Глава восьмая

СНОВА ГУМАНОИД

"- Ну конечно, ты вспомнила о том, что меня называли гуманоидом, когда о гуманоидах зашла речь, - с усмешкой сказал мне отец, как только я начистоту выложила ему все.

Он сидел в кресле, едва доставая ногами до пола, отвернувшись от чертежной доски и проницательно, но ласково глядя на меня.

Верила ли я в то, что мой отец действительно гуманоид и что во мне самой течет инопланетная кровь? Стараясь быть откровенной с самой собой, я должна признаться, что чуть-чуть, совсем немножко, но допускала это. Словом, такую возможность, выражаясь математическим языком, не считала равной нулю. Честное слово! И я сказала папе:

- Если ты гуманоид с другой планеты, то и я ведь сродни и тебе и другим гуманоидам, которых сейчас хотят обвинить в тяжких преступлениях.

- Дело не в этом, - сказал серьезно папа. - Давай рассудим, кому на Земле выгодны такие "инопланетные преступления", как гибель "Конкорда"?

- Думаю, тем, кого не устраивала деятельность нашего Города-лаборатории, скажем, оптовым торговцам зерном, теряющим барыши при поставке продовольствия голодающим районам мира.

- Не только, не только... Это верная экономическая подоплека. Но есть еще и другая - общеполитическая.

- Какая связь между научным экспериментом и политикой?

- Прямая. Город, где люди отдают все, на что способны, получая для себя все, в чем нуждаются, пугает апологетов капитализма. Они готовы кричать о пропаганде коммунизма под флагом ООН. Теперь взглянем на наши события.

- На приезд комиссии, на исчезновение "Конкорда"?

- Легко понять, кому выгодно скрыть подлинные выводы комиссии. Если они отрицательны для Города-лаборатории, как утверждает Смит, то нет никакого смысла препятствовать их обнародованию. Но если они были положительными и почему-то их предварительно не передали по радио, то исчезновение членов комиссии позволило господину Смиту выступить как единственному свидетелю, который присутствовал на заключительном заседании комиссии. И он утверждает прямо противоположное тому, что устно передал Николаю Алексеевичу лорд Литльспринг.

- Значит, Смит?

- Конечно, именно господин Смит представляет и отстаивает интересы врагов Города-лаборатории. И ради этого задержался, не полетел, хотя на первый взгляд ему выгоднее скорее оказаться в Америке. Спрашивается, почему?

- Он отгородился дурной славой Бермудского треугольника, в районе которого исчез самолет, "преступлениями" гуманоидов.

- Твоя задача не только реабилитировать воображаемых гуманоидов, но и разоблачить землян, отнюдь не воображаемых, по указке которых действовал Смит. "Иван Ефремов" еще не отплыл. Полезно поговорить с самим Смитом, припереть его к стене. Возможно, вскроется прямая диверсия.

Я уже знала, что должна делать. И через некоторое время была на борту лайнера.

Смита я нашла в баре "Тени минувшего", где он наверстывал упущенное за время пребывания в Городе Надежды и уже изрядно нагрузился. Быть может, этим объясняется его наглый тон, каким со мной он прежде не говорил. Или он уже считал себя недосягаемым? Преодолев отвращение, я обратилась к нему:

- Мистер Смит, я не успела узнать у вас, почему вы сочли нужным отправить на самолете багаж, не собираясь лететь?

- О мэм! Пустое! Не налить ли вам рюмочку? Женщинам с вашей наружностью очень идет, когда они сидят с рюмкой в руке.

- Позвольте мне заменить ее ручкой, которой я запишу ваши показания.

- Показания? Прикажете рассматривать нашу беседу как допрос? Вы забываете, что я уже в международных водах на борту зафрахтованного международной организацией корабля!

- Вы давно на международной территории. Но вам полезно вспомнить, что вы на борту советского корабля.

- Ага! Уже договорились с экипажем о попрании прав свободного журналиста? А международные соглашения? Я буду протестовать!

- Но почему вам не ответить на такой простой вопрос? Ведь я отвечала на все ваши вопросы, когда встречала вас.

- Пожалуйста, я отвечу. Я джентльмен. Но отвечу не "следователю", а лично вам, мэм, в знак моего к вам расположения. Особого расположения, мэм! С вами я сам не свой! Эх, будь мы в другое время, в другом месте! Но теперь... прошу вспомнить, что мне удалось доказать вам, что я вовсе не трус. Мне это очень важно!..

- Вернемся к чемодану.

- Да, мэм, я отправил чемодан. Но это было уловкой.

- Уловкой?

- Какой же вы детектив, мэм, если не делаете вывода, что при виде моего чемодана улетающие успокоились. Время шло, "Конкорд" уже нельзя было больше задерживать. На это я рассчитывал.

- Вот теперь ваши мотивы ясны. С кем же вы отправили свой чемодан?

- А! - махнул рукой Смит, выпивая залпом двойную порцию виски и сползая с высокого табурета. - С первым встречным. Ведь охотников получить наличные деньги, которых нет в обороте в вашем ледяном коммунистическом царстве, куда больше, чем вы воображаете.

- И все-таки. Как выглядел этот любитель наличности?

- Откуда я знаю? Я не заметил в нем никаких особенностей.

- Но диспетчер аэродрома заметил.

- Какая нелепица, господин прелестный сыщик! Какой судья поверит вам, если учтет, что диспетчер не может отлучиться от пульта, находящегося на большом расстоянии от самолета.

- Дело в том, что диспетчер был молодым парнем, плененным красотой Шали Чагаранджи, а она, ожидая вас, в волнении ходила около самолета. Диспетчер же любовался ею в бинокль.

- Даже это установили? Поздравляю.

- Не только это, но и то, что Шали Чагаранджи обрадовалась, увидев посыльного с чемоданом, а диспетчер рассмотрел и его.

- И что же? - с наглой улыбкой спросил Смит.

- Диспетчер увидел, что толстяк хромал и у него был подбит глаз. Так кто это был?

- Оставьте меня в покое, господин частный детектив! Я не обязан знать, кто дерется в вашем прославленном подледном раю и ставит друг другу фонари под глазами.

- Мне вполне достаточно этого вашего подтверждения, - сухо закончила я.

- Я ничего не говорил вам, ничего не показывал! - заволновался Смит.

- Ничего, кроме того, что записано моим магнитофоном.

- Вы не предупредили меня об этом!