Послышался голос Аи-не-ны, тихий хриплый шепот. Она говорила на английском, в котором слышалось далекое эхо языка, угасшего задолго до бронзового века.
– В чем причина вашей распри, Грандрит?
Я был удивлен, что она не знает. Она должна была бы быть осведомлена об этом гораздо лучше меня, так как наверняка прекрасно знала все, что касалось Калибана. И вдруг у меня возникла мысль, не были ли случаем Девять ответственны, хотя бы частично, за то извращение, которое проявилось у Дока и меня.
Глашатай громогласно повторил вопрос Аи-не-ны, и слова его отразились от далеких стен грота и вернулись назад, будто невидимые летучие мыши.
– Калибан напал на меня без какого-либо повода с моей стороны, – ответил я.
Углом глаза я заметил, как бронзовый силуэт сбоку от меня слегка вздрогнул.
– Это правда, Калибан?
Глашатай выкрикнул эти слова во всю мощь своих легких.
– Нет. Он лжет.
Глашатай, будто гигантский мегафон, повторил:
– НЕТ! ОН ЛЖЕТ!
Эта крикливая разновидность речитатива и эхо, постоянно возвращающееся незримыми летучими мышами, начинали серьезно действовать мне на нервы. Я чувствовал, что сейчас взорвусь и потеряю над собой всякий контроль. В обычное время такие вещи не произвели бы на меня ни малейшего впечатления. Но все объединилось, чтобы сделать меня ненормально восприимчивым: необычный ход церемонии, обещающий иметь неожиданное продолжение, и не исключено, что весьма неприятное для меня; иррациональная ненависть Калибана; мое нетерпеливое желание убить его и устранить с моего пути, а затем как можно быстрее вернуться в Англию и поспешить на помощь Клио.
Аи-не-на спросила:
– Почему вы напали на него, Калибан?
– Он изнасиловал и затем убил мою кузину, Триш Вайлд.
– Вы знаете это из верных источников?
– Триш была в окрестностях границы между Кенией и Угандой, в составе ботанической экспедиции. Однажды ночью какой-то голый человек вторгся в их лагерь, оглушил Триш и унес ее. Некоторые из местных жителей узнали в нем лорда Грандрита. Члены экспедиции бросились в погоню, но быстро потеряли его следы. Но вскоре они натолкнулись еще на двух местных аборигенов, которые сказали, что присутствовали при насилии Грандрита над моей кузиной.
Его голос едва вздрогнул при последних словах, и после некоторого молчания послышался звук, похожий на сдерживаемое рыдание.
– Поскольку они появились в самый неподходящий момент, – продолжил Док, – он прервал свое занятие, забросил Триш на плечи и исчез в джунглях. Триш – высокого роста, сильная женщина и весит не менее семидесяти пяти килограммов. Кто другой мог еще так легко справиться с ней и носить на себе? Затем, двумя днями позже, коллеги Триш нашли… ее останки… гиены и стервятники…
Раздался глубокий вздох, хотя его лицо оставалось спокойным и бесстрастным, как у статуи.
– Можно ли было по этим останкам уверенно установить, кому они принадлежали?
– Коллеги Триш нашли только скелет. Череп исчез. Скелет принадлежал белой женщине в возрасте Триш, то есть ей было: лет двадцать пять – тридцать. Ее реальный возраст равнялся шестидесяти годам.
– Череп был найден?
– Нет, скорее всего, его унесла какая-нибудь гиена или леопард.
– Что вы знаете о Грандрите? – спросила Аи-не-на.
– Вплоть до 1948 года я думал, что это всего лишь персонаж, полностью придуманный писателем, герой приключенческих романов, выдумка чистой воды. Но в том году, чисто случайно, я узнал, что в большинстве своем действия этих романов основывались на действительных событиях. Я заинтересовался и поручил своим людям провести тщательное расследование. В результате чего получил много данных, неопровержимо доказывающих, что Грандрит был одним из нас.
Здесь я был вынужден прервать свое дальнейшее расследование, так как другие, более важные дела потребовали всего моего внимания.
– Ну да, ваши опыты по трансплантации мозга… – прошептала Аи-не-на.
Она неприятно улыбнулась и выпрямила два пальца левой руки, давая знак Глашатаю, чтобы тот не повторял за ней то, что она собиралась сказать дальше.
– За последнее время мы много чего узнали на ваш счет, Калибан. Мы подозреваем, что вы пытаетесь сами воссоздать эликсир. Ваши усилия пока не увенчались успехом. И у нас есть все основания подозревать, что ваши исследования в этой области не приведут вас ни к какому результату. Но это все равно нам не нравится. Мы никогда не запрещали нашим служителям пытаться создать их собственный эликсир. Скажу больше, мы были бы разочарованы в вас, если бы вы не попытались этого сделать. Но главное не это. Ваше расследование показало вам и, я уверена, вы не забыли этого, что Грандрит во многом очень похож на вас. Вы наверняка два самых великих атлета, которые когда-либо рождались в этом мире в течение нескольких последних тысячелетий. Кто из вас сильнее, лучше, достойнее? Это нам еще предстоит узнать. Даже ваши лица похожи, хотя различная окраска вашей кожи уменьшает ваше подобие.
Редко случается, чтобы кто-либо из Девяти говорил публично так долго. Я подумал о том, куда она хотела привести нас в своих рассуждениях, но поостерегся раньше времени открыть рот.
Аи-не-на наклонилась вперед, протянула к нам свои высохшие руки, покрытые густой сетью набухших вен, и приказала: «Приблизьтесь!»
Зная, что от нас требуется, мы сделали несколько шагов, пока не коснулись края стола бедрами. Мошонка и все остальное легли на поверхность стола. К тому времени я уже согрелся, но когда Аи-не-на взяла мои тестикулы в свою ладонь, я почувствовал, как внутри меня все вновь заледенело. Ее кровь текла так медленно, что невольно наводила на мысль, что ей не так уж долго осталось жить.
Я не шевельнулся, хотя прекрасно знал, что за этим последует.
Потом я понял, что в этот раз все идет совершенно отлично от обычной процедуры. Так как было совершенно ясно, что она не может воспользоваться своим кремневым ножом, потому что ее вторая рука была занята мошонкой Калибана.
Она приподняла руками обе наши мошонки, сравнивая их вес, будто какие-нибудь овощи на рынке, и сказала:
– Как они благородны. Живые и горячие. Сколько…
Ее голос затух. Аи-не-на подняла на нас глаза и улыбнулась. Рот ее был полон темных, почти черных от старости зубов. Кроме того, она, вероятно, продолжала жевать или табак, или еще какую-нибудь траву. Что это был не бетель, я был уверен, но не мог точно определить запах, исходящий от нее. Я подозревал, что она сохранила обычай своего народа, который когда-то жевал растение, давно исчезнувшее с лица земли, за исключением нескольких тайных садов, очень секретных и хорошо охраняемых.
– Сегодня, – сказала она, – вы не принесете в жертву моему ножу часть вашей плоти. Вы разделите с нами еду, что прибавит вам сил перед вашим соревнованием. Но в следующий раз, когда мы соберемся для обеда, лишь один из вас будет сидеть с нами за этим столом… или за другим.
Судя по всему, разбор жалоб и причин нашей ссоры был закончен. Девять обычно мало беспокоило, кто был не прав и кто был пострадавшим. Вполне вероятно, что для них понятие правоты или не правоты было совершенно абстрактным и существующим лишь в человеческом сознании. Я говорю это, поскольку уверен, что они не считают себя частью человечества. Они, вероятнее всего, давно уже отождествляют себя с богами, пусть и смертными. Но какой человек, прожив так долго и будучи наделен столь огромной властью, не стал бы думать о себе, в конце концов, как о боге?
А я, если буду принят в число Девяти, неужели и я приду к тому, что начну думать так же?
Я мало участвую в обычной жизни людей или, если и принимаю участие, то издалека, стараясь делать это незаметно. Но все же у меня остаются общие с ними интересы. Сверхчеловеческая часть моего "я" не подавляет полностью мою истинно человеческую суть. Я испытываю к людям, по крайней мере, к нескольким из них, некоторую симпатию. У меня не было никакого желания стать еще дальше от них, потому что я знал, что значит видеть, как на твоих глазах исчезает еще один вид, с которым ты чувствуешь самое близкое сродство: насколько мне было известно, в мире сейчас остался всего лишь один антропоид. Правда, они никогда и не были слишком многочисленными.