Негромкое покашливание заставило меня пробудиться от собственных мыслей, справа стоял епископ Иерофан, с улыбкой глядящий на иерархов, на стенах собора висели разнообразные образы, иконы. Вот только глядеть на них не хотелось, не лежит душа созерцать всех этих угодников и великомучеников, похожих друг на друга словно близнецы.
Прежде чем начать сам Собор иерархи должны были отстоять службу, а вместе с ними и мне предстояло мучаться, все-таки нам предстоит решить действительно серьезный вопрос. Одна беда, все эти заунывные речитативы у меня ничего кроме зевоты не вызывают, никакого священного трепета, экстаза не возникало, даже обычное любопытство, присущее каждому человеку, кому-то в большей, а кому-то в меньшей степени, быстро пропало. Еле-еле удается сдерживать очередной приступ зевоты, причем, чем дальше, тем утомительней и упорней шла борьба с собственным ртом, того и гляди норовивший открыться в самый неподходящий момент. Так что само богослужение для меня прошло в борьбе с самим собой.
Как это бывает, почти все собравшиеся в Успенском соборе испытывали некое вдохновение после службы, от большинства епископов разливались во все стороны волны спокойствия, заставляя меня уверовать в положительную реализацию своей задумки. Да и зачем ссориться, ругаться всем им, в такой то день? Ведь не абы кого выбирать придется, а целого патриарха!
Да и в умах сердобольных иерархов должны быть мысли о том, что все они братья одного сана, все достойны и недостойны одновременно, все-таки все мы люди, значит и грешны мы перед самими собой. Следовательно какие свары могут быть, если выберут одного наиглавнейшего из своего круга?
Да, наивен я был думая так, очень наивен, ведь предупреждал меня епископ Иерофан, мол не торопись надо к этому делу спокойней, рачительней подойти, да вот только не послушал я его, что ж теперь придется самому все это расхлебывать, благо что ключи к душе каждого найти можно. Тем более что после почти пяти часовой службы все иерархи разошлись по отведенным им покоям, так что завтра они должны прийти на Собор в приподнятом, умиротворенном состоянии. Ну не могут же столь светлые головы, как иерархи церкви за один день изменить своему покою души, да и польза от службы испариться не должна.
А ведь как все хорошо сначала начинался Архиерейский собор. Все шло чинно, мирно, никакой суеты, одна благодать. Казалось бы, торжественная молитва принесла в умы архиепископов, митрополитов некое просвещение, помогающее им избрать достойнейшего среди равных. И вроде все к этому и шло, речи хвалебные лились рекой, все ближе и ближе подступаясь к главному вопросу – избранию патриарха.
Вот только Удача, зараза частенько спину свою показывает, будто насмехаясь над тобой, в самый последний момент принося разлад в казалось бы, столь четко выверенные планы. Приглядишься и можешь увидеть вместо легкой походки, напряженную спину хищника, готового в случае нужды атаковать любого покусившегося на принадлежащее ему добро.
Я сам на выборах присутствовать не мог, хоть и царь, а все-таки мирянин, стало быть, должен смиренно отступить в сторонку и покорно ждать окончания «съезда». Ибо выбор, который сделают духовные отцы, священен. Однако свои способы узнать нужное мне были и у меня, все же думаю я в первую очередь не за себя, а за покой русского человека, так что думаю ничего плохого от одного, двух взглядов на творящееся священнодействие не случится.
Кандидатура епископа Иерофана, кое-как нашедшего лазейку в строгом законе о выборе патриарха вызвала нездоровый ажиотаж. Хотя с самим-то предложением все было в порядке. Незадолго до начала Архиерейского Собора мне пришлось лично пообщаться с местоблюстителем патриаршего престола, митрополитом Московским и Всея Руси – Стефаном Яворским, дабы он сам выдвинул кандидатуру еще относительно молодого претендента на клобук и посох. Конечно пришлось пообещать кое-что этому без сомнения умному и чего скрывать, властолюбивому иерарху, даже намекнуть на то, что возможно будет создан собственный управленческий орган русской православной церкви, во главе которого вполне может оказаться сам митрополит. Что ж, местоблюститель оказался не дурак, намек понял правильно, за три дня до начала Собора начав предварительную подготовку к столь сложному делу.
Духовный владыка Стефан заняв свое место, выпрямился во весь свой немаленький рост, и степенно произнес обговоренную заранее в тесном кругу речь, завершив ее предложением на патриарший престол собрата рангом ниже, чем он сам. Правда, степень посвящения то одна, но это уже мелочи.
Стоило только последнему слову местоблюстителю патриаршего престола замолкнуть как в Успенском соборе поднялся чуть ли не вой, перемешавшийся с зубовным скрежетом старцев, кто-то вовсе начал причитать, моля Бога обо все прощении. То еще представление было, и смех и грех как говорится, хорошо, что меня там не было, а то глядишь, и чего-нибудь ненужного отчебучить иерархи сподобились бы. Хотя громких слов хватало и без этого…
-Не дело это, столь молодого да раннего избирать на такой высокий пост!– писклявым голосом вопил Тверской архиепископ Каллист Поборский, разменявший недавно седьмой десяток.
-Иерофан у целого полка душегубов духовным отцом признанный, так неужто мы ему в сих злодеяниях потворствовать будем?! Не бывать этому!– задыхался от гнева Ефрем Янкович, митрополит Суздальский и Юрьевский.
Я кое-как сдерживаю себя, силясь не наделать глупостей, продолжаю глядеть на творящуюся внутри Успенского собора вакханалию. Самый молодой кандидат на патриарший престол сидел рядом с местоблюстителем патриаршего престола. Я заметил, что он плотно сжимает губы, бледность лица была заметна даже в полумраке.
-Позорище, и это духовные отцы наши, того и гляди с кулаками друг на друга кинутся,– яростным шепотом шепчу себе под нос, не отрываясь от потаенного глазка.
Постепенно хор голосов разделился, нашлись защитники и у полка витязей, бас старого митрополита Астраханского и Терского, Сампсона перебивал голоса большинства собравшихся здесь иерархов:
-Забываете вы все, что эти самые «душегубы» многих людей русских спасли, церкви защитили, когда вместе с войсками царскими мятежников укорачивали. Забываете вы что в строгости они живут, живота своего не жалеют, подобно богатырям русским!– несколько напыщенно сказал Сампсон, по-видимому подготовительная работа Стефана уже начала давать свои плоды, раз такой умудренный и опытный церковный владыка высказался в пользу предложенного молодого московского епископа, пускай и немного витиевато, через одобрение созданного полка «Русских витязей». Да, закулисные, кулуарные игры всегда есть, были и будут, не смотря ни на что.
-Помним мы, помним, и недавний указ помним, тот самый, в котором говорится о землице нашей церковной, принадлежащей нам испокон веков. Или неужели забыли вы его, братья во Христе?– негромко сказал седовласый Киевский митрополит Иоасаф Кроковский.
«Вот ведь, хрыч старый! Чего неймется тебе, мошну растрясти боишься? Так ведь тебе самому от этого выгода большая будет,… хотя нет чего это я, с чернозема землицы церковной, что в Белоруссии и Украине денег собрать много больше можно, чем получить при откупе холопьих семей. Да, рановато я огласил сей указ, а ведь предупреждал меня Варфоломей, мол, непрочна еще сила твоя. Как же не поверил, привык на штыки солдат полагаться, хотя всего-то полтора месяца в роли главы России,– с негодованием подумал я, смотря на то, как в зале шум постепенно стихает и на лицах спорщиков проявляется задумчивое выражение».
-Сколько можно о бренном заботиться, когда Русь-матушка супротив половины мира держится, так неужели нам мошна дороже, чем царство небесное и любовь ближнего своего?!– немного наиграно прервал речь киевского митрополита, Варлаам Косовский, епископ Иркутский.
«Да, тебе отце действительно на людишек уповать не следует, у тебя прибыток с мехов ой какой немаленький, а если заручится поддержкой патриарха, то и вовсе хоть завод пушнины открывай… стоп! Дельная мысль, стоит об этом подумать, все же зверье ценное в лесах обретается, глядишь, и приручить полезных животин можно будет, как гусей каких,– стараясь не упустить мысль, быстро набрасываю в своем дневнике пару заметок, спеша вернуться обратно к своему «наблюдательному посту"».