В соседней палатке шли приготовления к приему гостей. На роскошный ковер ручной работы разложили удобные подушки. Стены украшали коврики поменьше. Все в палатке блистало чистотой. Горшки с водой были накрыты белой полотняной тканью.

– Тебе предстоит есть горячее острое рагу, – шепотом предупредил Бретт, – и делать вид, что очень нравится!

Еду подали с лепешками пресного хлеба, а рагу оказалось намного вкуснее, чем ожидала Элисон. Ложек не было, и она, подражая Бретту, принялась есть с помощью лепешки. Потом пили мятный чай, после чего Бретт отправился осматривать пациента.

Оставшись одна, Элисон растерянно огляделась по сторонам. Женщина с серебряными серьгами приветливо улыбнулась.

– Вы недавно в нашей стране? – спросила она на ломаном французском.

– Я приехала с отцом, который помогает шейху Аль-Рашиду сажать деревья.

Женщина повернулась к мужчине, который по-прежнему нянчил козленка, и что-то принялась оживленно говорить ему на арабском. Лицо мужчины оживилось, и он с новым интересом посмотрел на Элисон.

– Мой муж говорит, что это доброе дело. Он слышал про вашего отца, и мы счастливы принять у себя его дочь.

– Козленок поранился? – с улыбкой поинтересовалась Элисон.

– Мать малыша убила лисица, – перевела женщина. – Мой муж решил его выкормить. Ночью козленок спит с ним.

Странное зрелище: бедуин, больше привыкший обращаться с ружьем, нянчит маленького козленка. Но Элисон уже успела узнать, что жизнь в пустыне полна противоречий.

В палатку заглянули два маленьких личика.

– Наши дети, – объяснила женщина, протягивая к ним руки. Мальчик и девочка медленно приблизились к ним. – Когда появилась ваша машина, они убежали прочь. Глупые трусишки! – Женщина заговорила с детьми по-арабски, а они, спрятавшись за ее широкую юбку, принялись разглядывать Элисон.

Девушка пожалела, что у нее нет с собой никаких подарков, и принялась рыться в сумочке. Она чувствовала, что деньги будут оскорбительны, да и какой от них толк в пустыне, где водятся только лисицы? Для девочки Элисон отыскала маленькую расческу в красивом футлярчике, а для мальчика – жемчужный перочинный ножик. Подарки имели огромный успех: вся семья сгрудилась вокруг малышей, восхищаясь безделушками, которые дети с гордостью сжимали в руках.

В эту минуту появился Бретт.

– Кажется, ты пользуешься любовью моих кочевников, – заметил он, когда они ехали обратно. – Ты выбрала отличные подарки. Теперь они будут помнить тебя годами. Не жалко было расстаться с расческой и ножиком?

– У меня есть еще. Просто я не смогла устоять перед этими прелестными детишками.

Кстати, появившимися на свет без всякой медицинской помощи. Только представь: эти люди живут без воды, канализации и крыши над головой, а сколько в их жизни порядка и достоинства! Они встают на рассвете и ложатся спать, когда заходит солнце. Никогда не слышали про нервный срыв. Возможно, в этой жизни на лоне природы есть что-то очень правильное.

– И все-таки я не могу представить тебя живущим в грубой черной палатке посреди пустыни.

– Думаю, это пошло бы мне на пользу. Но ты права, у меня никогда не хватило бы мужества или, наоборот, безумия, чтобы решиться на такой шаг. Я обречен быть доктором.

– И получить практику на Харли-стрит.

Бретт пожал плечами:

– Раньше я считал, что это самое важное в жизни. Теперь же готов довольствоваться меньшим, а с другой стороны, может, и большим. – Эти слова и его задумчивый взгляд вызвали у Элисон недоумение.

Солнце уже садилось, исчезая за вершинами далеких холмов. Проезжавшие мимо бедуины на верблюдах остановили животных и спустились на землю. Верблюды, словно исполняя знакомый ритуал, легли и принялись важно жевать траву. Высокие и величественные арабы в длинных одеждах и головных уборах медленно повернулись к заходящему солнцу и склонили головы.

– Час молитвы, – пояснил Бретт и выключил двигатель. Воцарилась торжественная тишина. Мужчины стояли без движения, верблюды дремали. Пролетел легкий ветерок, и песчинки что-то прошептали. Потом опять тишина. В эту же минуту солнце скрылось, словно кто-то погасил свет. Арабы взобрались на верблюдов и поехали прочь. Бретт завел машину. Наступили сумерки, и волшебный момент прошел. Они ехали молча. И Элисон была этому рада. Теперь слова были бы некстати. Но она бережно сохранит в памяти этот момент, потому что стала его свидетельницей вместе с Бреттом.

Быстро стемнело, на небе зажглись миллионы звезд. Бретт по-прежнему вел машину молча.

– Хорошо, что ты знаешь дорогу! – не удержалась Элисон, когда они мчались среди бесконечных дюн.

– Вообще-то нет, но пока буду держаться этого пути и двигаться на запад, со временем мы попадем в Сиди.

На горизонте появился бледный свет.

– Луна взошла, – объявил Бретт.

На небо выкатил огромный оранжевый шар, сначала медленно, потом все быстрее, пока наконец не засиял серебром, а вся равнина не осветилась загадочным зеленовато-голубым мерцанием. Откинувшись на спинку сиденья, Элисон смотрела на бесконечное звездное небо.

– Какое оно огромное, – прошептала она. – Небо и пустыня. Я чувствую себя такой маленькой и одинокой. – Ее лицо было бледно, глаза затуманились.

Бретт остановил машину и обнял ее. Их поцелуй казался неизбежным, как лунный свет. Его губы были твердыми и прохладными. Сердце Элисон учащенно забилось, мысли спутались.

Бретт отпустил ее и вновь взялся за руль. Элисон не смела поверить в случившееся.

– Почему? – затаив дыхание, спросила она. – Почему ты поцеловал меня, Бретт?

– А почему нет? Ты ведь любишь, когда тебя целуют? – Опять он напоминал ей о Поле Эвертоне!

Элисон не выдержала:

– Бретт, зачем ты возишься со мной, если я такая ужасная?

Он удивленно посмотрел на нее. На горизонте уже мигали огни оазиса.

– Ты вовсе не ужасная, Элисон. Ты мне очень нравишься.

– Знаю, – с горечью произнесла Элисон. Опять они вернулись к тому, с чего начали.

– Это правда. Мы всегда были хорошими друзьями. Забудь об этом поцелуе.

Элисон хотелось ответить ему что-нибудь резкое, но она удержалась. И, кроме того, они уже подъехали к воротам виллы.

– Тебе не стоит извиняться, – заставила она себя засмеяться, вылезая из машины. – Спасибо, что взял меня с собой, Бретт. Может, поужинаешь с нами?

– С удовольствием, но не могу. Мне надо вернуться в больницу.

Элисон надеялась именно на такой ответ. Если бы Бретт принял ее приглашение, она этого не вынесла бы.

В течение следующих двух недель ничего примечательного не происходило. Каждое утро ровно в восемь часов семья Уоррендер усаживалась за круглый стол на веранде и пила кофе. Первым обычно уходил профессор с «дипломатом», набитым планами и диаграммами.

Чуть позже приезжал «кадиллак» за Фионой. Элисон садилась с ней в машину и выходила у больницы. За рулем всегда был шофер-араб. Элисон радовалась, что не Пол. Как далеко зашло увлечение Фионы? Элисон была слишком занята своими делами, чтобы думать о судьбе младшей сестры, но ей казалось, что съемки слишком затягивались. День за днем Фиона пропадала на площадке. Неужели она болтается в баре отеля «Ридженс»? Но пока сестру окружают другие участники съемочной группы, она в безопасности, утешала себя Элисон.

Стоило ей один раз завести разговор на эту тему, как Фиона тут же замкнулась.

– Вы все еще снимаете? – спросила Элисон как-то утром, пока они ждали машину. – Мне кажется, это уже длится лет сто.

– Естественно, – отрезала Фиона. – Ты ничего не знаешь о съемках. Во-первых, мне надо было привыкнуть к лошади. Горячий арабский скакун – это не то что старая толстая Дора…

. – Ну конечно, – согласилась Элисон. – Мне хотелось бы как-нибудь побывать на съемках. Должно быть, зрелище удивительное.

– Пол не терпит посторонних во время работы. И потом, мы снимаем в пустыне.

– Но не все же время? Иногда ты ночью приходишь домой.