— А вот и мы! — рявкнул Зудов, приземляясь на стеклянный стол перед всеми своими сослуживцами, держа Веронику на руках. — Не ждали?…

Все остолбенели; Труть инстинктивно отпрянул от Никитки, а тот ошалело потянулся почему-то к чулочной ножке Небаба.

— …Захар…Захарович…Вы?… Откуда…Я же…вас…

— Я там и есть, — сказал З. З. — Ваш «хроник» — это супер! А вы тут занимайтесь своими прокладками и деньгами! Зато у меня сейчас есть вся Вселенная и любовь!

— Кто это? — укоризненно спросила Лерочка, тяжко вздохнув.

— Вера! — твёрдо заявил Зудов. — Да ну вас всех!.. Козлы. Но одну вещь я всё-таки сделаю!

Он бережно оставил Веронику висеть над зеркальным столиком, а сам быстро слетал в кабинет Трутя и схватил большой телевизор «Сссаньё», горделиво стоявший прямо перед трутёвским столом.

— Разворачивай зад, Свеныч! — жёстко приказал он, возвращаясь назад.

Труть остолбенел, потом вдруг всё понял, послушно снял штаны с трусами и выставил, приподняв слегка вверх, свою большую, жирную жопу, горестно стискивая зубы и расставляя ноги. Зудов мгновенно задвинул «Ссаньё» в задний проход Трутя, который оказался настолько, видимо, мощно разработанным, что вместил себя весь телевизор, оставив только шнуровую вилку снаружи. Труть как-то хрюкнул, обмякая, побелел, высрал телевизор назад, вместе с говном, кровью и кишками, и упал на пол, чуть не пришибив Никитку, и, очевидно, в сей же момент померев.

— Убийца!.. — тявкнул Никита, а Небаба тут же схватила принтер и запустила им в Зудова.

Принтер пролетел сквозь воздушно-сияющее, небесное тело З. З. и шмякнулся об стену.

— Сгиньте-ка вы все! — взмахнул рукой Захар Захарович.

Всё исчезло; З. З. и Вероника стояли посреди зелёного тропического леса.

— И что дальше? — спросила Вероника. — Как же с тобой…забавно!

— Я приглашаю даму сердца в ресторан, — вежливо сказал Зудов, поправляя галстук и манжеты.

Они сидели за столом огромного, бесконечно теряющегося в каких-то мировых далях, ресторана и пили чай, чокаясь.

— Как я могла быть без тебя… — проговорила Вероника Свет. — И без настоящего мира! Где всё возможно! Возьми меня к себе! Насовсем! Я не хочу никуда возвращаться!

— Я попробую, — ответил З. З., даря ей большой лиловый цветок. — А пока — до свидания. Славно повеселились! Я возьму тебя к себе, и мы построим наш собственный мир, где будем жить, как захотим, и сколько пожелаем. Я попробую. Я тебя через всё проведу!..

— Я люблю тебя… — прошептала Вероника Свет, перевернулась на другой бок и заснула долгим, тёмным сном в своей спальне, в отчем доме, рядом с "Лунстроем".

В следующую ночь Зудов явился, едва дождавшись Вероникиного сна — настолько он был в неё влюблён, окрылён и счастлив. Вероника удовлетворённо кивнула ему своим заснувшим лицом, а потом вдруг озабоченно проговорила:

— Я не знаю, что мне делать…Весь день — Луна, папа, мама, скафандры, всё, как положено, прокладки засовываю, моюсь шампунью, а потом, ночью, вдруг — ты…Не мучай меня, уйди, или возьми в этот свой мир, где мы с тобой можем…всё!..

— Я могу всё, — подтвердил Зудов, обволакивая её воздушностью своей ирреальной плоти.

— Нет!.. — вдруг отмахнулась от него Вероника, чуть не проснувшись и вмиг не потеряв свою любовь. — Я хочу ощутить тебя, хочу, чтобы ты стал моим мужчиной, хочу почувствовать твою плоть, хочу услышать твой зов, учуять твой запах…Я хочу стать женщиной в твоих объятьях!.. Бери меня — я хочу тебе отдаться, я хочу тебя!.. Сотвори всё, что угодно, но…дай мне ощутить тебя, пощупать тебя, дотронуться до тебя…Где ты, где ты, любимый?…

— Я здесь, — печально сказал Зудов, высвобождая её из тела, словно из одежд, и унося её с собой — туда, где он мог сотворить всё, что угодно, и быть единственным Богом и Творцом своей личной реальности, так же, как было в прошлую ночь; так, как было, есть и будет всегда и всегда — а разве вообще может, и могло ли быть иначе?!..

— Где мы? — спрашивала Вероника, улетая с З. З. прочь из своей жизни и Луны, соприкасаясь с ним духом, хотя она хотела всего лишь ощутить его тело.

— Мы — тут, — многозначительно отвечал ей Захар Захарович Зудов, летя со своей любовью в неосязаемую обнимку сквозь пёстрое пространство, кишащее однообразным разноцветным фоном вокруг и повсюду, и как будто бы не имеющее из себя никакого выхода и даже входа, поскольку З. З. ещё не успел придумать и сотворить некий мир, где было бы хорошо.

— Но где же ты, где ты, где?… — трепетала Вероника, пытаясь ощутить объятье своего возлюбленного и прильнуть к нему, как к своей любимой подушке, или к материнскому соску в младенчестве.

— Я здесь, — заявлял З. З., оборачиваясь вокруг её души, пытаясь вдохнуть в неё реальную жизнь и хотя бы на миг овеществить самого себя и окружающее его бытие.

Он застыл с ней посреди всего мира, явившись единственным мужским началом, создав её, словно первую и последнюю женскую суть; он проник в неё, растворяясь в ней и растворяя её в себе; он простёр их сущности до размеров всей Вселенной, замкнув их в самих себе; и он сотворил высшее блаженство, неизмеримое, словно вечность, и нерасчленимое, как математический ноль, или апофеоз любой реальности, либо личности.

Вероника умерла, погибла, воскресла, пребывая в З. З., над, внутри, снаружи, вовне своего любимого; и время застыло, смолкнув навсегда, как оборванный звук выключенного и кончившегося Света; и всё, что, только могло быть, было в них, а всего, чего быть не могло, тоже присутствовало внутри их безмерного союза, из которого дети-миры мириадами рождались и тут же отлетали прочь, будто умершие души, получая новые, никому неведомые ипостаси, — туда, до этого было Ничто; и Зудов замер, любя, а Вероника вросла во всё его существо, образовывая вместе с ним истинный инь-ян, нерасщепляемый и абсолютно совершенный.

Но что-то произошло на грани бесконечности, и некая часть Веры вдруг возникла в виде конкретного, полу-телесного, лёгкого образования, и она вдруг обратилась к своему божественному любовнику, пробуждая его от благодати и небытия:

— Нет!.. Нет-нет-нет!!!.. Я хочу не этого! Я не этого хочу! Я этого не хочу!..

Зудов немедленно очнулся, возник и воплотился в некое подобие конкретики:

— Любимая! Я же дал тебе всё!!..

Вероника грустно смотрела на пустое пространство и мечтала о любой реальности, которая дала бы ей ощущения.

— Возьми меня к себе! Будь! Я чувствую, что если бы я была бы полностью в твоём мире, мы бы…могли быть вместе по-настоящему!..

Зудов задумался и сел в кресло — красивый, бытийственный и чудесный.

— Это можно сделать, — наконец сказал он. — Но…Ты должна…В общем, я знаю, как тебя взять в свой великий мир, сделать полностью своей и…провести тебя через всё, что ты захочешь…Но…

— Я согласна на всё, — сказала Вероника, пытаясь дотронуться губами до его губ. — Я хочу тебя!..