— Но я не…

— Мистер Айвор не успел сообщить мне, что у вас есть договоренность о встрече, — извинялась женщина, — он вошел в конце нашего разговора. Я перезвонила вам, но никто не взял трубку.

— Вы хотите сказать, что он ждет меня? — встревожилась Эвелин.

— Да, и очень. Он отнес вас к числу особо важных посетителей и просил сразу же провести вас к нему. Я позвонила, как только вы появились, чтобы мистер Айвор успел распрощаться с клиентом.

— Я вовсе не хотела нарушать рабочий режим мистера Айвора. — Эвелин хотелось бежать куда глаза глядят. — Я надеялась вклиниться в несколько минут его свободного времени… — Она еще думала оттянуть момент встречи и собраться с мыслями.

Но было уже поздно. Она оказалась в большой комнате. Томас Айвор только что закрыл вторую дверь за ушедшим клиентом и обернулся к ней.

Он прекрасно выглядит, с раздражением подумала Эвелин. Сама она чувствовала себя отвратительно, разбитой на тысячу кусков, измученной угрызениями совести и бессонницей, а он в свежей рубашке, гладко выбрит, тщательно причесан. В его глазах Эвелин не увидела привычной теплоты, в них сквозила настороженность.

— Преступники неплохо платят, — не слишком удачно начала она разговор.

— Да, если мы беремся их защищать. Ты пришла сюда, чтобы оценить мои доходы? — протянул Томас Айвор в своей излюбленной язвительной манере.

Эвелин прикусила губу и вцепилась в сумочку, призывая на помощь всю свою выдержку. Это она обидела его, да и шутка была неуместной.

— Нет. Прости, я глупо пошутила.

— Ты нервничаешь. Присядь. — Он указал рукой на бархатное кресло перед столом, но сам, вместо того, чтобы устроиться в кожаном кресле по другую сторону, сел поближе к Эвелин, на самый краешек стола. Свесившиеся ноги он, как обычно, свободно вытянул. Эвелин позавидовала его спокойствию и раскованности. Можно подумать, у него вообще не было никаких нервов.

— Почему ты не на занятиях?

— Я сказалась больной.

— Что случилось? — Томас Айвор наклонился к Эвелин. — Ты больна? — всматривался он в ее побледневшее лицо.

Больна от любви, хотелось сказать Эвелин, но она отвела глаза и покачала головой.

— Я почувствовала, что мне необходимо отдохнуть.

— И ты решила провести свободный день в моем офисе? Тебе нужен мой профессиональный совет? Так вот: если ты захочешь специализироваться по домушничеству, то сразу же сообщи мне. У тебя, похоже, нет явных способностей к этому делу, и тебе понадобится хороший защитник.

Сердце Эвелин сжалось от его неприкрытой иронии. Но, если он позволяет себе такие шуточки…

— Пару часов назад у меня была беседа с Самуэлем Флеммингом.

— Интересно, — лениво шевельнулся Томас Айвор, однако Эвелин заметила, что он крепко вцепился в край стола.

Он ничуть не менее взвинчен, чем я, подумала Эвелин, только лучше умеет держать себя в руках.

— И он мне показал любопытную запись, где ты рассказываешь о наших отношениях. Ты говорил правду?

— А ты как думаешь?

Эвелин молча смотрела на Томаса Айвора, мучаясь страхом и надеждой. Она не могла больше храбриться, к глазам подступали слезы.

— Я думаю, ты использовал его как посредника. Но, должна сказать, это не сулит нам ничего хорошего, — грустно сказала Эвелин, по ее щеке скатилась слеза.

— О Боже! Только не плачь! — Он схватил ее за руки и привлек к себе, гладя ее спину сильными руками. — Пожалуйста, не плачь! Конечно, это правда. Я был слеп как крот, не увидев этого раньше. Конечно же, я люблю тебя. И поэтому все случившееся стало для меня таким потрясением. Все это время я провел в мучительных раздумьях о том, почему я был так резок, хотел тебя оттолкнуть, обидеть, даже унизить, и обвинял тебя в том, в чем твоей вины не было. Я никогда не сомневался, ты совсем не такая как Кристина или Глория. Мои оскорбительные слова были сказаны сгоряча. Я в ужасе понял, что ты можешь причинить мне боль несравненно большую, чем удалось им, вот и сработал защитный рефлекс.

Мне так нужно, чтобы ты меня любила и прощала! Я обещаю тебе, что научусь не бояться своих чувств, а ты мне в этом поможешь, — закончил свою пылкую речь Томас Айвор, покрывая отчаянными поцелуями мокрое от слез лицо Эвелин.

— И что я должна делать? — всхлипывая, спросила она.

— Не знаю… Накричи на меня, облей грязью, смейся надо мной… — Он застонал. — Я боялся, ты сочтешь мой способ признания в любви слишком романтичным и надуманным…

— Ты о чем?

Томас Айвор смахнул слезинки с ее щеки.

— Я сознательно использовал Самуэля Флемминга в роли трубадура, поющего серенаду прекрасной даме.

— Ты сошел с ума? — удивилась Эвелин.

— Да, и давно. Я схожу с ума от любви к тебе. Что я мог еще придумать? Флемминг сказал, что встретится с тобой в понедельник, вот я и попросил его обязательно передать тебе мои слова.

— Не проще ли было это сделать самому? — Эвелин пыталась говорить строгим тоном, но радость настолько переполняла ее сердце, что сияние глаз выдавало ее с головой.

Томас Айвор потупил глаза.

— Мне было стыдно, — признался он, уткнувшись в ее шею. — Ты сказала мне, что любишь меня, а я отмахнулся от твоего признания. Я обошелся с тобой недостойным образом. Я боялся увидеть ненависть в твоих глазах.

Эвелин была потрясена глубиной его раскаяния.

— Вытаскивать тебя из раковины — тяжелая работа, но кто-то должен ее делать… — Она лукаво посмотрела на него. — А какова будет оплата?

— Никакой. Только условия: ты выйдешь за меня замуж, переедешь ко мне в «Вязы», будешь навещать меня каждую ночь, родишь мне детей, станешь приемной матерью моей непоседливой дочурке и наполнишь мой дом любовью и смехом.

— А щенок? — нахмурилась Эвелин. — Ты забыл про щенка!

— Будет и щенок, — расплылся в улыбке Томас Айвор и добавил с притворной суровостью: — Если будешь хорошо себя вести.

— Конечно, буду, — шепнула Томасу на ухо Эвелин, тесно прижимаясь к нему.

Он наклонился к ней, весь пылая, и счастливо улыбнулся.

— Я всегда был так одинок, мне хотелось иметь рядом кого-то, кому я был бы отчаянно нужен, кому я мог бы доверить свое сердце. И этим кем-то теперь будешь ты… Только ты! — уверенно повторил он.