Вирхов сдержанно выслушал любезное приветствие и попросил человечка найти более удобное место для приватного разговора. Таковым был избран кабинет председателя, на втором этаже слева от лестничной площадки: покойная квадратная комната, со стенами и потолком, обшитыми резными дубовыми панелями, освещенная электрическими лампочками массивной бронзовой люстры. На столах с шахматной разметкой толпились фигурки самой диковинной формы.

— Прошу вас присаживаться, — предложил председатель, плотно прикрывая за собой тяжелую дверь. — Весь к вашим услугам.

— Вместе со мной доктор Коровкин Клим Кириллович, — пояснил следователь.

— Очень приятно. Аристарх Болеславович Кронберг, — хозяин пожал руку доктору.

— У меня к вам приватное дело, Аристарх Болеславович, — начал Вирхов, устроившись в предложенном ему кресле и потирая тыльной стороной ладони подбородок. — Меня интересует имя одного из ваших посетителей. Сегодня часа два назад отьехал отсюда. Рост выше среднего, короткие черные волосы, сухощавый, лет двадцати двух или чуть старше… Замашки барственные… Так, что еще? Пальто и шапка с каракутем, серым.

— Можете не продолжать, Карл Иваныч, — поспешил Кронберг, — описание точно совпадает с внешностью нашего юного гения Юлия Антоньевича Балобанова. А чем, позвольте полюбопытствовать, он вас заинтересовал?

— Так, пустяки, не расплатился с извозчиком, — уклончиво ответил Вирхов. — А в чем же гениальность юноши?

— Вообще-то, — смутился Кронберг, — юноша обычный, приехал в столицу с полгода назад из Митавы. И приехал, победив — в неофициальном турнире, разумеется, — самого лучшего английского игрока, мистера Смита. В нашем клубе часто появлялся, обыгрывал опытных соперников, но не всегда, а по настроению. Натура еще неустойчивая. Однако в последние месяцы стал редким гостем. Неинтересно ему.

— Так, это я понял, — безучастно сказал Вирхов, демонстрируя равнодушие и вертя в пальцах шахматные фигурки, которые одну за другой он брал со столешницы. — А сегодня был сильный соперник?

— Нет, Карл Иваныч, все те же. Может быть, юноше стало грустно: все-таки война, другая жизнь…

— А где юный гений изволит проживать?

— Полагаю, квартирует с кем-то из дружков. Может, у того, что из Симбирска. Этот почаще заглядывает. Фридрих Шамильевич Герц. Помнится, жил невдалеке от Троицкого собора, все восхищался колонной Славы. Впрочем, не уверен.

— Очень интересно, — вздохнул Вирхов. — А из чего сделана эта тура?

Он поднес к глазам миниатюрную витую башенку из молочно-белого полупрозрачного камня, увенчанную причудливыми зазубринками на вершине.

— Эта фигура называется ладья, — мягко поправил важного гостя Кронберг, — а сделана она из китайского нефрита. Осталась как память о поездке в Маньчжурию.

— И вы приехали оттуда победителем? — доктор поднял вопросительно брови.

— Увы, — Кронберг смутился, — восточные игроки хитрые. Эта фигура напоминает мне о стыде поражения. Признаюсь вам, не для афиширования, я ее незаметно опустил в карман.

— То есть украли? — уточнил Клим Кириллович, в его серых глазах мелькнули лукавые искорки.

— Можно сказать и так, — ответил Кронберг, — но от Карла Иваныча это не скрываю. Да и преступное деяние совершил не на территории Российской империи. А эти азиаты достойны и большей суровости. Совсем разнуздались! На Россию нападать! Войну объявлять! Недаром пишут о набирающем силу панмонголизме.

— Мне сейчас не до панмонголизма, — остановил его излияния Вирхов. — Спешу на Литейный. Глупостями мне заниматься некогда. Так что вы уж, любезный Аристарх Болеславович, не сочтите за труд как-нибудь уведомить юного шахматного гения, чтобы с извозчиком расплатился. А мне на всякий случай адресок его добудьте: вдруг шалун и дальше извозчиков обижать намерен? Явлюсь самолично, сделаю отеческое внушение.

— А симбирский гений еще здесь? — поинтересовался Клим Кириллович.

— Увлекаетесь шахматами? — оживился Кронберг. — Господин Герц недавно отбыл. Но могу вам другого соперника порекомендовать; из этой же компании гениев, хотя и постарше их будет — господин Шевальгин. Игрок замечательный, хотя, — замялся узколицый человечек, собрав узкие губы в жалостливую трубочку, — есть у него недостаток, физический, так сказать. Он глухонемой. Ни слова от него не слышал. Однако сам генерал Фанфалькин, наведываясь к нам, любит играть с Дмитрием Львовичем.

— В следующий раз, — уклонился доктор, покосившись на Вирхова.

— Мы еще должны заехать в Пассаж, — неожиданно солгал тот. — Там сегодня модное представление. А вдруг и господин Шевальгин туда заглянет?

— Вряд ли, — Кронберг, потерявший к гостям интерес, пожал плечами. — Что глухонемому в театре делать?

— Как что? — Вирхов игриво подмигнул хозяину кабинета и тут же протянул ему руку в знак прощания. — На актрисочек любоваться. Он же не слепой!

Кронберг понял шутку важного гостя и звонко, по-девичьи, рассмеялся. Он проводил гостей до выхода, порывался кликнуть извозчика, но доктор и следователь решили прогуляться пешком. Снегопад прекратился, и прозрачный, обжигающий свежестью воздух позволял дышать полной грудью.

— Что вы обо всем этом думаете, Клим Кириллович? — спросил Вирхов.

— Вы поступили весьма хитро. Самое главное, не вспугнуть преступника. В Пассаже, мы, разумеется, нашего гения не найдем.

— Мы знаем его имя, — горделиво ответил Вирхов, — да и портрет его у меня в мозгу запечатлелся намертво. Может, найдем по нашим данным адрес. А ежели нет, сам Кронберг выяснит и позвонит. Уж я-то его знаю. Не раз с ним общался. Наш человек.

— Осведомитель? — в голосе доктора прозвучали неодобрительные нотки.

— Добровольный помощник, — поправил Вирхов.

Доктор вздохнул и замолчал. Они шли молча, сосредоточенно вслушиваясь в хруст снега под ногами и всматриваясь в лица встречных прохожих. Неожиданно доктор остановился.

— Карл Иваныч! — громким шепотом воскликнул он. — А ведь в свете всего случившегося ваш Кронберг может вести двойную игру!

— Как это? — Вирхов сдвинул плоские белесые брови.

— Все дело в нефритовой ладье, — едва размыкая губы, пояснил доктор. — Он же ее украл!

— Среди шахматистов такое баловство не редкость, — Вирхов снисходительно усмехнулся. — Они люди суеверные. Упрямые. Своевольные. Да не стойте вы на тротуаре, на нас оборачиваются.

— Но из-за кражи шахматный комплект стал неполным, а комплект очень дорогой!

— Ну и что? — не понял Вирхов. — Не улавливаю вашу мысль!

— Я заметил в клубе несколько лиц с весьма азиатской внешностью!

— Удивляюсь, что вас это поражает, — Вирхов ускорил шаг, — половину России населяют люди с азиатской внешностью!

— Но не с китайской, не с японской!

— Вы видели в Шахматном клубе японцев?

— Не уверен, — признался доктор, — но не исключаю. А не могли ли господина Кронберга завербовать во время его шахматного турне по Дальнему Востоку? Или позже?

— Шантаж? Из-за несчастной туры?

— Ладьи, Карл Иваныч, ладьи, — заторопился доктор. Он и сам не заметил, как добрался вместе с Вирховым до Литейного.

— У вас разыгралось воображение, милый Клим Кириллович, — пожурил друга следователь. — Если и так, шпионаж не моя епархия. Пусть им контрразведка занимается. Уверен, у нее и в Шахматном клубе есть свои соглядатаи.

Доктор смутился.

— Вы правы, Карл Иваныч. Надо бы отвлечься от криминальной сферы.

— Сейчас и отвлечетесь, — добродушно пообещал Вирхов, — время еще есть. Велю нашему дежурному извозчику отвезти вас куда скажете: или домой, на Вельможную, или на Васильевский? На Васильевском-то отвлечетесь быстрее.

Лукавый комментарий Вирхова заставил доктора улыбнуться; он представил себе семейство Муромцевых за вечерним чаем: раскрасневшиеся, хорошенькие лица профессорских дочерей, тихие звуки фортепьяно…

Вирхов подозвал извозчика и усадил друга, а сам направился к дверям Окружного суда.

Доктор медлил. Им овладело сентиментальное желание, чтобы Карл Иваныч обернулся и помахал ему рукой. Но тот поспешно скрылся в своей служебной цитадели, видимо смущенный столкновением с колоритной фигурой в дверях Окружного суда. Это был внушительный господин в лисьей шубе, на макушке его высилась боярская лисья же шапка, в руке господин крепко сжимал темной кожи портфель. Из-за спины вышедшего толстяка послышались восторженные женские голоса и аплодисменты. Доктор догадался, что является свидетелем триумфального шествия адвоката Пасманика, сопровождаемого поклонницами.