Из трех волчат (их звали Гера, Гури и Серый) Гури была самой старшей и самой дикой, а Серый — самым ручным. Он вырос в московской квартире. Гури подсадили к младшей паре позже всех, и Серый сразу показал ей, кто тут хозяин: по-взрослому рыча, напал на новенькую и для острастки хорошенько потряс, схватив за круп. Сначала Гури просто не обращала внимания на малыша, а потом, пользуясь тем, что была в два раза крупнее, просто отшвырнула его в сторону. Правда, в дальнейшем она во всем подчинялась ему.

У нас был и свой Белый Клык — гибрид лайки и волка по кличке Тимур. От волка он отличался коричнево-подпалым окрасом и хвостом-крючком, а от собаки — раскосыми зелёными глазами, широким лбом и короткими мохнатыми ушами. К людям Тим относился избирательно. Одни ему не нравились, и он рычал на них, хотя и видел каждый день. Меня он признал очень быстро и любил, когда я чесала его лобастую голову. Однажды в зоопарк заехал с фотоаппаратом мой отец. Тимуру и Бэти он понравился с первого взгляда! Волчица на всякий случай надула лужу, чтобы показать, что она ещё маленькая, а потом, виляя хвостом, бросилась ласкаться через решётку. Тимур тоже завилял хвостом и подставил почесать голову. Лобо, Серый и Гера испуганно метались по своим клеткам, а Гури забилась в домик.

Гури вообще оказалась самой дикой. И единственный несчастный случай, происшедший на моих глазах, был связан именно с ней. Девушка Нина собиралась взять Гури на лекцию и не обратила внимания, что та возбуждена сверх меры. Она загнала волчицу в угол и попыталась надеть на неё ошейник с цепочкой, и та немедленно вцепилась ей в руку. Хотя сама царапина оказалась пустяковой, очевидно, в атаке волчицы было нечто настолько устрашающее, что Нина вылетела из клетки в состоянии шока и наотрез отказалась работать с волками.

Зато Серого мы поочерёдно выводили рано утром погулять по территории зоопарка, пока ещё не было посетителей. Он вполне нормально относился к ошейнику и поводку, хотя, конечно, обучить его собачьей команде «рядом» было невозможно. Волчонок шёл, куда хотел, а мы послушно следовали за ним. Вот он увидел пруд с утками и припал к земле — стал подкрадываться. Вот он обнаружил яму, оставленную рабочими, и долго нюхал её, чихая от возмущения. А вот он через забор увидал незнакомого человека и, притаившись, пристально разглядывал его через щёлочку. И вдруг, услышав грохот и звон трамвая, со всех ног припустился обратно в клетку.

На лекциях Серый вёл себя степенно: выходил из клетки, сам вспрыгивал на стол (иногда, правда, его приходилось поднимать, а весил он в свои семь-восемь месяцев уже о-го-го!) и разглядывал зрителей с таким же неподдельным интересом, что и они его. Но при этом он старался в буквальном смысле не терять связи с дрессировщиком: держался задней лапой за карман его халата (так же делали и лисы, совали заднюю лапку в карман знакомого человека).

Бэти и Лобо, пока они были маленькими, выкармливала пушистая рыжая дворняжка. И они, став почти взрослыми, выражали ей своё глубокое уважение: ползали на брюхе, удивительно уменьшившись в размерах, виляли хвостами, лизали уголки губ. (Это была демонстративная поза подчинённого приветствия.) Но однажды зимой с собакой произошло несчастье: она потянулась лапой через прутья клетки за косточкой, а этого волки взрослым животным не прощают… Мы нашли собаку в сугробе — в крови, все мышцы и сухожилия с лапы были содраны… Мы понесли её в ветпункт, где ей ампутировали торчащую наружу косточку. Собака держалась молодцом и легко перенесла операцию, чего нельзя сказать о нас: выйдя на улицу, мы с Ниной дружно потеряли сознание! К счастью, ненадолго… Через месяц пушистая дворняга бегала так быстро, что было совершенно незаметно, что у неё три, а не четыре лапки. На волков она не обижалась и, когда было надо, ставила их на место, правда, лапу в клетку больше не тянула.

Кроме волков, на «Выездной» жила пара собак динго. Как-то они принесли трех «динжат» (а как ещё назвать щенков динго?), и мы решили познакомить их с волками, по очереди поднося малышей к решётке. Реакция была однозначной: все волки, издав характерное скуление, выложили «динжатам» полупереваренный завтрак, как положено в волчьем семействе. И это — звери, которые сами никогда не имели щенят!

Когда «динжата» подросли, мы стали выпускать их погулять вместе с молодыми волками под присмотром дядюшки Тима. Зверята носились по внутреннему дворику, обгрызали угол хозблока, тянули и рвали все, что плохо лежит — метлы, брошенные телогрейки. Тима они тянули за хвост и за лапы, перепрыгивали через него и устраивали кучу-малу. Он все терпеливо сносил, а может даже, несмотря на притворное рычание, сам получал от игры удовольствие.

К тому времени у нас появился ещё один волк — полугодовалая Буянка. Это был волчонок с бешеным темпераментом, полностью оправдывавший свою кличку. Мы с ней особенно подружились. Хотя играла она, надо признать, весьма грубо: ей ничего не стоило опрокинуть меня на землю или порвать одежду. При этом она обладала определённым чувством меры: никогда не причиняла настоящего вреда, а разорвав рукав и добравшись до кожи, тут же останавливалась.

Второй раз я встретилась с волками в МГУ, работая на кафедре высшей нервной деятельности. К сожалению, в опытах по рассудочной деятельности над волками я не участвовала: основоположник этого направления профессор Л. В. Крушинский к тому времени уже умер, а волки с почётом доживали свой век. Впрочем, на них изучали звуковую коммуникацию. Надо сказать, что вой волков — это нечто особенное, ни с чем не сравнимое, понятное всем теплокровным. Бывает вой одинокого волка, призывающего своих сородичей. Бывает радостный групповой вой только что встретившихся зверей. Бывает вой — призыв к охоте или наставление волчатам. К сожалению, я никогда не слышала волчьего воя в естественных условиях. Но даже звучащий по телевизору, он производит на меня странное впечатление — мне хочется непременно ответить. И подобным «ответом» я изумляю живущих у меня собак, которые немедленно приходят в крайнее возбуждение.

По правилам техники безопасности заходить в вольер к матёрым волкам было категорически запрещено. Мы общались через решётку. Я угощала зверей их любимым лакомством — битыми белыми крысами, а они тянули ко мне свои носы и лапы и виляли хвостами.

Вожаком среди четвёрки из МГУ был серый волк Корсар. Он правил своей маленькой стаей уверенно, но мягко. Ограничивался позами угрозы, иногда хватал провинившегося зубами за морду (подобное поведение я наблюдала у кавказских и среднеазиатских овчарок), но никогда не кусал по-настоящему. Вторым в иерархии был более крупный и светлый зверь с голубыми, как у хаски, глазами по кличке Грей. Я доверяла всем волкам, кроме этого. Такое впечатление, что он воспринимал меня скорее как добычу и без устали «пас», не спуская с меня странных голубых глаз. Его поведение в очередной раз подтверждало, что граница между добычей и представителем своего вида у хищника бывает весьма условной. Низшее положение занимал в этой компании некрупный, но зато самый толстый волк Виген — он не упускал ни одного случая стащить лишнюю порцию. Волчица Даная, казалось, не входила в общую иерархию. Все волки-самцы относились к ней лояльно. Она была самой трусливой — даже крыс брала с опаской — и одновременно самой ласковой к людям: все время подставляла почесать то бок, то брюхо. Предполагалось, что она является «супругой» Корсара. Но в один прекрасный момент она выбрала Вигена и спарилась с ним, защищая его от «праведного» гнева вожака!

Интересно, как волки реагировали на собак, а собаки — на волков. Собаки и волки, жившие в МГУ, отлично знали друг друга и не обращали друг на друга особого внимания. Большинство городских собак не было знакомо с волчьим запахом. Во всяком случае, моя собака Грета обнюхивала меня по возвращении домой с работы не более, как если бы я вернулась из гостей, где общалась с незнакомой ей собакой.

Но однажды мне удалось напугать дворняжек на стройке, через которую я регулярно проходила. Одна из них подбежала ко мне и внимательно обнюхала мои ноги. После чего «ойкнула» и мгновенно залезла в подсобку. Весть о страшном запахе мгновенно распространилась среди четвероногих обитателей стройки. После этого случая при виде меня они молча прятались кто куда, залезая, к изумлению рабочих, даже внутрь подсобок.