Однако поведение Рассела милым не назовешь. Он быстро удаляется, и я вынуждена догонять его бегом. Тележка виляет из стороны в сторону, милым старушкам и мамам с малышами ничего не остается, как в ужасе отскакивать, чтобы уступить мне дорогу.

— Рассел, ну подожди! — жалобно кричу я. — Что ты здесь делаешь?

— Меня совесть замучила, когда ты одна пошла в магазин. И я подумал: нужно тебя найти и помочь нести сумки. Мне и в голову не могло прийти, что ты вообразишь себя мисс "Уэйтроуз".

— Что? — не понимаю я.

— Не смотри на меня невинными глазами, Элли! Я и не подозревал, что у тебя что-то может быть с этим парнем в глупом колпаке.

Не могу удержаться от хохота, но Рассела это еще больше раздражает.

— Ах, Рассел, ну послушай! Мы с ним почти не знакомы!

— Да что ты говоришь! Меня чуть не стошнило, когда я увидел, как он на тебя смотрит. Наверное, влюблен по уши.

— Я только знаю, что он голубой.

Теперь наступила очередь Рассела широко раскрыть рот.

— Что?!

— То, что слышал, Рассел. И уж если ему кто-нибудь понравился, так это ты. Говорит, ты очень симпатичный. В общем, ты его сразил наповал!

Рассел густо краснеет.

— Понял. Ладно. Надо же! Кто бы мог подумать! Надеюсь, ты ему дала понять, что я твой друг?

— Мне показалось, ты ревнуешь, — замечаю я.

— Этого еще не хватало! Просто я не хотел, чтобы ты делала из меня дурака.

— Да брось ты!

— Теперь все понятно.

— Ну, снова друзья?

— Мы гораздо больше, чем друзья, глупая, — говорит Рассел, беря меня за руку и нежно поворачивая кольцо на пальце.

Он помогает мне донести тяжелые сумки до дома. Анна очень благодарна нам обоим. Рассел пьет с нами чай, и в это время приходит папа — так рано он уже давно не возвращался. Он приносит большой пакет с продуктами из "Сэйнзбери".

— Папа, я была в «Уэйтроузе», — сообщаю я.

— Ну, теперь у нас не скоро кончатся носовые платки и масло.

— Спасибо за покупки, — говорит Анна и роется в сумочке. — Сколько я должна? Я тебе заплачу из денег, отложенных на хозяйство.

— С какой стати? Что, мне нельзя принести продукты? Я еще зарабатываю! Может быть, меньше, чем ты, но все же, — возмущается папа.

Никакой надежды! Я думала, родители помирятся, а они по-прежнему ненавидят друг друга, хотя при Расселе им приходится демонстрировать холодную вежливость. Помогаю Анне выгружать второй пакет, открываю коробку с бумажными носовыми платками, которую принес папа, и снова чихаю. Хоть бы не подхватить простуду от Моголя! Он больше не хлюпает носом, но часто кашляет.

Папа с Расселом пытаются завести беседу, но у них это плохо получается, особенно когда Рассел начинает рассказывать о том, как Цинтия бросилась покупать свитер от Анны Аллард. Папа лишь мычит в ответ, и Рассел, поняв свою оплошность, старается перевести разговор на конкурс рисунков. У него хватает наглости хвастаться комиксом со слоненком!

— Это мой слоник! — бормочу я.

— Элли, я же обещал поделить денежную премию, хотя слоник мой, а не твой!

— Надо сказать, Элли с детства рисует забавных слонят, — замечает папа, попивая чай, налитый Анной, которую он даже не поблагодарил. — Почему ты сама не нарисовала слоненка, Элли?

— Она опоздала вовремя отправить рисунок, — говорит Рассел, словно я поленилась заранее подготовить материалы к конкурсу.

— И все же я успела, только послала не слоненка, а маленькую голубую мышку.

Папа удивленно смотрит на меня и спрашивает:

— Уж не мышку ли Мертл?

— Да.

— Это тоже твой любимый персонаж? — спрашивает Рассел. — Мне теперь и мышей нельзя рисовать, а то ты будешь сердиться? Может, ты и компании Уолта Диснея прикажешь поменьше высовываться?

Я не обращаю внимания на Рассела и смотрю на папу. Надеюсь, он промолчит, но не тут-то было.

— Мертл придумала мама Элли, — объясняет папа.

Рассел смотрит на Анну.

— Нет, ее родная мама.

Анна вздрагивает. Не думаю, что папа хочет ее обидеть. Выражение его лица смягчается:

— Когда Элли была совсем крохой, ее мама придумала мышку Мертл, потому что малышка отказывалась ложиться спать без очередной сказки.

— Мы вместе ее придумали, папа. И я всегда ее рисовала. Ну, сначала, конечно, использовала образ маминой мышки, а потом придумала свой.

— Так ты скопировала мышку для конкурса с маминых рисунков?! — кипятится Рассел. — Ах ты маленькая лицемерка! Еще ко мне придираешься, будто я повторил твоего Элли-слоника! Ничего я у тебя не срисовывал!

— А я у мамы не срисовывала!

— Ты сама нам только что об этом сказала! — настаивает Рассел.

— Когда была маленькой, я действительно подражала маме, а теперь придумала другую мышку. Она совсем не похожа на ту Мертл, которую создала мама, — отбиваюсь я.

— Ерунду ты говоришь, а если взяла мамин эскиз, это — нечестно! — заявляет папа.

Мне хочется его ударить. Кажется, Анне тоже.

— Ты несправедлив! Элли просто использовала сказочный образ мышки как мотив для собственного персонажа. Конечно, она никого не обманывает! Как можно говорить такие вещи собственной дочери! Что на тебя нашло?

— Я завидую, да? Так, во всяком случае, думает моя драгоценная дочь.

— Папа, меня, наверное, не допустят к этому дурацкому конкурсу. Я слишком поздно отправила рисунок. Может быть, они его уже выбросили.

Умираю! Вся горю, но не могу согреться. Нос забит, горло дерет, голова раскалывается, в груди давит. Знаю, я очень, очень, очень сильно заболела. Уверена, что у меня воспаление легких. Двустороннее воспаление. Нет, трехстороннее. Подождите, ведь у меня всего два легких! Кажется, они надулись, как шары, и вот-вот лопнут.

Все думают, я просто заразилась от Моголя. Но это не обычная простуда. Как можно при простуде настолько плохо себя чувствовать? Кажется, никто меня не жалеет. Папа с Анной заставили меня вчера пойти в школу, и это несправедливо. Пустая трата времени! На уроках я не могла сосредоточиться и еле ползала по хоккейному полю. Ладно, ладно, я не очень сильна в спортивных играх, но даже на рисовании, моем любимом предмете, я не могла нормально работать.

Мы застряли на натюрмортах. Гораздо больше люблю рисовать сцены из жизни, хотя мистер Виндзор постарался нас увлечь. Он показал нам репродукции изящных испанских натюрмортов с кочанами капусты на веревке, а потом достал настоящую связку капусты, потряс ею в воздухе и предложил ее нарисовать. Магда попробовала стукнуть один кочан о другой, чтобы посмотреть, не зазвенят ли они, как подвески, но вместо звона получился глухой щелчок, и все веревки перепутались. Мистер Виндзор пригрозил открутить нам головы и связать их, как капусту, если мы сейчас же не успокоимся. На какое-то время мы притихли, хотя Магда продолжала ныть, что от запаха капусты ее тошнит.

Из-за насморка я ничего не чувствовала, но мне все равно было плохо. Сначала старалась сосредоточиться на рисунке, но вместо капусты у меня получилась зеленая роза, и я расстроилась. Внутри кочана я нарисовала маленького кролика с широко открытым ртом, из которого текут слюнки; стоя на задних лапках, он пытается допрыгнуть до капусты, болтающейся на длинной веревке. Магда и Надин вежливо похвалили рисунок, но мистер Виндзор не выказал никакого энтузиазма:

— Мы все знаем, тебе прекрасно удаются комиксы, Элли, но я давно уже понял, что ты начинаешь их рисовать, когда у тебя что-то не получается.

— Ух! — насмешливо сказала Магда.

— Хватит, Магда, вы, три подружки, начинаете меня раздражать. Если не прекратите так себя вести, придется вас разлучить.

— Никому это не удастся, — пробормотала Магда вполголоса, чтобы мистер Виндзор не услышал.

— Ну давай, Элли. Закрась кролика и хорошенько вглядись в свою капусту. У тебя не получились листья. Слишком уж они вялые, — сказал мистер Виндзор.