— Благодарю. На кухне они будут выглядеть великолепно.

Мэтт взял горшки, коснувшись пальцев Эмили своими. Это было все, что он мог себе позволить. Но хотелось ему совсем другого — обнять Эмили, прижать к себе и никогда больше не отпускать.

Он поставил растения на кирпичный пол кухни.

— Тайлер сказал, что ты поговорила с родителями. Как это было?

— Нормально. Они обещали не придираться ко мне по мелочам и не совать свои носы куда не надо. Через некоторое время, я думаю, они привыкнут. — Сунув руки в карманы, Эмили прошлась по кухне. — Здесь все выкрашено в бежевый цвет, я вижу.

— Да, в таких домах, как этот, бывают забавные расцветки. Но я, наверное, не буду здесь жить достаточно долго, чтобы начать перекрашивать стены. Арендный договор заключен всего на три месяца.

Это было совсем не то, что Эмили хотела услышать, но она постаралась не выказать разочарования.

— Значит, ты возвращаешься в Калифорнию?

— Возможно, да, возможно, нет. Это зависит от того, будет ли у меня причина остаться.

— Например… работа?

— Может быть, и работа.

Она кивнула и задумалась.

— Я слышала, что в молочную на Главной улице требуется продавец.

— Да? Интересно… Только справлюсь ли я?

— Правда, это работа на лето. Зимой магазин закрыт.

— Я бы хотел что-нибудь постоянное. И такое, чтобы трогало за душу.

Эмили подошла к Мэтту. Ее лицо прояснилось.

— Я знаю. Тебе надо завести собаку. Или кота.

— Само собой. — Он мягко притянул ее к себе, и она чуть не растаяла в его руках. Мэтт ощутил исходящий от Эмили аромат, и она так хорошо умещалась в его объятиях, что он удивился, как мог столько лет жить без нее. — Но мне хочется, чтобы у меня была жена.

Положив голову ему на грудь, Эмили кивнула.

— Жена так жена. Тоже неплохо.

— И дети.

Она посмотрела на него, сузив глаза.

— Вот про детей ничего не могу сказать.

— Не обязательно сразу, — добавил он.

— Чтобы не было путаницы, давай уточним. Ты говоришь о себе и обо мне, правильно? Потому что я не хочу выглядеть дурой, если какая-нибудь супермодель высунется из спальни.

Мэтт не смог удержаться от улыбки.

— Я говорю о нас с тобой.

— А как же Лос-Анджелес?

— Калифорния меня уже не манит. Все, чего я мог желать — и на самом деле желал, — находится здесь, в Чэпеле.

— А я думала, ты всегда ненавидел этот город.

— Да, так и было. Но я понял, что от себя нельзя убежать. Я остаюсь, и если кому-то это не нравится, тем хуже для него.

Эмили счастливо вздохнула и взглянула ему в глаза.

— Должна признаться, что собираюсь сделать карьеру в бизнесе. Ты обнимаешь будущую владелицу «Марлетт Лэндскейп».

Мэтта охватила гордость за нее.

— Принимай мои поздравления.

— Я буду очень занята, так что не торопись видеть меня беременной.

— Если мы решим — я имею в виду, решим иметь детей, — то, возможно, я мог бы часть дня оставаться с ними дома.

Ее брови поднялись от неподдельного изумления.

— Ты? А как же твоя работа?

— Через две недели все мои рестораны будут принадлежать другому. Документы уже почти готовы. Пришла пора заняться чем-нибудь таким, что не будет отнимать все мое время. Денег у меня полно, и я могу жить, как хочу. Правильно?

— А чем бы ты хотел заняться?

— Я дипломированный специалист по физическому воспитанию, а в здешней школе тренер, кажется, собрался уйти на пенсию. Мне скучно жить без футбола. Черт возьми, я могу подать документы.

— Хочешь стать тренером по футболу в средней школе?

Мэтт нахмурился.

— Ты думаешь, не справлюсь?

— Нет, я думаю, ты будешь замечательным тренером. Ты всегда хорошо делаешь то, за что берешься, потому что такова твоя природа.

Мэтт не сомневался, что и для Эмили он будет достаточно хорош. Он непременно сделает ее счастливой.

— Я могу обещать, что никогда не скажу чего-нибудь глупого или не огорчу тебя ненароком.

— А я не могу обещать, что не выставлю тебя из спальни, чтобы ты пару ночей поспал на кушетке, и лишь потом прощу тебя. — Она улыбнулась, и их будущее сияло в синеве ее глаз. — Я всегда буду прощать тебя, потому что всем сердцем люблю тебя Мэтт.

— И я тебя люблю, Эм.

Мэтт не мог дольше сдерживаться. Он взял лицо Эмили в ладони и поцеловал ее так, что у нее закружилась голова.

Вот оно счастье, думал он, ощущая губами сладость ее губ, а пальцами шелковистую мягкость ее щек.

И это счастье будет с ними всегда.