, но и развивается в десять раз быстрее обычного…Подождите — но вы же сказали, что этот Палтус уже двадцать лет им болеет?… И до сих пор жив? Обманул он вас, а вы и купились!