Стюарт не моргнув глазом молниеносно повернул свой отряд и снова углубился в лес. Пистолетные пули тонко свистели над их головами, но по сравнению с нагонявшим их громом копыт вялые хлопки выстрелов звучали так же привычно, как треск ломавшихся веток. Стюарт съехал с дороги, и они стремглав поскакали сквозь кустарник. Кавалерия янки с гиканьем мчалась им вслед, и Стюарт, построив свой отряд плотным кольцом, остановил запыхавшихся всадников в густой болотистой роще, и они услышали, как погоня пронеслась мимо.

Они двинулись дальше, снова выбрались на дорогу и в настороженном молчанье продолжали свой прежний путь. Слева постепенно замирал удалявшийся шум погони. Они опять пустились в галоп. Вскоре лес начал густеть, и им пришлось ехать рысью, а потом шагом. Хотя пальба теперь прекратилась и горны тоже умолкли, в тишине, над сильным, учащенным дыханием лошадей и отдававшимся в ушах стуком их собственных сердец, появилось безымянное нечто – какая-то странная напряженность, словно невидимый туман, ползла от одного дерева к другому, наполняя росистый утренний лес гнетущим предвестьем неизбежной беды, хоть птицы, казалось, ничего не замечая, безмятежно порхали по деревьям.

Впереди между деревьями что-то забелело; Стюарт поднял руку, всадники остановили лошадей и, молча глядя на него, прислушались, затаив дыхание. Потом он снова двинулся вперед и, ломая кусты, вырвался на другую поляну. Всадники поскакали следом, и внезапно перед ними возник давешний холм, брошенный стол с завтраком и разграбленный склад провианта. Они осторожно подъехали ближе и, пока генерал торопливо писал что-то на клочке бумаги, остановились вокруг стола. Тихая поляна, не тая угрозы, купалась в золотистых утренних лучах, словно озеро, налитое золотистым вином невозмутимого глубокого покоя, но над этим пустынным уединением, пронизывая его насквозь, витало все то же безымянное, гнетущее предвестье неизбежной беды.

– Вашу шпагу, сэр, – скомандовал Стюарт.

Пленник отстегнул шпагу, и Стюарт приколол ею к столу записку. Записка гласила: «Генерал Стюарт свидетельствует свое почтение генералу Поупу и весьма сожалеет, что вторично не мог его застать. Он намерен повторить свой визит завтра». Стюарт натянул поводья.

– Вперед! – приказал он.

Они спустились с холма, пронеслись через пустынную поляну и легким галопом поскакали по дороге, которую пересекли на заре, – по дороге, ведущей и дому. Стюарт оглянулся на своего пленника и на несущего двойное бремя благородного вороного коня.

– Если вы укажете, как проехать до вашей ближайшей кавалерийской заставы, я добуду вам приличную лошадь, – снова предложил он.

– Неужели генерал Стюарт, командир кавалерии и разведчик генерала Ли, станет рисковать своей личной безопасностью, безопасностью своих людей и всего своего дела ради временных удобств какого-то жалкого пленного? Это не храбрость, а безрассудство беспечного и своенравного мальчишки. В радиусе двух миль от этого места расположено пятнадцать тысяч солдат, и даже генерал Стюарт не может единолично победить такую армию, хоть она и состоит из янки.

– Я предлагаю это не пленному, сэр, – надменно возразил Стюарт, – а офицеру, испытавшему превратности военной фортуны. Всякий джентльмен поступил бы точно так же.

– Джентльмену нечего делать на этой войне, – возразил майор. – Ему здесь не место. Он такой же анахронизм, как анчоусы. Впрочем, генерал Стюарт не захватил наши анчоусы, – язвительно добавил он. – Быть может, он пошлет за ними самого Ли?

– Анчоусы… – задумчиво повторил Баярд Сарторис, скакавший рядом, и тотчас резко повернул назад.

Стюарт прикрикнул на него, но Сарторис упрямо поднял свою легкомысленную руку и поскакал прочь; генерал хотел было броситься вслед, но тут какой-то дозорный-янки выстрелил в них с обочины и юркнул в лес, криком подняв тревогу. Тотчас отовсюду захлопали выстрелы, справа из леса послышался шум от внезапно пришедшего в движение большого отряда и сзади, со стороны невидимого холма, грянул залп. Третий офицер подскакал к Стюарту и схватил за повод его лошадь.

– Сэр! Что вы хотите делать? – вскричал он.

Стюарт осадил взвившегося на дыбы коня, и в эту минуту позади грохнул второй залп, рассыпался нестройными хлопками, грохнул еще раз, а тем временем шум справа приближался и нарастал.

– Пустите, Алан. Он мой друг, – сказал Стюарт.

Но офицер вцепился в узду.

– Слишком поздно! – вскричал он. – Сарториса всего лишь убьют, вас же возьмут в плен.

– Вперед, прошу вас, сэр, – вмешался пленный майор. – Что значит один человек против возрожденной веры в человечество?

– Ради Бога, подумайте о Ли, генерал! – взмолился адъютант. – Вперед!

– скомандовал он отряду и, пришпорив свою лошадь, увлек за собой генеральского коня, между тем как позади выскочил из леса кавалерийский отряд янки.

– Итак, – закончила тетушка Дженни, – мистер Стюарт поехал вперед, Баярд вернулся за этими самыми анчоусами, а вся армия Поупа стреляла ему вслед. С воплем: «А-а-а-а! А-а-а-а! За мной, ребята!» – он взлетел на холм, перепрыгнул через накрытый для завтрака стол, ворвался в разоренную палатку с провиантом, и тут повар, который прятался за сваленными в кучу припасами, вскинул руку и выстрелил ему в спину из дерринджера[10]. Мистер Стюарт с боем прорвался обратно и вернулся в лагерь, потеряв всего двух человек. Он всегда лестно отзывался о Баярде. Он говорил, что Баярд был хорошим офицером и отменным кавалеристом, но что он был слишком безрассуден.

Они еще немного посидели, освещенные огнем камина. Пламя металось и трещало, искры яростным вихрем взмывали в трубу, и короткая жизнь Баярда Сарториса метеором пронеслась по темному полю их общих воспоминаний и невзгод, осветив его скоротечным ослепительным блеском, и, как беззвучный удар грома, угасая, оставила за собой какое-то сумрачное сиянье. Гость, инженер-шотландец, молча сидел и слушал. Потом он заговорил:

– Когда он поскакал назад, он ведь не был твердо уверен, что там есть анчоусы?

– Майор-янки сказал, что они там есть, – отозвалась тетя Дженни.

– Да, – задумчиво протянул шотландец. – А мистер Стюарт и в самом деле вернулся на следующий день, как он писал в своей записке?

– Он вернулся в тот же вечер искать Баярда, – отвечала тетя Джепни.

Пепел, мягкий, как розовые перья, тлеющими чешуйками падал на дно камина, постепенно принимая нежнейший сероватый оттенок. Джон Сарторис, наклонился к огню и помешал пылающие угли стволом трофейного ружья.

– По-моему, это была самая отчаянная армия на свете, – сказал он.

– Да, – согласилась тетя Дженни. – А Баярд был самый отчаянный парень во всей этой армии.

– Да, – задумчиво подтвердил Джон Сарторис, – Баярд был изрядный сумасброд.

Шотландец заговорил снова.

– Этот мистер Стюарт, который назвал вашего брата безрассудным, кто он, собственно, был?

– Он был генерал от кавалерии Джеб Стюарт, – ответила тетя Дженни. Некоторое время она задумчиво смотрела в огонь, и ее бледное суровое лицо на мгновение стало кротким и нежным. – У него было какое-то странное чувство юмора, – сказала она. – Самым забавным зрелищем на свете он считал генерала Поупа в ночной сорочке. – Она снова погрузилась в воспоминания о чем-то далеком, скрытом за розовыми зубчатыми стенами пылающих углей. – Несчастный, – промолвила она, а потом спокойно добавила: – В пятьдесят восьмом году я танцевала с ним вальс в Балтиморе. – И голос ее был гордым и тихим, как флаги в пыли[11].

Но теперь дверь была закрыта, и свет, едва проникавший сквозь разноцветные стекла, был окрашен в густые сумрачные тона. Слева от Баярда находилась комната его внука, та самая комната, где в октябре прошлого года умерли жена и ребенок его внука. Он помедлил у двери, потом тихонько отворил ее. Ставни были закрыты, и в комнате стояла немая тишина нежилого помещения, и он снова закрыл дверь, в рассеянности, свойственной глухим, тяжелой поступью вошел в свою спальню и по привычке с грохотом захлопнул за собою дверь.