Программы - Русские Вопросы

Автор и ведущий Борис Парамонов

Белый мусор на свалке истории

Недавно на конференции в Лас Вегасе, посвященной теме "Русская культура на распутье", я встретился с профессором Дартмутского колледжа и известным поэтом Львом Лосевым, который, в свою очередь, недавно вернулся с подобной же конференции о русской культуре из Южной Кореи. Лев Владимирович рассказывал поразительные вещи об этой стране, и самое главное, что поразило, - это бум русистских исследований в этой стране. Он говорил, что Южной Корее действует сейчас сто восемнадцать кафедр, изучающих русский язык, русскую литературу, русскую культуру вообще. В то же время в Японии, например, русистские исследования вроде бы сокращаются (в Соединенных Штатах уже давно). Это парадоксальное явление, и у меня нет сейчас ему объяснений. Можно разве что предположить, что Южная Корея, будучи страной культурно несамостоятельной, ищет культурные ориентиры, не желая обращаться к опыту Японии (с которой у нее исторически сложились сложные отношения); что же касается Запада, Соединенных Штатов в частности, в качестве культурной парадигмы, то этот ориентир, пожалуй, слишком хорошо известен в нынешних странах Юго-Восточной Азии. То, что последнее слово западной цивилизации там воспринято, сомнению не подлежит; главное доказательство - экономический бум, имевший там место. Этого, видимо, показалось мало, да и с бумом нынче начались трудности.

Но эти соображения, только что мной высказанные, я не считаю к чему либо обязывающими - относительно самой Южной Кореи: это именно и только предположения. Интересней поставить вопрос шире, и, не гоняясь за конкретной точностью, требующей специальных знаний о Корее, Таиланде или Сингапуре, пуститься в открытое море философствования, тем отличающееся от прочих открытых морей, что прямой физической опасности для путешествующих оно не представляет. Я это говорю к тому, что у меня в руках - непосредственный опыт таких рассуждений. Л.В.Лосев встретился в Южной Корее с московским ученым Александром Панариным, который передал ему для меня текст своего выступления на этой конференции. Доклад его называется "Двуполушарная структура мира: смысл дихотомии Восток - Запад". Александр Сергеевич Панарин - человек, на которого я давно обратил внимание; посвятил ему две радиопередачи из этого цикла (сам он сказал Лосеву, что таких передач было шесть). Шесть не шесть, но третью делаю с удовольствием. Панарин - серьезный ученый, к тому же пишет он хорошо: глубоко и в то же время внятно. Он вроде бы считается политологом, но я бы поднял планку: назвал бы его скорее культурологом-историософом, размышляющим о предельно широких, буквально глобальных темах мировой культуры. С этими размышлениями я далеко не всегда согласен. Панарин - антизападник, но в более тонком, углубленном, обогащенном смысле, чем тот, который дает традиционная русская дихотомия западничества и славянофильства. Противопоставляя Западу Восток, он имеет в виду отнюдь не Россию, как славянофилы, а именно Восток в его целостности - как мир, в котором возможно выработать альтернативную западной модель культуры.

Главное мое ему возражение (думаю, что не только мое): а нужно ли такие альтернативы вырабатывать? Тут имеет место довольно забавное явление: на самом Западе давно уже и всерьез интересуются именно такими альтернативами, потенциально коренящимися в восточной традиции; да и основные мысли самого Панарина почерпнуты им из соответствующей западной литературы, чего он и не думает скрывать. В то же время Восток интересуется как раз Западом и видит в нем всяческие образцы для себя.

Но об этом поговорим позднее. Теперь же предоставим слово самому А.Панарину. Вот тезисные положения его доклада на конференции в Сеуле:

Победа Запада в холодной войне воспринята адептами либеральной идеологии едва ли не как конец Востока - как крушение последней преграды на пути окончательной вестернизации мира. Принимается, как само собой разумеющееся, что незападный мир должен освободиться от своей идентичности, целиком открыться внешнему влиянию, покончить с химерой национального суверенитета и государственности. Что же касается Запада, то он здесь выступает не как особый культурный мир наряду с другими мирами, - а как воплощенная общечеловечность, с такими нейтральными атрибутами, как всеобщая рациональность, общечеловеческий интерес, права человека и т.п. Словом, либеральная идеология ведет себя так, как будто не существует и в помине новых культурологических открытий, связанных с осознанием специфической культурно-цивилизационной обусловленности западного либерализма, сциентизма и экономикоцентризма. Новейшая культурологическая мысль давно уже пришла к выводу, противоположному просвещенскому натурализму: об уникальности феномена Запада, порожденного сочетанием редко встречающихся условий и факторов, носящих не долгосрочный, а краткосрочный характер.

Сразу же отмечу принципиальную неточность автора - собственно, им самим, так сказать, неосознанно опровергнутую: эта неточность - в отождествлении западной политики и, если угодно, либеральной идеологии как таковой с Западом вообще. Мы уже говорили об этом: та новейшая культурологическая мысль, на которую ссылается Панарин, настаивающая на уникальности, единичности, необобщаемости западного опыта, - она же на Западе и родилась, и Панарин, повторяю, прекрасно знает это. Не стоит западную историософскую мысль сводить к легковесной статье Фукуямы о конце истории. Запад отнюдь не монолитен в своем противостоянии Востоку: противостоянии не в смысле конфликта и борьбы, а соположения культурных принципов. Удар по так называемому европоцентризму, причем удар едва ли не окончательный, нанес еще Освальд Шпенглер своим "Закатом Европы", вышедшим в 1917 году.

Две основных черты западной модели культуры, делающей ее далекой от универсального совершенства и общечеловеческого значения, выделяет Панарин. Первая - это известный Прометеев комплекс Запада: представление о возможности для человека построить искусственный, техногенный Космос взамен природно-органического. Это идеология цивилизации как технологической экспансии, опасности которой описали еще в сороковых годах Адорно и Хоркхаймер. Панарин пишет об этом так: