Первым делом Рона прибила к столу реостат, это слово она выучила по книжке, и таймер. Женщина сделала все измерения сама, пометила нужные места на столе плотницким карандашом Эла, Не все гвозди вошли прямо. Не важно. Держится, а это главное. Рона установила таймер и соединила его резиновой лентой с реостатом. Нажала кнопку таймера. Пошел. Ручка повернулась. Резинка работала как приводной ремень, движок реостата тоже сдвинулся. Великолепно. С этим просто. Жалко, что она раньше не догадалась.

Потом Рона занялась удлинителем из мастерской Эла. Шесть розеток. У нее есть шесть вилок. Зачистить кончики проводов – дело не простое. У Эла есть специальный инструмент, но она не нашла. Пришлось ножницами. Ну прикусила пальцы пару раз – большое дело! Десять минут максимум – и готовы шесть пар сияющих голых медных проводов.

Рона очистила место от инструментов и мусора и пошла краситься. Она прихорашивалась к приезду Эла из длительной командировки. Может, надеть что-то сексуальное? Ео одежда может попасть куда не надо. Рона остановилась на поясе с черными чулками. Это не будет мешать. Эл не будет возражать, если она будет почти голая. Если только она не будет в таком виде открывать дверь. А она и не будет открывать!

Рона села за стол и нарезала полоски изоленты. Все готово. Вот список. Пары проводов, провода разведены и заизолированы: первый к основанию черепа, второй – к основанию спинного хребта. Пару – к соскам. Это проще. Сделала маленькие петельки и подвесила сразу, потом заизолировала. Может, это и не обязательно, зато смотрится отлично. Жалко, что на них изолента. Пару – между ног, туда, где будет влажно от мысли, как Эл ее разыскивает. Резинки пояса помогли укрепить провода. Пару – на лодыжки. Пару надо расщепить и примотать лентой к сторонам живота. Все еще плоский! А уж сколько лет. Последнюю пару – к запястьям.

Рона почувствовала себя марионеткой.

Очень осторожно, чтобы не отвалился какой-нибудь провод, женщина примотала себя, насколько смогла, крепко к стулу. Себе нельзя доверять, двигаться же нельзя ни при каких обстоятельствах. Готово наконец. Рона пробежала глазами список. Все на мази. Вилка удлинителя в розетке. Готовность номер один. Пуск! Левая рука дотянулась до таймера. Все рассчитано верно: он стоял на краю стола и дотянуться было не сложно. Три минуты от включения до «ж-ж-ж-ж». Три минуты от первой струйки тока до полной мощности. Рона нажала кнопку. Поначалу чуть пощипывало.

Пандора откинулась на стуле, продвинула бедра вперед. Персефона взяла пинцет. У сестер волос на лобке было маловато. Кое-какие, однако, уже росли.

Джон Холл Младший полз на четвереньках по битому стеклу. Где-то был еще крючок! Стекло крошилось, Выступающие концы загнанных в бедра крючков шуршали, задевая друг о друга, хотя и были укутаны в скользкую оболочку из крови. Иногда крючки сцеплялись, рвали кожу и снова расцеплялись от движения. То, что осталось от половых органов Джона, скрывала кольчуга из крючков. Желтая и пурпурная мормышки свисали, каждая со своего проткнутого крючком соска.

«Должен быть еще крючок!»

Стена, что гордо демонстрировала его произведения искусства, была голой. Висел только атлантический тарпон и гарпуны по бокам. Гарпун и есть крючок!

Джон отцепил деревянный держатель тарпона, тот упал на пол. Сил держать его уже не было. Из паха вновь пошла кровь. Джон с трудом пододвинул стул к стене и влез на него, руки и ноги парня тряслись. Сидящий в пятке осколок стекла разорвал ткань обивки. Джон стал спиной к стене, вытянул руки и направил к себе крючья гарпунов, укрепленных на стальных древках. Парень втянул свой пустой живот: он не ел уже несколько дней. Ребра выступали на узкой грудной клетке. С аккуратностью педанта Джон наживил заточенные острия с зубцами по бокам диафрагмы, двумя дюймами ниже того места, где плавающие ребра соединяются с грудинной костью, потом выпихнул из-под себя стул. Он опустился всего на четыре дюйма, гарпуны задержали его: два острия вонзились в тело. Собственный вес насаживал Джона постепенно, пока ребра не сели на закругления гарпунов. Послышался мягкий протяжный треск: грудная клетка начала раздвигаться.

Близняшки допили остатки коки и поделили рыбу из консервной банки.

– Поешь-ка, – командовала Пандора. – Мне тоже еще не хочется есть, но нам надо набраться сил. Когда все было съедено, Пандора сложила тарелки в раковину.

– Если ты готова, то.

Сестра кивнула. Они вернулись к своим стульям. Персефона и Пандора нагнулись друг к другу так, что голова каждой уютно поместилась на мягком плече другой.

Локти покоились на коленях. Обе вслепую нащупали на нежных выпуклостях соски, сжали их. Молодые зубы начали жевать. Крепкие ногти больших пальцев расковыривали розовое мясо.

Том лежал на кровати в халате. Он лежал очень тихо. Том ждал кашля. Он лежал тихо и вертел в кармане маленькую пластиковую трубочку.

В соседней комнате, комнате его мамы, скрипнули пружины кровати. По утрам всегда одно и то же: мама просыпается, кашляет, ковыляет в ванную.

Вот он, кашель! Один короткий громкий лай. Мама всегда отрицала, что это «кашель курильщика». Но Том лучше знает.

Он проскользнул из спальни в ванную, как раз когда открылась мамина дверь.

– Подожди секунду, мам, – бросил сын через плечо. – Поторопись. Мне нужны глаза.

Без «глаз» она слепа как крот. «Глаза» лежали на полочке. Маленькая белая двойная пластиковая коробочка: два скрепленных круглых футлярчика с выпуклыми буквами «П» и «Л». Хорошо придумано. Она читала их как азбуку Брайля. Том отвернул оба «века». Крохотные линзочки плавали в крохотных «бассейнах» с какой-то жидкостью, готовые Дать маме зрение. Парень вытащил тюбик из кармана, снял красную крышечку и выдавил. Маленькую капельку на каждую линзу, затем закрыл футлярчики, завернул крышку, сунул «бешеный клей» обратно в карман и спустил воду в унитазе.

– Заходи, мам. Прости!

В своей комнате Том взвесил в руке подаренную дядей Рексом бейсбольную биту «Бэйб Рут». «Подлинная антика, береги ее». Он ждал. Мама за все заплатит. Заплатит за шикарные «Истории из Склепа» – комиксы, которые она отправила в мусоропровод. Заплатит за выполненное им задание, которое он с гордо поднятой головой принес домой, а она даже не нашла времени взглянуть. Да сколько всего еще! От Тома теперь требуется только сидеть и ждать, когда начнется крик. Тогда она будет беспомощна и тогда настанет время бейсбольной биты.

– Томми! Помоги! Мои глаза!

Гэри сделал себе сандвич. Два здоровенных ломтя хлеба, майонез, кетчуп, горчица и семнадцать иголок.

Зародыш все еще был голоден. Чудовище баюкало его мыслями о покое и обещаниями. Какая же будет для Него радость, когда сформируется наконец кожная мембрана, которая отделит ребеночка от мамы.

Уже одиннадцать ночи, а Клэр еще полчаса ехать. Шоу пойдет в двенадцать, но есть кое-какие дела в студии. Хорошо быть звездой телестудии. Раперт не возражал: если у Клэр есть что-то интересное, если ей нужна в полночь студия – что ж, никаких проблем. Денег никаких, но и никаких проблем. Понадобится технический персонал? Нет? Отлично! Но оператора на всякий случай предложил взять, посоветовал подумать о «завлекалочках» между рекламой: чтоб люди не выключили до двенадцати. То, что Клэр не хочет или не может ему, Раперту, сказать, о чем поведает материал, не имеет значения. Он решил не ложиться, а посмотреть ее программу. Раперт доверял Клэр, поэтому сообщил ей, что на Совете директоров говорили о продлении времени вещания. Хороший рейтинг, заработанный Клэр, мог бы положительно повлиять на решение Совета директоров. Ведь Ридж-Ривер уже не захолустный городишко. Придет день, и они будут вещать двадцать четыре часа в сутки.

Клэр пообещала Раперту фантастические рейтинги. Этим утром она была у парикмахера. Стиль ее не изменился. У Клэр не было ни малейшего желания проверять, узнают ли ее зрители. Они не должны сомневаться в том, что это настоящая Клэр Сэксони. Волосы только привели в порядок. Потом ванна, долгая, роскошная. Особое внимание макияжу. Клэр должна быть совершенной.