— Какое-то время назад ты говорил, что женщинам-то поприятнее! — укоризненно воскликнула Небаба. — Это я не понимаю, как вы можете жить с такой фиговиной в трусах! Яйца, залупа…

— Не жалуюсь, — заметил Зудов. — Может, вам и поприятнее, но у мужчин…своя специфика. Вообще, мне пришла в голову одна мысль.

— Ну?…

Захар Захарович встал с кровати, таинственно посмотрел на Леру, шумно сделал большой вдох через нос и выпалил:

— Шумба-тумба-шприц! Револьвер-ка мне, пожалуйста.

Тут же в его руках появился сияющий кольт.

— Ты чего это решил? — испуганно осведомилась Лерочка.

— Пришью сейчас тебя. Ну и себя, само собой.

— Что-оо?!!..

— А что? Ты же лежишь, или сидишь в пещерах Нижнелунска, значит это — твоё не настоящее тело и душа, вот и вернёшься…А я хочу проверить — куда я-то денусь? Умру, так и пошло это всё…Надоела эта нереальность! С другой стороны, как выясняется, я многое могу…Или даже всё…Тем более интересно замочить самого себя.

— Не надо! Не надо! — завизжала Небаба. — Дорогой мой, я ж искала тебя, я ж рисковала…

— Предательница! — горько сказал Зудов. — Ты всё знала! Да ну тебя: на тебя даже пули жалко. А вот я…

— Не делай этого!.. — вскричала Лера. — Ты же не знаешь…

— Вот и узнаю. Ну-ка, ещё раз — шумба-тумба-шприц!

Револьвер немедленно принял форму большого и розового мужского полового члена.

— Стой! Эй! — рявкнула Небаба, бросаясь к стоящему перед кроватью З. З.

— Не двигайся, — спокойно сказал он, направляя кольт на неё. Лера осеклась и отодвинулась в угол кровати, инстинктивно прикрывая ладошками свои сиськи.

— Вот так-то лучше, — удовлетворённо молвил Захар, вставил револьвер-член себе в рот, грустно посмотрел зачем-то на роскошный балдахин и нажал на курок.

Хрясь — кровавые зудовские мозги, вышибаясь от мощного выстрела, яркой кашицей вмазались в стену, расплываясь и стекая по ней вниз, к пушистому голубому ковру сотворённой З. З. спальни.

— Придурок, — сказала Лера Небаба, с отвращением отворачиваясь. — Так и не понял ничего! Надо было искать третий пол! А теперь — начинай всё сначала. Решил, что тебя просто так отпустят?… Впрочем, мне-то что…Вообще-то они все с этого начинают…

Тело Зудова, обмякнув, рухнуло, распластываясь. Он увидел сверху свою обезображенную голову, мозги на стене, улыбающуюся Лерочку, натягивающую женские зудовские трусы и вставляющую себе его прокладку, и вновь — балдахин.

"Блин! Ни хрена не погиб! — с сожалением подумал он. — Но кто ж я теперь?…»

И тут он ощутил самого себя — ослепительно сияющую субстанцию, состоящую из некоего духовного огня, парящего вовне всего, над всем, над спальней и Луной. Последний взгляд вниз — на мёртвое тело З. З. и живую Небабу, которая вдруг начала становиться всё более прозрачной и нереальной, и он устремился ввысь, к пылающему где-то там, вверху, слепящему, горящему любовью, красотой и совершенством, свету.

Свет призывал его, ждал, притягивал к себе, словно отпавшую некогда от него свою часть, наконец-то покинувшую унылую тюрьму грубой плоти и вновь обретшую изначальную свободу и влекомую великим воссоединением. Явился блистающий ангел и очами любви пронзил парящий дух Зудова.

— Ты здесь! — божественным языком небес сообщил он З. З. — Я пришёл за тобой, дабы сопроводить тебя…в рай!

— Но я же самоубился! — изумлённо отвечал Зудов, испытывая невыразимое блаженство и благодать.

— Вот именно! — торжествующе прогремел ангел. — Только самоубийцы попадают в рай, ибо они нашли в себе силы покинуть плоть, возвыситься над бренностью эфемерного человечьего бытия; они не устрашились! И только они — самоубийцы — заслуживают Высшего и идут сразу к Богу, одесную Отца!.. И Христос, как ни сомневался, как ни просил пронести чашу мимо, всё же решился, сделал выбор, пошёл на крест, совершив самое величайшее из самоубийств, чтобы спасти всех тех, кто верит в Него, кто не устрашится, кто погубит сам, сознательно, свою гадкую, отпавшую от Творца, вещную плоть, кто не испугается смерти грубого тела во имя бессмертия духа и души! И ты тоже, убив сейчас себя, заслужил рая, вечности и абсолютной милости!.. Следуй же за мной, блаженный, Отец ждёт тебя!..

— Вот оно, оказывается, как… — ошарашенно заявил всё на том же духовном, великом языке Зудов. — А я-то думал, что церковь…

— Сатанинская структура, — отрезал ангел. — А поклонение мощам?… Этой гадкой, грубой плоти, вонючим останкам…

— Ну что ж, — сказала зудовская посмертная неуничтожимая сущность, — я готов. Веди меня!

— Тогда — вперёд и вверх!.. — торжествующе воскликнул ангел, подхватил Зудова и мощным духовным рывком подкинул его навстречу свету. — Мы ещё встретимся, избранник…Ха-ха-ха-ха!.. Уа-ха-ха-ха-ха!!..

— Че-его?!!.. — изумился З. З., и тут же бескрайний свет поглотил его.

Захар Захарович очнулся и ощутил, что звездолёт больше уже никуда не летит, а стоит, не шелохнувшись, на твёрдой почве, прибыв, очевидно, туда, куда он и намеревался прибыть.

— Где я?… Что со мной было?… Что я?… Что во мне?… Какие-то сны…Грёзы…Видения…Луна…Валерий…Лерочка — ой! Я…Я — ой! Этот — как его?!.. Хро…Хро…Хро…ник…Хроник! Ну и придумайте ж вы, Свен Свенович! Ох — ну и проказник!..

Улыбнувшись, Зудов приоткрыл глаза и сразу же увидел над собой внутреннюю обшивку звездолёта.

— Ааааааааааааааааааааа!!!!!!!!!!!!!!! — взвопил он, поняв в одно лишь мгновение натуральную реальность происходившего с ним ранее, и всё ещё происходящего с ним же сейчас. Но если то была реальность, то что тогда это? И почему это вдруг сейчас?… Ведь он же…Ведь я же…Ведь я же…Покончил! Жизнь! Самоубийством!

Мозги расплылись по стене. Мозги ведь — блин! блин! — расплылись по стене!.. А сейчас они вроде на месте — даже шовчика, шрамика нету. И почему-то он — З. З. З., Захар Захарович Зудов — сидит тут, в кресле космического лайнера, как будто бы всех его путешествий, любви и смерти не было вовсе, а всё только лишь начиналось по новой, и он только-только прилетел и обнаружил себя здесь, на Луне, живым, да ещё и с мозгами.

"Ага, вот так, — решил тогда Зудов, учуяв в своей трепещущей душе лёгкий аромат слабенькой, как таблетка анальгина для ракового больного, надежды. — Труть есть, Никитка есть, морг был, роддом был, на Луну меня послали, на Луну я прибыл. Всё остальное — бред, сон, маразм. Что там мне вколола стюардесса? Не помню. Что мне там вставил врач в пупок и в зад? Не знаю. Это всё надо забыть, как ночной кошмар, ну и — за работу, Лунстрой деньги…Так, так, так. Я — я; я — мужик; Лерочка Небаба — баба; всё существует именно в том виде, в каком и должно существовать. Ведь правильно — ху-ху!..»

Зудов почти рассмеялся и весело сунул руку в карман, с наслаждением нащупав своё левое яйцо, удовлетворённо почувствовав его округлую упругость и присутствие именно там, где ему и полагалось, а не на лбу, либо вообще нигде.

Он огляделся: впереди вроде бы сидели в креслах какие-то сонные пассажиры, а в иллюминаторе мерцали звёзды, нависшие над характерным пыльным грунтом, заканчивающимся неровно-изломанной линией горизонта. Всё, вроде бы сходилось: он прибыл на Луну по поручению родного «жужуинвеста», он должен был разобраться с «Лунстроем», а никакого…"хроника" (кажется, эта хренятина именно так называлась в его жутких грёзах) вовсе никогда и не существовало — нутро жопы было свободно от любых инородных тел, а пупок существовал в единственном числе и был лишён любых патологий, как тщательно тестированный для путешествия в центр Земли первопроходец. Ура — любимая реальность никуда не подевалась, и в его багаже, наверное, всё ещё мирно продолжают лежать навязанные ему какой-то дерзкой девицей прокладки «Хронос» с крылышками, и Зудов даже умилился при вспоминании таких нормальных, привычных и милых его мозгам и душе вещей, как прокладки, шампуни, бритвы, кремы, фирмы — всего того, что составляло и продолжает составлять родной и близкий ему мир, в котором он привык жить, работать и отдыхать, — чтобы вновь работать с ещё большим желанием денег, кремов и бритв.