Он сгорбился, отошел от нее на несколько шагов, собираясь уйти, но не смог на это решиться и вернулся назад.

Валентина заметила слезы на его глазах. Горе этого несчастного, казалось, взволновало ее на мгновение, она не повторила своего приказа.

Морис Юбер сказал:

– Я с ума схожу от ревности. Я вас ревную, ревную ко всем, кто вас окружает, кто может приблизиться к вам.

– И к моему мужу тоже? – зло спросила она.

Лицо доктора исказила судорога. Юбер, казалось, очень страдал от этой иронии. Он ответил:

– К вашему мужу тоже… но и к другим. Послушайте, Валентина, что я вам должен сказать, и успокойте меня наконец… Я считал, что видел… да, я видел: в этот вечер во время обеда вы были взволнованы мелодией, исполняемой цыганами. Вы держали в руке клочок бумаги… записку… которую вам передали… Скажите мне… это правда?

Валентина на мгновение смутилась, но ее лицо сразу же приняло выражение холодного достоинства и абсолютного равнодушия.

– Записку, мне?.. – спросила она.

Затем, предугадывая ход событий, она продолжала с надменным видом:

– Достаточно, Морис… Мне кажется, вы устраиваете мне допрос. И по какому праву, я вас спрашиваю?

– По праву любящего вас человека, – отвечал он.

– Разве я вам давала повод? – спросила его Валентина.

По мере продолжения разговора, Юбер, казалось, все более и более старался не унывать.

– Может быть! – произнес он. Уже давно я вам говорю о своей любви. И вы меня не останавливали, вы меня почти поощряли… Если бы вы меня не любили, вы бы не поступали таким образом…

– Довольно, – категорично приказала молодая женщина. – Я никому не позволю ни обсуждать мое поведение, ни становиться судьей моих поступков. Я уже сказала вам, Морис, и повторяю: уходите, уходите немедленно.

Доктор отступил, достиг окна и снова спросил:

– Валентина, вы любите другого? Возможно ли это?.. Валентина, отвечайте мне, вы меня обманываете?..

Ответом ему был только взрыв смеха, пронзительный и нервозный. Молодая женщина, однако, добавила:

– Обманывать вас! Но кто вы мне будете: муж или любовник?

Крик боли, страстная жалоба – имя Валентины, повторенное неоднократно, – раздавались несколько мгновений в ярко освященной комнате.

Отчаявшись, не смея далее продолжать разговор, доктор Юбер вернулся к открытому окну.

Он исчез в темноте, спрыгнув в сад и углубившись в парк.

Некоторое время Валентина оставалась посредине комнаты бледная и неподвижная. Когда же шум в саду затих, она подошла ко все еще открытому окну, потянула за ставни и прочно закрепила их.

– Бедный Юбер! – прошептала она. – Как он меня любит! Мне было мучительно трудно так разговаривать с ним!

Молодая женщина остановилась на мгновение… Затем продолжала вполголоса:

– Я не могу не признаться себе, действительно, я испытываю к нему симпатию, даже большую симпатию.

И добавила с нервным смешком:

– Но он так объясняется в любви, как будто перенесся в другую эпоху. Еще немного – и я бы подумала, что он хочет меня похитить согласно обычаю рыцарей былых времен, когда они похищали своих возлюбленных из окна башни с помощью веревочной лестницы.

Она шутила, чтобы отвлечь себя от дум. Если бы кто-нибудь, даже не слишком проницательный, увидел ее в этот момент, он догадался бы, что ее веселье, задор наигранны. Валентина на самом деле очень разволновалась. Порывистость ее движений подтверждала это.

Молодая женщина подошла к зеркалу, долго рассматривала свое отражение и, казалось, ужаснулась, увидев себя.

Она была бледна, под глазами образовались круги, расширенные зрачки сверкали необычным блеском. Она тяжело дышала и, приложив машинально руку к груди, почувствовала, как стремительно билось ее сердце.

– Неужели я так волнуюсь? – прошептала она.

И, сраженная усталостью, с которой уже давно боролась, она призналась сама себе:

– Да, я взволнована, обеспокоена, смертельно встревожена… но и просто сгораю от любопытства.

И вдруг, как будто воскресив в памяти виденный ранее сон, подняв глаза к небу, она спросила:

– Кто он? Что он хочет от меня?.. Чего добивается от меня?.. Что означает эта странная и загадочная манера его поведения?.. Почему всегда звучит этот мотив под названием «Страстно», исполняемый различными музыкантами, который должен меня волновать… И он действительно волнует меня. Кто же, однако?.. Что все это значит?

Рассуждая таким образом и произнося шепотом эти странные слова, смысл которых едва понимала она сама, Валентина вновь машинально подошла к окну, чтобы убедиться, что оно закрыто, и дверь тоже заперта на задвижку, и никто не сможет войти к ней, никто не будет подглядывать снаружи.

Убедившись, что она отгородилась от всего мира, молодая женщина взяла дамскую сумочку и вынула оттуда скомканную записку.

Несколько мгновений она держала ее в руках.

Она прошептала задумчиво:

– От влюбленных ничего не скроешь. Юбер видел, как я взяла записку.

Молодая женщина еще колебалась, боролась с желанием прочесть эту загадочную записку, найденную под листом промасленной бумаги, в которую в ресторане «Лукулл», как и во всех элегантных ресторанах, было принято заворачивать хлебцы.

Башенные часы пробили два часа ночи. Валентина дрожала.

– Уже так поздно, – прошептала она.

И все-таки, казалось, она и не думала ложиться спать. Она неподвижно стояла посредине комнаты с зажатой в руке запиской.

– Нужно, однако, чтобы я узнала…

И приняв решение, она развернула листок, подошла к электрической лампе и стала читать.

В записке были указаны только дата, время и адрес.

Долго после этого Валентина оставалась озабоченной.

– Пойду ли я? – спрашивала она себя и, подавляя в себе любопытство, объявила:

– Я не пойду…

Но спустя несколько минут она передумала и сказала:

– Может быть, и пойду. Было бы смешно не узнать…

Но ее гордый и высокомерный характер взял верх:

– Терпеть не могу приказов! Я ни за что не пойду туда…

В три часа утра, растерянная и так и не принявшая решения, она легла в постель.

Предварительно над пламенем свечи она сожгла таинственную записку, запомнив ее содержание.

Затем она погасила электрический свет. Абсолютная темнота окутала комнату. Валентина попыталась заснуть, но не смогла.

И только на ранней заре она заснула.

Последние мысли, пронесшиеся в ее голове, отражали ее колебания, озабоченность:

– Пойти? Не пойти?..

Дрожь пробежала по ее телу…

В какое-то мгновение ее губы прошептали:

– Я боюсь… прошлое… что, если… нет, я сумасшедшая!

У Валентины де Леско была какая-то тайна.

Что это была за тайна?

В сотый раз она повторяла:

– Пойти?.. Не пойти?..

– Скажите, пожалуйста, мсье, в какой стороне находится улица Жирардон?

– Улица Жирардон, мадам? Сию минуту…

Постовой, несущий дежурство на углу бульваров и улицы Лепик, поискал в кармане своего мундира маленький справочник по улицам города, который ему выдали в префектуре.

В то же время он окинул восхищенным взглядом тонкий силуэт женщины, обратившейся к нему с вопросом.

По всей вероятности, женщина была еще совсем молодой, и, хотя ее лицо скрывалось за достаточно плотной вуалеткой каштанового цвета с большими цветными узорами, нетрудно было догадаться, что она очень хорошенькая. От нее исходило какое-то тайное очарование, захватывающее и волнующее.

Высокая, тонкая, очень элегантная дама ожидала ответа с несколько высокомерным и слегка равнодушным видом.

Постовой, придерживаясь буквы закона и хвастаясь, что хорошо знает Монмартр, большим пальцем руки листал справочник:

– Жа, Же, Жи… Да, вот нашел!.. Улица Жирардон, мадам, начинается от улицы Коленкур и кончается улицей Лепик.

Ответ был точным, но незнакомка казалась несколько смущенной:

– А улица Лепик, мсье, где она?