— Не может быть… Зачем? — пролепетала Эмили так тихо, что Тони скорее прочитал по ее губам, чем расслышал невнятный шепот.

Он равнодушно наблюдал за ее смятением, всем своим видом демонстрируя, что лишь крайние обстоятельства вынуждают его находиться в обществе презираемой им женщины.

— Гарри женат, — отчеканил Тони. — Он приезжает по делам и заодно хочет устроить себе импровизированные каникулы.

Жена и дети будут его сопровождать, Долли мечтает увидеть родину мужа.

Дети… У Гарри есть дети… На мгновение Эмили показалось, что она вот-вот рухнет как подкошенная — слишком жестокий удар наносит ей судьба. Колоссальным усилием воли подавила она подступившие к горлу рыдания. Но и Тони изменился в лице: напускного равнодушия как не бывало.

— Я знал это, черт подери! — Его глаза сверкали, он сжал кулаки так, что костяшки пальцев побелели. — Ты по-прежнему хочешь и любишь моего брата!

Прилив дикой злобы затопил снедавший Эмили на протяжении долгих четырнадцати лет страх перед этим человеком. На Тони напала безрассудная слепота, а расплачивалась за чужую ошибку она, Эмили Ормонд. Но той несмышленой девочки больше нет, перед ним не заблудшая овечка, а взрослая женщина. Настала пора поменяться ролями. Хватит отмалчиваться, теперь ее черед диктовать условия.

Она сию же секунду развенчает миф о добропорядочном, якобы безвинно пострадавшем кузене Гарри, и пусть Тони только попробует усомниться в ее правоте!

— Люблю?! Да я вспоминаю этого подонка с ужасом и отвращением, я его презираю и ненавижу, всегда ненавидела!

Эмили дрожала всем телом. Внутренний голос настойчиво нашептывал ей: будь сдержанней, сейчас не подходящий момент закатывать истерику, но напрасно. Забылись данные себе зароки, страсти, что дремали в Эмили, заглушаемые, подавляемые многолетними нечеловеческими усилиями, только и ждали малого толчка и вот — прорвались наружу.

Несправедливость брошенного ей упрека привела Эмили в исступление, она сама поразилась — что это на нее нашло? Так легко поступиться своими принципами! Но она обязана расквитаться е тем, кто ее унизил, и опровергнуть возмутительную клевету.

— Как могу я любить Гарри после всего, что он сделал? Воспользовался мной для удовлетворения своей похоти и выкинул, точно грязную тряпку. И ты тоже хорош, поверил наветам негодного мальчишки! Вы оба исковеркали мне жизнь, но даже не в состоянии это понять. Самовлюбленные, бессердечные ничтожества — вот вы кто! Меня тошнит только от одной фамилии Богарт!

Ее крик оборвался на самой высокой ноте, и неудержимые, обжигающие слезы хлынули потоком. Словно в тумане маячило перед ней суровое лицо Тони. Кажется, внезапная вспышка негодования потрясла его сильнее, чем можно было предположить.

— Гарри… воспользовался тобой?.. — отрывисто спросил он.

У Эмили перехватило дыхание, точно ее наотмашь хлестнули по щеке. Он не поверил! Даже сейчас, даже в эту минуту!

Эмили подняла на него оскорбленный, полный гнева взгляд, и Тони изумился: эти чудные глаза не потускнели от слез, наоборот, блестят еще ярче. Он смотрел на Эмили, пытаясь постичь внезапно произошедшую в ней перемену.

— Не хочешь ли ты сказать, что Гарри тебя изнасиловал? — хмуро осведомился Тони. — Потому что если это правда…

У Эмили подкашивались ноги. Чтобы не упасть, она уцепилась за деревянный столб, подпирающий навес веранды. Тони разглядывает ее в упор, совсем как той страшной ночью четырнадцать лет назад. Давнишняя история повторяется, не так ли? Он явился сюда вершить суд, предъявлять ультиматумы, угрожать. Не хватает лишь третьего персонажа пьесы, но это поправимо, Гарри уже в пути.

Эмили сделала глубокий вздох, собирая остатки мужества перед решающей схваткой.

— Если это правда, тогда что? — с горечью выпалила она. — Ты посадишь Гарри на скамью подсудимых и дашь свидетельские показания в мою пользу? — Она немного заикалась от волнения, но изо всех сил старалась придать голосу твердость. — Допустим, Гарри не нанес мне телесных повреждений… Ведь с твоей точки зрения, это обязательные атрибуты изнасилования…

— Ты была пьяна до бесчувствия, насколько мне помнится, — сквозь зубы процедил Тони.

Он побелел, в глазах его бушевал огонь. Ага, значит, ты не сумел до конца подавить в себе способность сочувствовать, злорадно подумала Эмили. Ты, как и я, загоняешь сострадание в дальний утолок сознания, точно побитого пса.

Эмили несколько воспрянула духом — по-видимому, ее противник не так уж неуязвим. Теперь ясно: они на равных, и пусть себе устрашающе вращает глазами, его здесь никто не боится. Она расправила плечи, гордо вскинула голову и с вызовом ответила:

— Да! Иначе и быть не могло, ведь в вино подмешали какую-то гадость. С определенными намерениями, разумеется. Мои так называемые друзья, предводительствуемые твоим любезным кузеном. — На ее губах появилась страдальческая улыбка. — Он, видите ли, решил, что самое время обучить меня сексуальным играм. Так что вы правы, Ваша честь, я была пьяна и почти полностью отключилась… Но кое-что я все же соображала.

Она поежилась под его пристальным взглядом, но глаз не отвела.

— Значит, они как следует позаботились, чтобы ты не смогла оказать сопротивление? — Тони на мгновение призадумался. — Если Гарри, как ты утверждаешь, насильно овладел тобой, какого дьявола ты так долго молчала и не обратилась за помощью?

— К кому? — Ее глаза недобро блеснули, лицо исказила гримаса. — Ты преподал мне ценный урок, таково же было бы и отношение ко мне даже со стороны самых близких людей. Все, о чем я мечтала, — поскорее забыть, вычеркнуть этот эпизод из памяти. Ты пришел предупредить меня держаться подальше от Гарри, верно? Так вот, тебе совершенно не о чем беспокоиться. Я бы многое отдала, лишь бы никогда больше не видеть его.

Эмили услышала тяжкий, сдавленный вздох, а может, ей померещилось? Она почувствовала себя опустошенной, весь ее запал иссяк, словно потух извергавшийся в ней вулкан. Гроза миновала. Она уселась в кресло-качалку и принялась раскачиваться, уставившись в одну точку. И с чего она так разбушевалась?

Что толку откровенничать с Тони Богартом — как об стенку горох. В сущности Эмили ровным счетом ничего не достигла, Тони остался при своем мнении, разве что слегка озадачен. Но, нравится ему это или нет, а правду он услышал. И впервые за многие годы у Эмили стало по-настоящему легко на душе.

— Если ты сказала правду…

Если! Ее глаза опять ненавидяще вспыхнули. Она медленно привстала с кресла.

— Если?!! Ты же был там, сам все видел! Впрочем, на твоем месте я бы тоже поостереглась и не поверила лживой маленькой дряни, соблазнившей невинного пай-мальчика Гарри Богарта.

— Перестань, Эмили, не говори так! Прошу тебя, не надо!

Мольба в его голосе потрясла Эмили.

— Это уже не имеет значения, — сухо сказала она. — Дело прошлое…

— И такое давнее, что ты, конечно, позабыла о нем?

Эмили притворилась, что не замечает сарказма, и ровным тоном ответила:

— Правильно. Как бы тебе подоходчивее объяснить: я наконец-то отмылась от этой грязи, начала новую жизнь. Поиграли — и хватит. Вы с Гарри для меня больше не существуете.

— Как не пойдешь? Это еще что за фокусы? Не забывай, Ховарды — старинные друзья наших родителей, — назидательно сказала Нэнси.

Эмили мысленно сосчитала до десяти — только бы не брякнуть лишнего. Беременность Нэнси, словно кара Господня, обрушилась на головы домочадцев: будущая мамаша помыкала супругом, детьми и сестрой как ей вздумается, ни шагу не давая ступить без доклада. Лишь бесконечное терпение и изворотливость помогали Эмили скрывать, как все в ней бунтует против подобных диктаторских замашек. Втайне она подозревала, что вошла во вкус после визита Тони — словно в калейдоскопе, в ее уме, сменяя друг друга, стали складываться новые представления о жизни. Эмили сделала открытие — гораздо легче выложить накипевшее, чем осторожничать сверх меры и затыкать себе рот.