– А вы ее спрашивали?

– Нет. Хотела и даже собиралась, но опоздала. Она умерла.

– Когда?

– В мае. Всего за две недели до того, как я окончила колледж. Ее сбила машина. Водитель скрылся.

– Его нашли?

– Нет. Но говорят, что до сих пор ищут.

– А родственники у вас есть? Сестра, брат…

– Нет, никого больше нет.

– Так не бывает. У всех есть родственники.

– Нет. Никого. Хотя, конечно, кто-то может носить настоящую фамилию матери.

– А двоюродные братья и сестры, дяди, тети…

– Нет.

Да, дельце становилось довольно запутанным. Или, напротив, предельно простым. Я знавал людей, которые предпочитали считать себя одинокими – а вот Эми Деново и в самом деле была совсем одна. Я предложил ей попробовать сандвич – она согласилась и откусила кусочек. Обычно, когда я сижу с кем-то за одним столом, я замечаю определенные мелочи и особенности, поскольку это позволяет получше узнать человека, а вот в тот раз я позволил себе расслабиться, поскольку то, как Эми кусала сандвич, жевала, глотала или облизывала губы не имело ни малейшего отношения к ее делу. Впрочем, я все-таки подметил, что отсутствием аппетита девушка не страдала, что она и доказала, проглотив половину сандвичей с яйцом и анчоусами. Покончив с сандвичами, Эми осведомилась, входят ли они в число излюбленных лакомств Ниро Вульфа и, похоже, была несколько разочарована, когда я ответил, что нет, не входят. Когда блюдо опустело, она сказала, что даже не ожидала, что так проголодается после того, как наконец поделится с кем-то столь долго вынашиваемой тайной. Потом чуть заметно улыбнулась (ах, эти ямочки!) и добавила:

– Как все-таки плохо мы сами себя знаем.

– И да и нет, – сказал я. – Некоторые из нас знают себя даже слишком хорошо, другие – совершенно недостаточно. Я, например, совсем не желаю знать, почему встаю утром и блуждаю в тумане – если стану ломать над этим голову, то, возможно, никогда больше не засну. Впрочем, я всегда сумею выбраться из любого тумана. Что же касается вас, то вы вовсе не в тумане. Напротив, вы – под лучами прожектора, который сами же на себя и наставили. Но что вам мешает самой же и отключить его?

– Это вовсе не я. Прожектор включили другие люди, в первую очередь – моя матушка. Я ничего не могу с ним поделать.

– Ну, хорошо. Тогда что вас больше всего заботит? Подлинная фамилия вашей матери или отца?

– Конечно, отца. В конце концов, с матерью я прожила вместе всю жизнь, так что мое желание выяснить ее настоящую фамилию объясняется простым любопытством. Отец – другое дело. Жив ли он? Кто он? Что он из себя представляет? Ведь во мне его гены!

Я серьезно кивнул.

– Да, вы закончили Смит. Там, должно быть, много рассказывали про гены. Мистер Вульф как-то раз сказал, что ученым следовало бы умалчивать про свои открытия: делясь ими, они порой усложняют людям жизнь. Кофе не хотите?

– Нет, спасибо.

– Здесь к кофе подают очень вкусные штучки.

Эми помотала головой.

– Признаться честно, я готова проглотить все что угодно – даже не знаю, что это вдруг на меня нашло, – но все же воздержусь. А что вы?.. Вы сказали, что готовы дать мне совет.

– Да. – Я положил руку на стол. – Дело у вас и впрямь заковыристое. Тут советом не обойдешься, даже если он исходит от человека, которому вы доверяете. Так вот, у вас есть примерно один шанс из миллиона, что через неделю кропотливого и добросовестного труда поиски могут увенчаться успехом, однако с наибольшей вероятностью можно предсказать, что работа затянется надолго и влетит вам в копеечку. Сколько у вас денег?

– Немного. Но я, конечно, заплачу вам.

– Не мне. Я уже объяснил. А у Ниро Вульфа гипертрофированные представления о размерах гонорара; вот почему мне нужно точно знать, какими средствами вы располагаете. Если вы не против, конечно.

– Нет, я не против. У меня никогда не было особых сбережений – я тратила все, что зарабатывала. У меня есть только то, что оставила в наследство мама, за вычетом расходом на… кремацию. Мама оставила особое распоряжение на этот счет. В банке у меня немногим больше двух тысяч, вот и все. Но долгов никаких нет, хотя и мне никто не должен.

Я приподнял бровь.

– А что делала ваша мама… Нет, это не имеет значения. Ясно, что зарабатывала она достаточно, раз послала вас в дорогой колледж. Или кто-то помог ей?

– Нет, она сама. Вы хотели спросить, как она зарабатывала на жизнь? Она помогала телевизионному продюсеру, причем, насколько я помню – это был всегда один и тот же человек. Она получала тысяч пятнадцать в год, может быть, немного больше. Она мне не рассказывала. – Живые карие глаза вновь вперились в меня. – Если я уплачу Ниро Вульфу две тысячи, он позволит вам заняться этим делом?

Я потряс головой.

– Он даже обсуждать это не станет. Он прекрасно понимает, что такая работа может растянуться на целый год, тогда как ему ничего не стоит содрать с какого-нибудь клиента пять тысяч за одну неделю. Должно быть, вы плохо его знаете. Он невероятно упрям, чудовищно честолюбив, вздорен и почему-то вбил себе в голову, что он – самый непревзойденный и лучший сыщик в мире. Я, впрочем, придерживаюсь того же мнения; в противном случае уже давно сменил бы шефа и место работы. Мне кажется, что вам нужно помочь – вы и сами того заслуживаете, к тому же мне нравятся ямочки у вас на щеках, но если я ни с того ни с сего попрошу Ниро Вульфа принять вас, он просто злобно воззрится на меня – и все. Решит, что у меня крыша поехала. Но у меня есть одна задумка, которая, возможно, придется вам по душе. Мисс Роуэн обожает делать добрые дела, денег у нее куры не клюют, так что вы можете…

– Не вздумайте рассказать ей про меня!

– Спокойно. Я вовсе не собираюсь про вас рассказывать. Ни ей, ни кому другому. Я просто подумал, что вы могли бы сами обратиться к ней и…

– Я ни к кому не стану обращаться!

– Хорошо, я тоже. Как у вас сразу глаза заполыхали. – Я внимательно посмотрел на нее. – Послушайте, мисс Деново, я умываю руки только потому, что другого выхода нет. Будь я вправе, я бы с удовольствием взялся за это дело – и не только потому, что оно сулит какие-то неожиданные повороты, но и потому, что мне просто приятно иметь дело с очаровательным клиентом. К тому же не исключено, что пришлось бы столкнуться даже с убийством…

– С убийством?

– Конечно. Правда, пока это совершенно бездоказательно, но очень часто в делах, связанных с наездом, при котором водитель скрывается, а его не находят, потом выясняется, что произошло предумышленное убийство. Впрочем, я упомянул это лишь для того, чтобы подчеркнуть еще одну причину, по которой я охотно взялся бы сам за ваше дело. Однако у вас нет ни единого шанса заинтересовать мистера Вульфа своим делом, вот в чем беда. Очень сочувствую, но, увы, это так.

Эми потрясла головой, не спуская с меня глаз.

– Но, мистер Гудвин, что же мне тогда делать? – Похоже, мое предположение насчет убийства нисколько ее не обескуражило. – Положение у меня совершенно безвыходное – мне даже не с кем поделиться.

Такие вот дела. Скажу сразу: двадцать минут спустя, когда я остановил такси и назвал водителю адрес Сола Пензера, на душе у меня скребли кошки. Конечно, жить вместе и работать на самого выдающегося сыщика в мире это замечательно, но когда к тебе обращается хорошенькая девушка и говорит, что ты ее единственная надежда (пусть это просто слова, которые гроша ломаного не стоят), а ты вынужден ее отшить, ясно, что настроение после такого отнюдь не рыцарского поступка далеко не безоблачное. Сидя в такси, я усиленно пытался заставить себя думать о перипетиях бейсбольного матча и о блистательных подвигах Харрелсона.

Когда таксист высадил меня на углу Парк-авеню и Тридцать восьмой улицы, было без шести восемь. О том, как изменилось после этой встречи благосостояние моих приятелей и мое собственное, я умолчу. Карты порой бывают поразительно капризны, сами знаете.